Какие сигналы посылает Кремль

Целый ряд событий заставляет говорить об изменениях в тональности и акцентах российского руководства по поводу собственной внешней политики. На прошедшем в Сочи форуме дискуссионного клуба «Валдай» президент Владимир Путин послал сразу несколько сигналов западным партнерам, в первую очередь американским. Визуальным фоном этого выступления служила зловещая картинка на обложке очередного номера британского журнала The Economist с силуэтом Путина, в глазах которого светятся красные бомбардировщики. Невольно отвечая и на этот выпад, президент России попытался предложить миру иной образ самого себя.

Не «царь»

Прежде всего, реагируя на доброжелательно-провокационный ход модератора, Владимир Путин согласился, что желал бы себе самому благополучно выйти на пенсию, «когда время придет». Тот факт, что модератором дискуссии с российским лидером был приглашен Тимоти Колтон (среди его гарвардских студентов есть знаковые фигуры российской либеральной оппозиционной журналистики), сам по себе примечателен. Но главный смысл шутки с пенсией, конечно, в том, что господин Путин — никакой не новый «царь всея Руси», а нормальный современный человек, только и желающий возвращения отношений с бывшими друзьями, которые теперь видят в нем чуть ли не главное мировое зло.

Декларировав собственную адекватность и рациональность, хозяин Кремля подкрепил это несколькими знаковыми тезисами. Во-первых, он сообщил, что знаком с выкладками не только своих, но и американских аналитиков, и поэтому не может отрицать очевидного. Совокупное могущество США и их союзников многократно превосходит силы сегодняшней России, так что «даже смешно» говорить о возможности агрессии с ее стороны. Применительно к отношениям Москвы и западного сообщества речь может вестись лишь о праве более слабого на собственный суверенитет и национальные интересы, которые не должны попираться слишком явно в условиях безусловно сохраняющейся гегемонии.

Во-вторых, Владимир Путин подтвердил старую, сформулированную еще в годы биполярного мира приверженность Москвы идее недопустимости ядерного конфликта. Пожалуй, это единственный случай, когда возвращение к риторическим оборотам холодной войны можно только приветствовать. Возвращаясь к подобной позиции, Россия демонстрирует свою силу куда больше, нежели разговаривая языком угроз. То, что мы все еще не Северная Корея, миру и так известно, но лишнее подтверждение тому из уст российского президента в сложившейся ситуации выглядит совсем не лишним.

Наконец, в-третьих, Владимир Путин, пусть и с оговорками, высказал сожаление по поводу жертв Алеппо. Апология Путина при этом мало чем отличается от линии защиты любого политика: мы выбираем наименьшее зло, борясь с международным терроризмом, и любой на нашем месте действует так же, что в Ираке, что в Афганистане. С этой апологией можно спорить, но важно, что и в данном случае российский лидер не пытается выступать с какой-то особенной, отличной от общепринятой ценностной позиции, в которой добро и зло нарочито поменялись местами.

Путинская критика политики Запада строится, по сути, в неомарксистских терминах осуждения международной финансовой олигархии, осуществляющей глобализацию исключительно по своим правилам и в своих интересах. Ровно с тех же позиций современный Запад критикует сам себя. Различные «критические» школы составляют едва ли не самое мощное течение в сегодняшних американских и европейских университетах. Рассуждая в оптике безусловной американской гегемонии, нельзя не обнаружить, что один из самых влиятельных в мире политиков-неомарксистов Берни Сандерс — важный союзник Хиллари Клинтон. Публичное отречение Путина от поддержки Трампа — лишнее свидетельство желания при самой опасной езде все-таки не пересекать двойную сплошную.

Бессилие слова

Все бы хорошо, если б не два обстоятельства. Во-первых, международная репутация президента России в последние годы понесла тяжелые потери, и ее трудно восстановить единственным заявлением. Во-вторых, западные партнеры не приучены доверять словам, предпочитая анализировать конкретные действия. Структура современного государства слишком сложна, чтобы ее можно было развернуть одним словом. Даже если это слово самого Путина. Пока президент говорит, подчиненные ему институты продолжают совершать действия, заданные в прежнем русле. Для восстановления диалога с Западом рано или поздно потребуется большая прозрачность выработки и принятия решений внутри политической системы. В свое время именно это не в последнюю очередь подтолкнуло Горбачева к демократизации политической жизни в СССР.

Нынешняя российская элита стремится избежать повторения опыта перестройки, особенно ее финала. Но и отрицать важнейшие перестроечные результаты тоже невозможно. Как, например, трудно отменить право театральной элиты не зависеть от государственной цензуры и суждений байкеров. Подождем, однако, дела.