Глава Минприроды — РБК: «У нас нет предвзятого отношения к «Норникелю»
Последствия аварии под Норильском
Обоснование рекордного штрафа для «Норникеля»
Про расследование о квартирах родственников главы Росприроднадзора и самолете «Норникеля»
Про критику мусорной реформы и ликвидацию свалок
Об отказе от мусоропроводов в жилых домах
Почему стоит ждать «взрывообразного» притока иностранных инвестиций в Россию
«Говорить о том, что МЧС исказило информацию об аварии, — это неправда»
— 29 мая под Норильском произошла серьезная авария на ТЭЦ-3, разлилось более 21 тыс. дизтоплива. Сохраняются ли риски попадания топлива в Карское море?
— Думаю, до Карского моря дело не дойдет. Больше вопросов было по озеру Пясино. Небольшие фрагменты, безусловно, туда попали, потому что течение [у реки Амбарной и ее притока Далдыкан, в которые попали нефтепродукты и которые впадают в озеро,] быстрое. Мы фиксировали превышение ПДК (предельно допустимой концентрации. — РБК) вредных веществ в озере, где-то пленка там есть. Но на рыбу это никак не повлияло. Я сам летал [на место аварии], посмотрел на все это безобразие, с коренными жителями общался.
Если бы обнаружение аварии было чуть пораньше, можно было успеть поставить боны поближе [к месту разлива]. В этом, конечно, серьезная проблема.
— Нет опасности, что из озера Пясино дизтопливо пойдет дальше?
— То, что на поверхности, однозначно мы откачаем, и это не проблема. Если фракция какая-либо выпадет на дно, то со дна, конечно, очень тяжело доставать. Но на дне мы пока ничего не фиксируем.
— Почему экстренные службы так поздно отреагировали на аварию?
— Cледственные органы должны разобраться, почему не была представлена информация в Единую дежурную диспетчерскую службу (ЕДДС) по факту того, что произошло. Разлив маленького количества топлива — это одно дело. Когда резервуар раскрыт на треть и из него вытекает топливо — совсем другое.
Почему не было сообщено о масштабе бедствия? Система ЕДДС давно отработана во всех муниципальных образованиях и даже в деревнях. Любое нарушение фиксируется в этом центре и передается по направлению Министерства чрезвычайных ситуаций. Каждое предприятие — неважно, это котельная или производство, — ежегодно подписывает регламенты по предоставлению такой информации [о чрезвычайных ситуациях]. Вопрос, почему инструкции не выполнялись [на ТЭЦ-3].
— До сих пор непонятно, это вина регионального управления МЧС или компании?
— Я считаю, что сыграл человеческий фактор — [вина] людей, которые находились непосредственно там (на предприятии «Норникеля». — РБК). Я не помню, чтобы хоть один раз за все время моей работы Единая диспетчерская служба исказила бы информацию о чрезвычайной ситуации. Говорить о том, что МЧС имело информацию об аварии, но не передало ее в том виде, в котором получило, — это неправда. При поступлении информации все фиксируется и записывается на аудионоситель, это больше автоматизированная работа. Но в службу не сообщили о масштабе катастрофы — очевидно, местные ребята хотели справиться своими силами. Только так можно эту задержку объяснить.
— Документально уже подтверждено, что региональное управление МЧС знало об инциденте и даже сообщило у себя на сайте про возгорание машины из-за разлива топлива на территории ТЭЦ-3.
— Да, сообщили про загорание машины. Но про масштаб бедствия стало известно только на третий день, до этого была тишина в эфире. Авария произошла на отдаленной территории. Если бы инцидент случился, не дай бог, в районе населенного пункта, где живет большое количество людей, об этом бы узнали через несколько секунд. Сегодня гаджеты позволяют сообщить об аварии моментально.
«Мы абсолютно убеждены в оценке ущерба в 148 млрд руб. и готовы ее доказывать в суде»
— Росприроднадзор оценил ущерб от этой аварии в рекордные 148 млрд руб. Как вы считаете, справедлива ли эта оценка? Представители «Норникеля» утверждают, что при расчете этой суммы был использован самый высокий коэффициент (пять из пяти), который применяется в случае очень длительного непринятия мер по ликвидации аварии, в то время как компания, как она утверждает, практически сразу начала спасательную операцию.
— Моя позиция очень простая. У нас есть служба под названием Росприроднадзор, которая живет по определенным нормативным документам и законам, там нет ни одного человека, который любит или не любит ту или иную компанию и вдруг решил подсчитать ущерб по какой-то непонятной формуле. Все формулы у нас прописаны, есть независимые эксперты, которые по этой формуле подсчитывают ущерб. Мы абсолютно убеждены в этой цифре и готовы ее доказывать. Если два дня не было информации [об аварии], я не знаю, какие они предприняли действия, чтобы такое количество топлива не попало в окружающую среду (а оно попало в почву и воду), и на какой коэффициент они рассчитывали.
То, что компании не нравится начисленная сумма ущерба, это тоже совершенно понятно, так происходит с любым штрафом. Любой человек, как и юридическое лицо, имеет право оспорить в суде предъявленный штраф.
— Должны ли из суммы штрафа вычитаться расходы компании на ликвидацию аварии?
— Президент Владимир Путин принял решение ввести режим ЧС на федеральном уровне, потому что компания своими физическими силами не решила бы задачу по локализации проблемы, которую создала из-за разлива дизтоплива. Нужно было поставить боны, отсечь топливо и не допустить его дальнейшего распространения в озеро Пясино и выхода в Карское море. Ранее мы никогда не проводили операцию такого масштаба на территории Российской Федерации на реках в условиях Крайнего Севера, где очень сложная доступность. Поэтому, конечно, на решение этой задачи кинули все силы и возможности, компания в том числе привлекла иностранных специалистов.
На мой взгляд, специалисты МЧС [с сотрудниками «Норникеля» и других привлеченных компаний] блестяще провели локализацию, взяли под контроль экологическую угрозу — это самое важное, когда происходит ЧС. Сколько это стоит? Это небольшие деньги для компании. Он (гендиректор и основной владелец «Норникеля» Владимир Потанин. — РБК) назвал сумму в 10 млрд руб. По мне, это многовато с учетом количества дней, ушедших на локализацию. Я просто убежден, что «Газпром нефть», «Транснефть» и все, кто участвовал в этом процессе, не собирались на этом нажиться. Просто случилась беда, надо было быстро реагировать.
Более того, я уверен, что доставку своих специалистов компании наверняка произвели за свой счет. Скажем так, небедные люди помогали небедным людям [локализовать последствия аварии]. Поэтому, когда мы говорим о сумме, которую насчитал Росприроднадзор, речь про нанесенный ущерб. Это деньги не на локализацию, с локализацией мы разобрались, и уже все понятно. Но еще неизвестно, сколько лет мы будем ликвидировать последствия аварии.
— Минфин внес поправки в Бюджетный кодекс, которые предполагают, что штрафы за экологический ущерб будут направляться не в региональный, а в федеральный бюджет. Как сделать так, чтобы эти средства в итоге доходили до региона?
— Не надо обижаться на Минфин, он отвечает за казну, за счет которой содержится армия, [обеспечиваются] наша безопасность, дети, обучение, здравоохранение и т.д. И, конечно, он хочет все собрать в одном месте, чтобы у него там все было. Я, как бывший губернатор [Ямало-Ненецкого автономного округа], прекрасно понимаю людей, которые отстаивают свою территорию. Но проблемы, с которыми мы столкнулись на территории Красноярского края из-за разлива дизтоплива на предприятии «Норильского никеля», глобальнее и больше.
Я далек, конечно, от мысли, что какой-либо субъект Российской Федерации мог бы в будущем использовать такой механизм (зачисление компенсации за экологический ущерб. — РБК) как источник пополнения регионального бюджета, но у нас разные случаи могут быть. Если средства от экологических штрафов, [попадая в региональный бюджет], будут уходить на другие нужды, где тогда мы будем брать средства на ликвидацию ущерба от вреда экологии? Поэтому федеральные власти должны взять эту проблематику под контроль, это нормально.
— Случай аварии под Норильском исключительный, но попадание топлива в почву, реки и другие водоемы не редкость в России. Сколько всего разливается топлива ежегодно?
— Разливов, конечно, случается много. Освоение Западной Сибири началось в 1950–1960-е годы. Чем старее трубопровод, тем больше риск разлива. А компании не очень хотят этим заниматься — реставрацией и заменой трубопроводов и другой инфраструктуры. В идеале [надо] сделать так, чтобы штрафы [за экологические нарушения] считались бы автоматически. Ведь мы начинаем привыкать к штрафам на дорогах, которые фиксируются камерами автоматически, и уже никто не пытается договориться с ГИБДД, потому что это невозможно.
— После аварии на ТЭЦ-3 Росприроднадзор с Ростехнадзором начали проверки арктических объектов. Выявлены ли уже какие-то случаи вреда природе и какие еще мероприятия нужны для того, чтобы предотвращать подобные аварии?
— То, что случилось в Норильске, запустило механизм проверки по другим компаниям, чтобы они подняли всю документацию и сами провели инвентаризацию своих опасных объектов. Это нормальный хозяйственный подход любого руководителя. Речь про хранилища топлива, газопроводы и любые топливопроводы — все, что связано с риском возникновения чрезвычайной ситуации, много используется метанола и химических реагентов.
У Росприроднадзора есть график проведения проверок, мы его утверждали. Но, насколько я знаю, компании уже сами обращаются в эту службу, просят проверить и подтвердить, все ли у них нормально. Просто величина ущерба, озвученная Росприроднадзором, конечно, не может не беспокоить любую компанию, неважно, она крупная, средняя или маленькая. Это огромная цифра, которая, на мой взгляд, неподъемна для многих, и все это прекрасно понимают.
Мы не сталкиваемся с риском таких аварий и проблемами на вновь созданных производствах в Арктике — платформе «Приразломная», заводе «Ямал СПГ», проекте «Ворота Арктики» и месторождении Бованенково. Это все современные производства, которые построены за последние десятилетия с повышенными экологическими требованиям. Компании тратили деньги на экологические вопросы, потому что в том числе у них иностранцы в уставном капитале и другая культура. А на те старые проекты, которые достались кому-то в процессе приватизации или по наследству, стоит обратить внимание уже давно.
Дмитрий Кобылкин родился в 1971 году в Астрахани, начинал карьеру в геофизическом объединении «Шельф» в Геленджике. В 1993 году уехал на Ямал, где с 1993 по 1996 год работал в нескольких геофизических компаниях. С октября 1996 по май 2001 года — в компании «Пурнефтегазгеология» (доля в ней была у главы НОВАТЭКа Леонида Михельсона), где вырос от директора по персоналу до первого заместителя гендиректора, в 2001 году назначен гендиректором «Ханчейнефтегаза». В 2002 году ушел на госслужбу — сначала первым заместителем главы администрации Пуровского района Ямало-Ненецкого автономного округа (2002–2005 годы), затем первым заместителем губернатора ЯНАО (2005–2007 годы). С 2010-го — губернатор ЯНАО, а в мае 2018 года назначен министром природных ресурсов и экологии.
«Самолет «Норникеля» вез в Норильск не только Радионову, но и специалистов компании»
— Глава Росприроднадзора Светлана Радионова предложила ввести экологический аудит для опасных объектов раз в пять лет. Как скоро можно начать такой аудит, что он должен в себя включать и кто его будет уполномочен проводить?
— Как бывший генеральный директор нефтегазовой компании я очень хорошо помню, как мы запускали к себе аудиторскую компанию, чтобы наша компания вышла на другой уровень. Ввод любой аудиторской структуры в итоге приводит к улучшению ситуации внутри компании. Да, наверное, на начальном этапе это какие-то затраты, но это того стоит.
Радионова имела в виду природоохранный аудит. Это тоже важно, потому что в результате такого аудита компания сэкономит средства на будущих штрафах.
— Правда ли, что именно вы рекомендовали Радионову на должность главы Росприроднадзора? Какими критериями вы руководствовались и как долго шло согласование? Многие уверены, что это мужская должность.
— Я люблю работать с профессионалами. У меня в команде много женщин. Даже когда работал губернатором, у меня заместителем была Ирина Соколова, которая когда-то была прорабом, то есть очень сильная женщина. Женщины на руководящих постах дадут фору многим мужикам.
Процедура согласования [на посту руководителя] всегда небыстрая, потому что силовые органы очень тщательно проверяют человека. Ведь на этой должности она имеет определенные допуски, категорию секретности и так далее.
— С главой Росприроднадзора связано несколько скандалов. Возможно, вы слышали про расследование о дорогих квартирах ее родственников? Потом появилась информация, что она летала в Норильск бортом «Норникеля». Проверяли ли вы эти сведения? Как вы считаете, контролирующие органы могут пользоваться самолетами компаний, которые сами инспектируют?
— При таких больших расстояниях и слабом транспортном сообщении, если человеку нужно срочно прилететь на место аварии, то он может воспользоваться самолетом компании, хотя это, наверное, не очень хорошо. Самолет «Норникеля» вез не только ее, но и специалистов компании. Мне тоже ставят в вину, что вертолет, на котором я прилетел в зону разлива, заказывал «Норникель». Но нет другой компании, которая может заказать туда вертолет.
Мы можем что угодно говорить, правильно это или нет. Но она здесь ни при чем, поверьте. Я ее очень сильно толкал в спину и сказал: «Светлана, лети, потому что я не смогу. У меня совещание, посвященное аварии на ТЭЦ-3, с президентом». Поэтому ей пришлось ночью улететь в Норильск.
По поводу активов родственников я еще раз могу сказать: ее очень тщательно проверяли, когда брали на работу. А то, что она пересекла дорогу очень многим людям, которые были связаны конкретно с этой ситуацией [с разливом топлива на ТЭЦ-3]... Я этого не исключаю. Нас часто клюют, в нас часто кидают камни.
— Как вы относитесь к углеродному налогу, который предложил взимать глава «Роснано» Анатолий Чубайс за превышение целевых показателей выбросов парниковых газов? Поможет он защитить российских экспортеров от необходимости платить аналогичный налог при поставках в ЕС?
— Экология и экономика, наверное, никогда не были так близко, как сегодня. Как регулировать упавший спрос на товары и энергоресурсы? Я думаю, что в этом контексте очень хорошо смотрится углеродный след. Зеленая, желтая и красная наклейки, которые будут получать компании (они будут указывать на уровень углеродного следа. — РБК), помогут для выбора более экологичных товаров. Нам надо быть полноценными игроками при формировании экологической повестки. У нас есть все для того, чтобы грамотно к этому вопросу подойти, подправить нормативно-правовые акты и сделать пользу, например, от дерева, посаженного в России, равной в части ликвидации углерода и выработки кислорода дереву, посаженному в Германии или США.
— Путин подписал новый указ о национальных целях развития России до 2030 года, который заменит предыдущий стратегический документ — майский указ 2018 года, рассчитанный на шесть лет и определявший задачи нацпроектов. Что это значит конкретно для нацпроекта «Экология»?
— Я знаю точно, что наш президент не собирается уходить от экологической повестки. Он понимает ее значимость и часто об этом говорит. Реализация текущих нацпроектов остается в силе до 2024 года, при этом экология выведена на новый стратегический уровень. Три направления в области экологии (создание устойчивой системы обращения с твердыми коммунальными отходами, снижение выбросов опасных загрязняющих веществ, ликвидация наиболее опасных объектов накопленного вреда окружающей среде и экологическое оздоровление водных объектов. — РБК) определены национальными целями, которых до этого не было, что демонстрирует их особую важность.
«Через семь–десять лет будем выглядеть как европейское государство, которое 50 лет назад начало работу с мусором»
— В июне генпрокурор Игорь Краснов заявил о «системных нарушениях» при реализации мусорной реформы в России. По его словам, в половине регионов есть нарушения по утилизации мусора, в каждом третьем регионе полигоны для хранения отходов не соответствуют экологическим и санитарным требованиям. Минприроды курирует эту реформу. Как можно исправить ситуацию? Кто должен отвечать за нарушения?
— Я очень благодарен прокуратуре за их активную позицию, потому что они, конечно, помогают нам в скорости реализации реформы. Но, как говорится, важно не загнать лошадь. Если мы навалимся на бедных региональных операторов, главное, чтобы их не осталось всего десять (сейчас в России работает около 180 региональных операторов по обращению с отходами. — РБК). Чем больше регоператоров в разных субъектах Российской Федерации, тем больше хороших практик, и тогда региональным властям есть среди кого выбирать.
То, что вдруг заметили свалки, не говорит о том, что их раньше не было. Они существовали, об этом говорил и президент, именно поэтому мы начали эту [мусорную] реформу. Главное, что мы создали институт регоператорства. Мы получили большое количество налогов за этот период времени (с 1 января 2019 года. — РБК) от операторов, и по большому счету государству теперь не нужно отвлекать деньги от здравоохранения или образования. Мы убеждены, что если средства будут реинвестироваться в эту же реформу, то мы уже через семь–десять лет будем выглядеть как европейское государство, которое 50 лет назад начало работу с мусором.
— В начале мая Минприроды сообщало о риске прекращения деятельности 28 региональных операторов. С тех пор операторам были выделены госсубсидии на 8,1 млрд руб. из-за неплатежей населения и бизнеса. Как изменилась ситуация?
— Ситуация постепенно выправляется. Мы же обещали работать открыто, ничего не скрываем. У меня в телефоне каждые 10–15 минут сыплется информация из каждого субъекта: где начала действовать какая-то наша программа, где горит свалка, где волонтеры вышли на очистку того или иного берега и т.д. Пока мы видим всю европейскую часть России, где формируется большое количество мусора. Наша задача состояла в том, чтобы первую сеть развивать именно здесь. За Уральский хребет, конечно, тоже надо двигаться, и мы постепенно это делаем.
— Удалось ли ликвидировать риск банкротства операторов?
— Я обзвонил 28 губернаторов, они все подтвердили мне, что, если вдруг такой риск возникнет, они местными бюджетами справятся. В течение месяца-двух мы выделим деньги из федерального бюджета, чтобы компенсировать затраты, которые они понесут. Раньше не каждый губернатор вообще хотел этой проблематикой заниматься, они считали, что компании, занимающиеся отходами, живут «серой» жизнью. А теперь они увидели, что это белая зарегистрированная структура, выигравшая конкурс, которая работает с населением по утвержденным тарифам. Для меня это большая радость. Потому что очень тяжело делать реформу, когда ты снимаешь трубку, а на обратной стороне обрезанный провод. Сейчас я понимаю, что меня слышат.
— При подготовке федеральной схемы обращения с отходами выяснилось, что есть огромное количеств несанкционированных свалок, которые не учтены в федеральном проекте «Чистая страна». За чей счет и в какие сроки можно будет их ликвидировать или рекультивировать?— По «Чистой стране» у нас произошел секвестр в 2020 году, но основную долю финансовых средств мы все равно завели (вложили. — РБК). У нас очень много свалок находятся в стадии рекультивации. Где-то идет пассивная или активная дегазация, где-то мы уже стелем биоматы, где-то траву сеем. Эти процессы идут, и у нас в принципе есть деньги в проекте. Но мы, возможно, сделаем перераспределение средств. Если в прошлом году мы потратили огромное количество денежных средств на технику для пожаротушения, в этом году она закрыла нам многие проблемы. Обратите внимание, в этом году количество пожаров больше, а по площадям они меньше, чем в прошлом. Это говорит о том, что мы производим ликвидацию пожаров в первый или второй день, это очень важно.
— В федеральной схеме, подготовленной Российским экологическим оператором (РЭО), говорится, что несанкционированных свалок около 1,5 тыс., а средства предусмотрены на рекультивацию менее чем 200 из них.
— Точно вам могу сказать, что свалок кратно больше, чем 1,5 тыс. «Чистая страна» рассчитана только на свалки в черте города, их не так много. Когда мы почувствовали, что в проекте достаточно денег, мы решили расширить его географию, чтобы в него попали и свалки, которые находятся и на границе городов. Об этом просят губернаторы. Я пока не вижу, что в «Чистой стране» кончились деньги, которые мы могли бы освоить физически.
Но мы занимаемся ликвидацией свалок лишь около года — с 2019 года. В России нет компаний, специализирующихся на рекультивации свалок. Этим параллельно с рекультивацией карьеров занимаются строительные компании. Но каждая свалка индивидуальна, мы нарабатываем эту практику.
— А что делать со свалками, которые не находятся в черте или на границе городов? Ликвидировать за счет региональных бюджетов?
— Нет других вариантов — федеральный или региональный бюджеты. Но есть и частная инициатива. Например, к нам обращались ребята, которые просили отдать им старую свалку для того, чтобы они ее рекультивировали и на этом месте построили новый полигон уже с глубокой переработкой. Но они просят, чтобы мы поддержали этот инвестпроект через Российского экологического оператора, который бы получил в нем 30% и выделил средства на ликвидацию свалки. Поддержка подобных проектов от РЭО также может быть в виде кредитов или субсидирования процентной ставки.
«Абсолютно поддерживаю отказ от мусоропроводов в жилых домах»
— Как решить проблему с увеличивающимся количеством мусора в Москве и области?
— Москва и Московская область достигли понимания того, как мусор будет сортироваться и транспортироваться. Эта схема мне ясна и понятна. При запуске четырех заводов по термической переработке отходов (мусоросжигающие заводы «РТ-Инвеста» в четырех районах Подмосковья должны быть запущены к концу 2023 года. — РБК) этой проблемы здесь не будет. Даже при росте численности населения Москвы.
— Как вы относитесь к инициативе вице-премьера Виктории Абрамченко не проектировать мусоропроводы в новых домах, а также к предложению общественников заварить мусоропроводы в уже построенных домах?
— Абсолютно поддерживаю. Антисанитария вообще не должна существовать в местах, где проживают люди. И зачем все эти запахи? Это неправильно, люди этого не хотят. Я не видел такой практики нигде в мире, с этим надо завязывать. Зато я знаю, как в Южной Корее и Японии люди спускаются вниз и перед тем, как выбросить мусор (сухой и мокрый отдельно), опускают пищевые отходы в автоматы и получают за это деньги.
Но, как бывший губернатор, я не могу не представить себе бабушку, живущую на 12-м этаже, которой тяжело спуститься и выбросить мусор на улицу. Этих людей нужно окружить заботой, для решения этой проблемы есть управляющие компании и социальные службы. В период пандемии мы так жили: посмотрите, сколько ребят ездили и бесплатно помогали пожилым людям.
«Изменение спроса на полезные ископаемые вызовет взрывообразный приток инвестиций в Россию»
— Путин распорядился ограничить доступ к сведениям о стратегических видах полезных ископаемых. Как вы считаете, насколько это повлияет на привлечение иностранных инвестиций?
— Это не связанные вещи. Президент распорядился засекретить уникальные месторождения с запасами на 100 или 200 лет. Это понятно, ведь в мире идет жесткая конкуренция. Китай делает стратегию развития на 200 лет вперед. Подобные стратегические месторождения должны быть под контролем российских государственных компаний. Касательно иностранных инвестиций: они не прекратятся, потому что в России огромная ресурсная база, которая высококонкурентна на международном рынке. Сегодня меняются подходы и в геологоразведке, и к технологиям добычи, и также кардинально меняется распределение спроса на полезные ископаемые, что в ближайшие годы вызовет взрывообразный приток инвестиций в Российскую Федерацию как наиболее богатую страну всеми видами полезных ископаемых.
— Для привлечения иностранных инвестиций Минвостокразвития и вице-премьер Юрий Трутнев предложили либерализовать доступ на российский шельф, где сейчас могут работать только две компании — «Роснефть» и «Газпром». Какова позиция Минприроды?
— Мы выступаем за то, чтобы инвесторы, желающие вложить деньги в Российскую Федерацию, поучаствовали в аукционах на шельфовые месторождения. Если кто-то хочет вложить сегодня свои деньги в шельфовые проекты, рисковать и заморозить деньги на 20–30 лет, пожалуйста.
Но мы против того, чтобы создавался новый орган, который бы распределял эти лицензии (Минвостокразвития предлагало создать для этого «Росшельф». — РБК). Это моя принципиальная позиция. Этот орган уже есть — Роснедра, у него есть все необходимые полномочия. Минприроды против деления функций по территориальному признаку. Мы единое государство, и у нас единая государственная политика.
— Но из-за падения спроса на фоне эпидемии коронавируса цены на нефть опустились примерно до $40 за баррель. Считаете ли вы целесообразным при таких ценах вести добычу и даже просто бурение в Арктике?
— Мы смотрели, что при цене $80–90 за баррель была какая-то рентабельность у проектов в Арктике. При сегодняшней цене я не думаю, что это будет выгодно. Но это больше вопрос к конкретным компаниям: могут ли они себе позволить сейчас потратить деньги на такие проекты, это зависит от их финансового состояния и стратегии. Но мы точно понимаем, что этим необходимо заниматься. Если сегодня себестоимость добытого барреля в Арктике находится в диапазоне от $80 до $200, то при работе над технологиями добычи через 30 лет это уже будет $50 за баррель. Мы должны этим заниматься. За нас этого никто не сделает. Кроме того, у нас в стране все для этого есть: нужные компетенции и, самое главное, специалисты. Нам нужно создать внутри условия, чтобы технологии для геологического освоения арктической зоны стали там одним из драйверов развития, что сейчас и делает Юрий Петрович [Трутнев].
— Несмотря на низкие цены на энергоресурсы, внезапно разыгралась борьба за газовые месторождения на севере Красноярского края — Ушаковское, Дерябинское и Казанцевское месторождения с суммарными запасами 128 млрд куб. м газа. На них претендуют «Роснефть», которая собирается производить сжиженный природный газ (СПГ), и «дочка» «Норникеля» «Норильскгазпром» — для снабжения газом Норильского района. Какой из двух вариантов поддерживает Минприроды?
— Если мы говорим о развитии Ушаковского газового месторождения в целях газификации Норильска и достижения тем самым минимизации выбросов загрязняющих веществ в атмосферу, то Минприроды — бенефициар этих целей, они прописаны в указе президента. Министерство будет биться за то, чтобы этот проект был реализован именно так. Наша позиция — газификация Норильского промышленного кластера для развития данного участка в приоритете.
Но мы больше ориентируемся на региональную власть и Минэнерго, хотя нас часто обвиняют в каком-то лоббизме, что мы тянем вправо-влево. Наша задача — обеспечить рациональное использование природных ресурсов. В любом случае предоставление участков недр происходит по итогам аукциона.
— Да, про лоббизм мы говорили в интервью год назад.
— Я клясться не люблю, но для меня все одинаковые. За два года [на посту главы Минприроды] мы выровняли со всеми отношения. Сейчас говорят, что мы не любим «Норникель», поэтому посчитан такой ущерб. Но вы спросите, как жилось его (основного владельца «Норникеля» Владимира Потанина. — РБК) объектам в Сочи после Олимпиады? Как развивалась история с горнолыжным курортом и национальным парком и как мы там работали? Мне кажется, мы жили по очень понятным правилам. Нельзя сказать, что у нас предвзятое отношение [к «Норникелю»], просто то, что там произошло... Люди имеют бизнес в разных местах, но под Норильском они реально натворили дел.
БАНК ВТБ (ПАО). ГЕНЕРАЛЬНАЯ ЛИЦЕНЗИЯ БАНКА РОССИИ № 1000. РЕКЛАМА. 0+
Ставки по кредиту ниже
от 30 тыс. до 40 млн ₽
Оставьте заявку онлайн
Оформить прямо сейчас
