Гибридная война: что это такое и какие методы в ней используются
Содержание:
- Что такое «гибридная война»
- Кто придумал понятие «гибридная война»
- Альтернативные понятия
- Причины гибридной войны
- Примеры «гибридных войн»
- Методы «гибридной войны»
- Критика
Что такое «гибридная война»
«Гибридная война» (англ. hybrid warfare) — это понятие, широко использующееся со второй половины 2000-х — первой половины 2010-х годов для обозначения способа ведения войны, который сочетает конвенциональные средства и альтернативные способы воздействия на инфраструктуру и население страны-противника — кибератаки, экономический саботаж, пропаганду, дезинформацию, а также поддержку сепаратистских и других антиправительственных формирований.
Это понятие и связанные с ним («гибридные атаки», «гибридные угрозы») широко используются в публицистике и риторике властей для описания любых враждебных действий, не переступающих порога открытой военной агрессии. Некоторые специалисты критикуют применяющих это понятие за нечеткость формулировок и злоупотребление его использованием.
Кто придумал понятие «гибридная война»
Одним из первых это понятие в современном значении использовал в сентябре 2005 года генерал-лейтенант морской пехоты США Джеймс Мэттис в выступлении на оборонном форуме. Сразу после мероприятия Мэттис в соавторстве с подполковником морской пехоты США в отставке Фрэнком Хоффманом опубликовал короткую статью «Война будущего: подъем гибридных войн» (англ. Future Warfare: The Rise of Hybrid Wars). Позже Хоффман развивал эту концепцию самостоятельно в серии статей и книг. В частности, в монографии 2007 года Хоффман конкретизировал концепцию на основе анализа действий ливанской «Хезболлы» в ходе второй войны с Израилем в 2006 году. Тогда группировка применяла конвенциональные вооружения (противокорабельные и крылатые ракеты, РСЗО), партизанскую тактику и медиакампанию, направленную на делегитимацию действий Израиля.
Хоффман предположил, что в будущих конфликтах противники США будут одновременно использовать как конвенциональные вооруженные силы и вооружения, так и «гибридные» методы воздействия на противника: теракты, неизбирательный террор, взаимодействие с организованной преступностью — с целью максимизации физического и психологического ущерба. Хоффман не отрицал возможности применения гибридных методов государствами, однако в центре его внимания были негосударственные формирования, способные к созданию и эксплуатации конвенциональных вооружений и комбинированию регулярных и нерегулярных методов войны на поле боя.
Согласно классическому определению Хоффмана, «гибридные войны включают в себя различные способы ведения боевых действий, включая обычные вооружения, иррегулярную тактику и боевые порядки, террористические акты, включая неизбирательное насилие и принуждение, а также криминальный хаос. Эти мультимодальные действия могут осуществляться отдельными подразделениями или даже одним и тем же подразделением, но, как правило, оперативно и тактически направляются и координируются в рамках основного театра военных действий для достижения синергетического эффекта».
Начиная примерно с 2010 года его концепцией заинтересовались в НАТО, после присоединения Россией Крыма в 2014 году дискуссии заметно активизировались, а понятие «гибридные угрозы» (англ. hybrid warfare threats) было включено в итоговую декларацию саммита блока в Уэльсе. При этом если ранее в фокусе внимания военных экспертов находились негосударственные структуры (такие как «Талибан» или «Хезболла»), то после 2014 года приоритетным направлением стало изучение угроз со стороны таких государств, как Россия, Иран, Китай, КНДР. С того момента в НАТО сформулировали понятие «гибридной войны» как особой формы ведения боевых действий с участием негосударственных акторов и неконвенциональных методов, не ограниченных конкретной физической территорией или полем боя, и разработали стратегию борьбы с «гибридными угрозами».
В 2016-м на саммите НАТО в Варшаве допустили задействование 5-й статьи в случае гибридной агрессии против страны — участницы блока, в том же году лидеры НАТО договорились о совместном противодействии такому типу угроз с ЕС. Через год в рамках созданного тогда в структурах блока Объединенного управления разведки и безопасности появился отдел мониторинга и анализа гибридных угроз. В рамках ЕС в 2016-м была разработана Общая рамочная программа противодействия гибридным угрозам, а в 2018-м Еврокомиссия обнародовала совместное коммюнике «О повышении устойчивости и наращивании возможностей в противодействии гибридным угрозам». В 2017-м в Хельсинки был создан Европейский центр передового опыта по противодействию гибридным угрозам под эгидой ЕС и НАТО, отдельно от него НАТО создало группы поддержки для борьбы с гибридными угрозами для оказания помощи пострадавшим странам по запросу их правительств, а ЕС — Объединенную гибридную ячейку (Hybrid fusion cell) в Европейской службе внешних действий (EEAS).
На национальном уровне в разработке доктрины противодействия «гибридным угрозам» в наибольшей степени продвинулись США, где эти понятия были внедрены в доктринальные документы и учебные пособия всех родов войск, а также Финляндия и Норвегия. В ряде армий на национальном уровне также появились профильные подразделения, в частности, в 2018-м в Дании в составе вооруженных сил появилось подразделение по борьбе с гибридными угрозами.
Альтернативные понятия
В конце 1990-х годов китайские военные теоретики полковники ВВС Народно-освободительной армии Китая (НОАК) Цяо Лян и Ван Сюнсуй разработали концепцию «неограниченной войны» (кит. 超限战), включавшую кибератаки и заражение вредоносным ПО критической инфраструктуры, манипуляции на валютных рынках, дезинформацию и городской терроризм. Ее элементы вошли в разрабатывавшуюся минимум с 2003-го концепцию «трех войн» (кит. 三种战法), предполагавшую три «некинетических» направления НОАК — психологическую, информационную и правовую войны (последняя предполагает использование национального и международного права в военно-стратегических целях, в первую очередь в области сухопутных и морских границ). В 2013-м в «Науке военной стратегии», одном из ключевых доктринальных изданий НОАК, впервые появилось понятие «военно-гражданского слияния» в качестве условия для достижения целей стратегического сдерживания, предполагающее задействование экономических, дипломатических и научно-технических рычагов.
На Западе еще до «гибридной войны» начиная с 1990-х годов были разработаны концепции «войны четвертого поколения», «сложносоставной войны» (англ. compound warfare) и другие понятия, которые описывали гипотетические и реальные эпизоды и сценарии комбинаций регулярных и иррегулярных действий на поле боя. Все они были изучены и учтены Хоффманом при формулировании собственной концепции в 2007-м. Понятию «гибридная война» близко, но не синонимично понятие «серая зона», которое предполагает военно-политическое противостояние на конкретной территории или в сфере (экономической, информационно-телекоммуникационной) уровнем ниже открытого военного конфликта.
В России в феврале 2013 года глава генштаба Валерий Герасимов в статье для «Военно-промышленного курьера» сформулировал концепцию так называемой «нелинейной войны», в ходе которой военно-политические цели достигаются невоенными подрывными методами (работой с общественным мнением, политической оппозицией, организацией «цветных революций»). В западных военно-экспертных кругах на нее обратили внимание только после присоединения Крыма и начала войны на востоке Украины в 2014 году, она стала известна как «доктрина Герасимова». Как правило, в российских публикациях и экспертных кругах в понятие «гибридная война» вкладываются в целом невоенные способы воздействия на противника, направленные на дестабилизацию общества и делегитимацию политической системы и работы органов власти. В Европейском центре по противодействию гибридным угрозам также считают, что целью гибридных атак является «подрыв общественного доверия к демократическим институтам», «углубление нездоровой поляризации», «подрыв ключевых ценностей демократических обществ», «влияние на способность политических лидеров принимать решения».
Причины гибридной войны
Одной из причин гибридных войн называют асимметрию в экономическом и военно-техническом потенциале стран-противников. В таких условиях более слабое или стратегически уязвимое государство может иметь больше стимулов к задействованию гибридных методов воздействия на противника, поскольку они, как правило, обходятся дешевле, не требуют большой мобилизации ресурсов, хорошо подготовленной и оснащенной армии. В свою очередь, использование таких методов позволяет вести долгую войну на истощение и оказывать постоянное политическое давление на противника.
Использование гибридных методов позволяет государству-агрессору не переступать порог открытой войны и отрицать факты вмешательства во внутренние дела, что до известной степени ограждает его от международной критики, санкций и других неблагоприятных последствий; таким образом, создаваемая атмосфера неопределенности и двусмысленности снижает экономические, политические, репутационные и международно-правовые риски и издержки, неизбежные при объявлении войны и ведении открытых конвенциональных боевых действий, в том числе затрудняя принятие ответных военных мер со стороны противника. Кроме того, использование гибридных методов оставляет стране-агрессору определенное поле для маневра, в том числе возможности для деэскалации напряженности. Особенно актуальным это становится тогда, когда страны обладают ядерным оружием или другими средствами массового поражения и способны нанести неприемлемый урон противнику. В свою очередь государству-жертве сложнее реагировать на комбинированные угрозы, что в отдельных случаях сопровождается непопулярными административными и полицейскими мерами, ограничениями свободы слова и прав человека, ответным ростом социальной напряженности и др.
Примеры гибридных войн
С 2014 года после присоединения Россией Крыма и начала военных действий на юго-востоке Украины дискуссии о гибридной войне активизировались, а западные страны, Украина и США стали регулярно обвинять Москву в использовании арсенала методов гибридной войны. Центральным аргументом стали подозрения в оказании материально-технической, финансовой, кадровой и военной поддержки самопровозглашенным республикам Донбасса.
Москва последовательно отрицала эти обвинения. После начала полномасштабных боевых действий с Украиной в 2022 году эти обвинения продолжились. В июне 2024-го ЕС согласовал новый режим санкций против России за «гибридные операции», которые включали «запугивание, саботаж, подрывную деятельность, манипулирование информацией, дезинформацию и кибердеятельность, а также инструментализацию миграции». В декабре Евросоюз впервые ввел санкции за гибридные угрозы против физических лиц — граждан России. Москва отрицает обвинения в ее адрес в гибридных атаках.
Глава МИДа Сергей Лавров неоднократно называл противостояние между Россией и Западом «гибридной войной».
Другим примером гибридных операций в США и НАТО часто называют действия Китая в Восточно-Китайском и Южно-Китайском море, где у Пекина есть неурегулированные территориальные конфликты с Японией, Филиппинами, Вьетнамом, Тайванем, Малайзией и Брунеем. Одним из гибридных методов китайской стороны часто называют использование сил морского ополчения КНР (так называемых «синих человечков»), сформированных на базе рыболовного траулерного флота, для разведывательных операций, провокаций с судами других стран, строительства искусственных островов и др. с конечной целью в виде расширения зоны морского контроля КНР.
К гибридным методам близка иранская доктрина «передовой обороны», предусматривающая ведение боевых действий неконвенциональными методами на территории противника руками союзных Тегерану шиитских ополчений и группировок (так называемая «ось сопротивления»), которые контролируют отдельные территории и сектора экономики, координируют свои действия с оперативниками «Хезболлы» и Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Одним из ключевых элементов гибридной стратегии Тегерана является заграничное подразделение КСИР «Кудс», которое занимается разведывательной и диверсионной работой, подготовкой и вооружением негосударственных военно-политических формирований и движений в странах Ближнего Востока.
Методы гибридной войны
К примерам гибридных операций часто относят:
- кибератаки;
- терроризм;
- распространение дезинформации в интернете;
- экономический саботаж;
- «операции под чужим флагом»;
- использование спецподразделений, сил специальных операций;
- использование прокси-сил, поддержка повстанческих, сепаратистских и других антиправительственных организаций;
- дипломатическое давление;
- вмешательство в выборы, финансирование политических партий и общественных организаций.
Критика
Понятие «гибридная война» призвано объяснить внутренние и международные конфликты современности, которые в основном отличаются низкой интенсивностью и широким вовлечением негосударственных, в том числе трансграничных, вооруженных формирований, а также информационных технологий и продвинутых систем вооружений.
По данным Международного комитета Красного Креста, в 2024 году в мире насчитывалось порядка 120 вооруженных конфликтов, в которые были вовлечены более 60 государств и свыше 120 негосударственных структур. Известно, что большинство внутренних конфликтов в странах Африки начиная с 1960 года не обходилось без вовлечения в них иностранных государств. Один из характерных примеров последнего времени — конфликт на востоке Демократической Республики Конго, обострившийся в конце 2021 года в результате наступления мятежной группировки «Движение 23 марта» (M23). В ходе него в начале 2025 года боевики M23 захватили значительные территории на востоке страны, включая административные центры провинций Северное и Южное Киву. При этом в ООН, а также в США и ЕС в поддержке группировки обвиняют Руанду: по оценкам ООН, в рядах M23 воюют до 4 тыс. кадровых руандийских военнослужащих, а Руанда снабжает мятежников бронетехникой, боеприпасами, артиллерийскими и беспилотными системами.
В то же время у понятия «гибридная война» так и не появилось общепризнанного и нормативного определения: в Small Wars Journal выделили не менее пяти дефиниций, которые сгруппированы вокруг того или иного аспекта.
Отсутствие согласованного определения прослеживается даже на уровне официальных документов доктринального и стратегического характера. В частности, согласно Еврокомиссии, гибридные угрозы возникают тогда, когда «государственные или негосударственные субъекты пытаются использовать уязвимости ЕС в своих интересах, скоординированно применяя комплекс мер (например, дипломатических, военных, экономических, технологических), но не доходя при этом до порога формальной войны». В Вооруженных силах Швейцарии гибридную войну определяют как «совокупность политических, экономических, информационных, гуманитарных и военизированных инструментов для достижения стратегических целей, использование которых, как правило, носит нерегулярный и скрытный характер».
Учебный циркуляр Минобороны США TC 7-100 называет гибридными угрозами «разнообразные и динамические комбинации регулярных, нерегулярных сил и криминальных элементов, объединенных для достижения взаимовыгодных результатов». Практически дословно формулировка вошла в военную доктрину Армии США (ADP 3-0). В то же время Командование по разработке доктрины и боевой подготовке (US Army Training and Doctrine Command — TRADOC G-2) относит к гибридным угрозам более широкий спектр действий, а именно «использование политических, социальных, криминальных и других некинетических методов для преодоления военных ограничений». А в Швеции предпочитают говорить о «проблематике серой зоны» (шв. gråzonsproblematik) в контексте своей концепции «тотальной обороны» страны от внешних угроз.
Практически все предложенные определения часто критикуются в экспертных кругах за размытость формулировок и злоупотребление их использованием в отношении избыточно широкого спектра угроз. В частности, в 2021-м в Европарламенте подчеркивали, что существующий понятийный аппарат не позволяет классифицировать угрозы, что в результате «затрудняет разграничение институциональных обязанностей и разработку более целенаправленных контрмер».
С другой стороны, группа исследователей, в первую очередь военных историков, склонна рассматривать «гибридную войну» более узко — как скоординированное и комбинированное использование регулярных и нерегулярных формирований (повстанцев, террористов) в рамках единой стратегии. Таких принципов ведения войны придерживались крупные негосударственные вооруженные организации, располагавшие значительными финансовыми, военными и мобилизационными ресурсами: «Вьетминь», позднее — Народный фронт освобождения Южного Вьетнама («Вьетконг»), «Хезболла», «Тигры освобождения Тамил-Илама», «Исламское государство» (в 2014–2017-е годы; признано террористическим и запрещено в России).
При этом некоторые военные историки (в первую очередь Уильямсон Мюррей и Питер Мансур) указывают на то, что примеры асимметричных военных действий в истории повсеместны и известны с глубокой древности. Один из наиболее часто цитируемых примеров — эпизод Пелопонесской войны (431–405 годы до н.э.) между коалициями Афин и Спарты, в ходе которой афиняне закрепились на острове Пилос неподалеку от спартанской Мессении и превратили его в укрепленный плацдарм с целью спровоцировать восстание илотов (неполноправных жителей) в тылу Спарты. С этой целью в качестве агитаторов и диверсантов афиняне использовали мессенцев из Навпакта, понимавших язык местных жителей, а илоты начали массово переправляться на Пилос. В результате спартанцы вынуждены были держать крупные силы в Лаконии и Мессении, а угроза восстания в тылу в конечном итоге подтолкнула Спарту к переговорам с Афинами, поскольку спартанцы оказались не готовы к такому развитию событий.
Автор понятия Фрэнк Хоффман в качестве ранних примеров гибридной войны приводил отдельные операции и кампании войны за независимость США, кампанию Наполеона I в Испании, деятельность Томаса Лоуренса в качестве военного советника принца Фейсала в ходе антиосманского восстания 1916–1918 годов, ирландское восстание 1919–1920-х, войну во Вьетнаме. В ходе одной из самых конвенциональных войн — Второй мировой — партизаны в СССР, Китае и во Франции также сыграли важную роль в дезорганизации логистики и тыла гитлеровских и японских войск и конечной победе антигитлеровской коалиции, равным образом широко известны эпизоды информационной войны, агитации и пропаганды в тылу противника, подрывной работы и др.
Повсеместным явлением гибридные конфликты стали в условиях холодной войны — военно-политического противостояния США и СССР после окончания Второй мировой войны. В частности, в ходе войны за объединение Вьетнама социалистический Северный Вьетнам задействовал целый арсенал конвенциональных и неконвенциональных методов (включая диверсии, саботаж, теракты) и использовал как регулярные войска Вьетнамской народной армии, так и партизанские формирования Народного фронта освобождения Южного Вьетнама. В свою очередь, агенты ЦРУ в ходе тайных операций в соседнем Лаосе в 1960-х — 1970-х годах занимались подготовкой и вооружением антикоммунистических формирований из хмонгов, которые противостояли коммунистическим партизанам из «Патет Лао» и их северовьетнамским союзникам. Таким образом США пытались дезорганизовать линии снабжения, по которым из Северного Вьетнама в Южный Вьетнам перебрасывались вооружения, боеприпасы и войска в поддержку южновьетнамских партизан.
В академическом и экспертном сообществе не прекращаются дискуссии относительно разных спорных аспектов понятия. В частности, отсутствует единогласие относительно того, на каком уровне (тактическом, оперативно-тактическом или стратегическом) ведутся гибридные войны. Отдельные исследователи склонны акцентировать внимание на разных аспектах и целях гибридных войн. По мнению канадского исследователя Жана-Кристофа Буше, гибридные войны отличает в первую очередь широкое вовлечение гражданских лиц, некомбатантов и негосударственных структур. А, например, американский исследователь партизанских войн и полковник в отставке Джон Маккуэн видит новшество гибридных войн в первую очередь в их целях, под которыми он подразумевает население страны-противника, население страны-агрессора и международное сообщество.








