Записки винодела. Эпизод 22

Фото: @lek2winery / Instagram (входит в корпорацию Meta, признана экстремистской и запрещена в России)

Кира Ефимова

Вернувшись из замка Malescot, я еще некоторое время жила в чуть отрешенном французском ритме. Жизнь в Москве, где хрустящие круассаны давно стали обыденностью, этому только способствовала. Тем временем на хозяйстве — в Крыму — стояла осень: теплая, ясная, с прозрачным светом и сухими листьями под ногами. Как бы сердце ни рвалось в тот солнечный уголок, разум требовал оставаться здесь, под золотыми куполами.

Причин хватало. Во-первых, связь с далекой Бразилией — и ее мясом, которое поддерживало мой крымский проект, — надежнее работала из центра. Во-вторых, мой некогда устойчивый брак стал постепенно превращаться в гостевой.

Не без пророчества в самом начале моего винодельческого пути муж сказал: «Ты променяешь меня на виноградник». Тогда, по уши влюбленная и в него, и в проект, я подумала: «Нет, обмена не будет — для счастья нужны оба. Сейчас, когда я пишу эту главу, уже находясь в будущем своего предстоящего четвертого винтажа, понимаю: как же он был прав, этот мудрый человек. Но не будем забегать вперед. Мой любопытный читатель, я надеюсь, вы уже рядом с бокалом — не чая, конечно, а чего-то более уместного. Белое, изящное, с тонкой работой бочки и бездной ароматов от трех сортов — «шардоне», «вионье», «кокур» — «В Глубине», Le K2, подошло бы идеально, особенно к тому, что будет дальше. Потому что сейчас — внимание! — я приоткрою завесу своей личной жизни. Да, наконец-то.

Не буду скрывать, мой брак трещал по швам. Кривая роста виноградника и хозяйства на графике уверенно шла вверх, а семейная после закладки только и делала, что неуклонно снижалась. В первые годы в Крыму муж еще старался: прилетал почти каждые две недели. Потом — все реже. Мы же с сыном, как кочевники, перебирались в Москву, как только в Крыму наступали холода. Цыганский образ жизни обязывал странствовать по садикам. Слава Богу, няня Нина и доблестные московские Чип & Дейл (мои родители) оставались нашей опорой — единственной стабильной точкой в этой круговерти.

Похолодало. И на улице, и дома. В очередной раз устроив сына в сад и хоть как-то наладив московский ритм, я поняла: пора возвращаться к себе, на землю. Наступало время зимней обрезки.

Обрезка — почти священный момент в годовом цикле виноградаря. Важнейшее, ответственное дело. На небольших хозяйствах в Бургундии ее, как правило, делают сами владельцы — по крайней мере, те, кто действительно живет своим вином. Первая обрезка, или, как ее называют агрономы, обрезка «на черную головку», — самая простая за весь жизненный цикл куста. Суть — обрезать лозу почти под корень, оставив всего две-три нижние почки, всего несколько сантиметров от земли. Отсюда и название «черная головка» — из земли кустик почти не виден. Эта процедура укрепляет лозу, чтобы в следующем сезоне она могла вывести полноценный штамб.

Записки винодела. Эпизод 21

К первой зиме на моем новоиспеченном винограднике уже стоял офис. Офис мечты — модульный домик, черный, с деревянными вставками, будто спрятанный среди холмов. Внутри простая фанера, но все по уму: кухонная зона с барной стойкой, диван с торшером, стол, служивший и обеденным, и переговорным, маленькая ванная с душем и бойлером, которого хватало, чтобы вечером смыть с себя холод и усталость. Удивительная эргономика: на 22 кв. м уместилась даже спальня с двуспальной кроватью, аккуратно спрятанная в глубине. Сердцем домика была маленькая печь-булерьян, дававшая сухое и быстрое тепло и уже родной, слегка уловимый запах горящего граба. По вечерам я подбрасывала в нее пару полешек, включала «тырчик» — так мы называли генераторы (у нас их было целых четыре), заваривала чай, готовила еду. Зажигала свечи. Дом оживал.

Новому читателю, возможно, покажется излишним столь нежное описание простой времянки. Но, когда цивилизация далеко, электричества нет, вода в кубах, а связь ловится только на вершине самой горы, каменоломни, такое жилье становится не просто удобным, оно становится своим. Настоящим убежищем. Рай, вырезанный в глуши.

Я поставила себе цель справиться с этой задачей за три дня: собрать людей, договориться об оплате — обрезка была делом несложным. Но получилось иначе, я задержалась на целую рабочую неделю.

Однажды утром я вышла на «сиру», чтобы поймать 3G и отправить пару писем, и заметила: часть кустиков уже обрезана. Странно. Рабочие будто только начали — по 15–20 кустов вдоль леса, и всё.

— Халтура! — с раздражением направилась к сторожке, к агроному. — Это что за обман? Думают, мы не заметим, что «сира» не обрезана?

— Вы о чем, Кира Александровна? — непонимающе посмотрел агроном Павел.

— Как о чем? «Сира» обрезана только вдоль леса, а внутри кусты стоят целыми.

— Так мы только «коломбар» и «вионье» обрезаем. Какая «сира»?

Я растерялась, запал быстро улетучился, и мы вместе поднялись на склон. Консилиум был излишен — все и так было видно. Работал пасхальный заяц. Четко отмерив три почки, он «обрезал» все остальное — весь верх кустика был съеден. Та же картина и в соседних рядах. Зайцы знали технику первой обрезки на пятерку.

Я усмехнулась:

— Вот и помощь. И бесплатно.

Павел моего оптимизма не разделил.

— А что мы будем делать следующей зимой, когда надо будет выводить штамб?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Первая зима быстро расставила акценты. Не то чтобы я не понимала: виноградник в лесу — это не только прелесть природы, но и ее зубастая сторона.