Разумеется, проблем в российско-украинских отношениях меньше не стало. По-прежнему непонятно, например, как провести международно признанные выборы в Донецке и Луганске. Перед саммитом стороны обменивались довольно жесткими сигналами. Российская сторона обвиняет украинскую в неспособности контролировать радикалов, выступающих против любых компромиссов, — Зеленский действительно зависит от общественного мнения значительно больше, чем Путин. Накануне саммита украинская оппозиция вышла на улицы под патриотическими лозунгами. Поскольку в Париже никаких решений не было принято, протест быстро выдохся, но при первых же новых серьезных подозрениях в «зраде» он может вспыхнуть вновь.
В то же время глава ДНР Денис Пушилин непосредственно перед саммитом в Париже предложил отменить государственный статус украинского языка на территории самопровозглашенной республики, а парламент ДНР принял закон, устанавливающий ее границы в рамках границ всей Донецкой области. Продолжается прием в российское гражданство жителей востока Украины: глава МВД Владимир Колокольцев перед саммитом сообщил, что российское гражданство с апреля 2019 года получили 125 тыс. жителей ДНР-ЛНР при 160 тыс. заявок. Впрочем, гражданами становятся в основном те, кто не видит себя на Украине, — это участники военных действий и члены их семей, чиновники местных администраций, активисты пророссийских организаций. Большинство же прагматично выжидает дальнейшего развития событий.
Прошедший саммит можно вписать в более широкий контекст, связанный с попытками выстроить диалог России с Западом. Встреча стала возможной после августовских переговоров Путина и Эмманюэля Макрона. Президент Франции явно делает заявку на улучшение отношений с Россией, хотя и признает, что восстановление диалога может занять годы.
Сразу после саммита Сергей Лавров вылетел в Вашингтон на встречу не только с Майком Помпео, но и с Дональдом Трампом. Интересно, что контролируемый республиканцами сенат США при согласовании военного бюджета только что заблокировал внесение поправки о запрете на операции, связанные с новым российским государственным долгом, — это положение было бы крайне неприятно для России. Впрочем, прошла другая поправка — о санкциях в отношении компаний, работающих над «Северным потоком-2». Однако блокировать ее республиканцы объективно не могли — это вызвало бы шквал обвинений со стороны демократов в «сдаче Украины», что невозможно на фоне процедуры импичмента Трампу.
Впрочем, делать очень уж оптимистичные прогнозы рано — они уже не раз рушились. Главное — насколько российская власть ощущает важность отношений с Западом. С одной стороны, трудно расставаться с некоторыми геополитическими амбициями. Ведь компромисс с Западом означает признание, не словесное, а реальное, наличия независимой Украины, не входящей в российскую сферу влияния и активно сотрудничающей с НАТО, хотя и не вступающей в альянс. Это трудное решение для немалой части российской элиты, в том числе силовой.
С другой стороны, есть тема отставания России от ведущих мировых экономик, обостряющаяся в условиях формализованных и неформальных санкций. Если они сохранятся, то отставание будет только усиливаться. Есть и усталость российского общества от конфронтации с Западом и Украиной. По данным Левада-центра, с февраля по сентябрь 2019 года в полтора раза увеличилась доля жителей России, оценивающих свое отношение к Украине как в той или иной степени хорошее. Сейчас положительное отношение декларируют 56% россиян, что является максимальным показателем в посткрымский период. К США в августе 2019 года хорошо относились 42% респондентов, плохо — 44%. Разница в статистической погрешности — так что былого доминирующего антиамериканизма уже нет. А значит, современная версия холодной войны начинает вступать в противоречие не только с экономическими резонами, но и с общественными настроениями.
