Глава ГК Ritual.ru — РБК: «Госпредприятия почувствовали безнаказанность»

Олег Шелягов (Фото: Михаил Гребенщиков / РБК)

О конкуренции с муниципальными похоронщиками

Об уходе ГБУ «Ритуал» и выкупе доли Москвы

О фальшь-кремации, нейросетях и возможности развеять прах из космоса

О захоронении участников СВО

О проблемах с чешскими печами для крематориев и импортозамещении

Про «похоронный закон»

Как привлечь инвесторов в похоронную индустрию

Про частные и «цифровые» кладбища

Про регистрацию бренда «Грустно и точка»

— По итогам 2022-го выручка похоронных компании в России оценивалась в 86 млрд руб., что всего на 5% выше уровня 2021-го. В отдельно взятой Москве она и вовсе сократилась на 20%. С чем это связано? Похоронный бизнес перестал был, как последние несколько лет считалось, бенефициаром пандемии?

— Действительно, существует такой миф, что во время пандемии ритуальные агентства стали чрезмерно богатыми. Работы точно добавилось, к сожалению. Но количество заказов и выручка — это, как говорят, две большие разницы: церемонии прощания, как вы знаете, были ограничены, не было возможности приглашать родственников, и естественным образом не было необходимости в дополнительной атрибутике — венках, гроб получше... Кроме того, во время пандемии не было регулярно высокой смертности, это были всплески. Наша выручка даже при увеличенном количестве заказов сохранилась примерно на одном уровне.

— Пандемия как-то повлияла на расклад сил среди игроков вашей сферы? Государственные предприятия стали стабильнее, частный бизнес ушел в тень?

— Пандемия не дала каких-то очевидных изменений. Просто государственные предприятия почувствовали большую безнаказанность с точки зрения нарушения антимонопольного законодательства. Объяснение простое — вся острота захоронений и кремаций во время пандемии упала на их плечи, и они стали получать определенные преференции со стороны местных властей. И где-то кто-то, скажем так, подраспоясался. И не всегда курирующие органы в виде регионального управления ФАС или прокуратуры реагируют на цивилизованные обращения к ним по поводу таких нарушений. И я сейчас говорю не только про Москву — это и в Санкт-Петербурге и других крупных городах происходит.

 — Насколько сейчас проблема серого рынка актуальна для похоронной отрасли?

— Он становится меньше за счет роста количества услуг, которые теперь предоставляют муниципальные предприятия: они наращивают свою активность, выдавливая таким образом всех возможных конкурентов, в том числе серый рынок. То есть у них естественная тяга к определенной монополизации рынка.

Глава «Ритуала»: «Эмансипация не дошла до ритуальной лопаты»

Политика

— Насколько вы можете с ними конкурировать?

— Мы же работаем в открытом поле и зависим от заказчика. Соответственно, если заказчик выбирает нас, он к нам идет. Но мы видим определенное давление на людей: когда они выбрали нас, им идут звонки со стороны call-центров муниципальных служб, в Москве из «службы 112», с «разъяснениями», что единственная законная служба, например, на территории Москвы — это ГБУ «Ритуал». В этот момент человек находится в состоянии аффекта, шока, и ему свойственно поверить «государству». Но это не так: служб существует много, не одна и не только мы. Все эти службы получали статус «городской специализированной службы» от правительства Москвы и были созданы в свое время при участии в том числе и города.

Но сейчас, увы, с использованием административного ресурса государство ограничивает деятельность нашей и других ГСС в плане доступности наших услуг для населения. Тем самым лишая москвичей свободного выбора ритуальной компании.

Например, сотрудники ГБУ «Ритуал» работают и принимают заказы непосредственно в моргах Москвы, в центре ритуального обслуживания ГБУ официально открыто отделение ЗАГС Москвы, информация о звонках по фактам смерти на экстренный номер «служба 112» также официально передается в ГБУ с нарушением законодательства о персональных данных.

Мы в течение двух лет обращаемся в УФАС, департамент торговли и услуг города Москвы по этим фактам от профсоюза работников ритуальных служб, обращения направляли и другие ритуальные компании Москвы, но, к большому сожалению, ни антимонопольные органы, ни прокуратура, ни другие контролирующие и надзорные органы пока не видят нарушений антимонопольного законодательства.

Я не люблю к нашей отрасли применять слово «рынок», но это не рыночные методы конкурентной борьбы.

Олег Шелягов

(Фото: Михаил Гребенщиков / РБК)

— Но ГБУ «Ритуал» же для вас не чужая компания: вам с ними на паритетных началах принадлежит ЗАО «Ритуал-Сервис».

— 50% принадлежит городу. На самом деле 30 лет назад предыдущим мэром Москвы Юрием Лужковым было принято решение о создании этой совместной компании, в которой 50% у города, 50% у частных лиц. Это создавалось с очень понятной логикой: на тот момент ГУП «Ритуал» (с 2015 года — ГБУ. — РБК) занималось чем и должно заниматься — кладбищами и крематориями, а услугами населению занимался «Ритуал-Сервис». И несколько лет все жили понятно. Но затем эта история изменилась — ГБУ тоже решило заняться услугами. Как итог возник конфликт интересов: и я, и мой акционер занимаемся одним и тем же бизнесом. Примерно год назад Москва приняла решение о передачи акций ЗАО в управление от ГБУ «Ритуал» в ГУП «М.Прогресс», не имеющего отношения к ритуальной отрасли.

— Вы не предлагали выкупить долю Москвы? Или Москва — у вас, оставив на вас только услуги? Или плюсов от работы с властями больше?

— Нет, плюсов мы никаких не видим. Здесь вопрос стоимости актива. ГБУ «Ритуал» проводило в свое время, в 2021 году, оценку своей доли для потенциальной продажи — оценка была примерно 300 млн руб. Нам тоже было предложено купить, но мы не купили, а на открытом «рынке» они не продали. Конструкция сохраняется.

— В пандемию появились новые «потребительские тренды» даже в похоронной отрасли, например увеличение доли кремации. Это сохраняется сейчас?

— Доля кремаций в таких городах, как Москва, Санкт-Петербург и Новосибирск, всегда была высокая — в районе 60%. Во время пандемии она немного выросла, потому что было тяжело с вопросами захоронения, но сейчас вновь стабилизировалась. Но во время пандемии появился и сейчас сохраняется тренд на то, что большой объем кремации стал уезжать из Москвы, например, в Нижний Новгород и Тулу. Появилось практически такое бизнес-название — фальшь-кремация. Что это такое? Вы приходите в прощальный зал, прощаетесь с родственником, и дальше гроб с телом погружается условно вниз или уходит в стену, тело увозится на кремацию в другой город, а через какое-то время вам просто выдают урну с прахом и соответствующие документы. Это связано с ценовой политикой московских крематориев — населению тяжело переваривать местные чеки. Мне могут сказать, что я не прав и кремация стоит в столице 20 тыс. руб. — так многие заявляют. Но мы отслеживаем, и редко когда в Москве человек платит меньше 130–150 тыс. руб. Это факт.

— Какой сейчас «средний чек» в Москве на похороны? В 2021 году ГБУ «Ритуал» приводил цифру 135 тыс. руб.

— Если это цифра ГБУ, то, скорее всего, она включает и кладбищенские расходы. Средний чек услуги по Москве — 80–100 тыс. руб.

— Он за последнее время как-то менялся?

— Нет. На стабильность чека очень влияет наличие опции безвозмездного захоронения. Больше всего выплата на это предусмотрена в Москве, и я считаю, что это огромная заслуга мэра. И эти средства — порядка 20 тыс. руб. вместе с федеральной компенсацией, — если и не позволяют полностью уложиться в расходах на похороны, но точно позволяют организовать скромное захоронение на том участке, который вам выделят.

«Коммерсантъ» сообщил о заочном аресте основателя ритуального ИТ-проекта

Общество

 — Общий тренд на экономию для похоронной отрасли актуален?

— Люди начинают меньше тратить. Нельзя сказать, что сформировалась привычка во времена пандемии, потому что люди не каждый год, слава богу, хоронят. Но в целом относятся более экономно к подобного рода расходам. Мы видим это и по той атрибутике, которую они заказывают. Пока не кардинально, но мы видим легкое снижение средних чеков, и уменьшение на какие-то излишества.

— В пандемию появились форматы дистанционных прощаний. Сейчас это остается?

— Не востребовано. Дистанционные прощания были организованы и у городского предприятия, в крематориях стояли камеры, и у нас была группа, которая выезжала и делала онлайн. Но даже во времена пандемии не было массового спроса, а сейчас это практически какие-то единичные обращения.

Олег Шелягов

(Фото: Михаил Гребенщиков / РБК)

— Вы возглавляете Военно-мемориальную компанию, одна из основных специализаций которой исторически была организация прощальных церемоний для военнослужащих. Есть ли какие-то сейчас специальные рекомендации или контракты, например от Министерства обороны, — как проводить похороны с участниками СВО?

— У Военно-мемориальной компании нет специального контракта на захоронение погибших военных с Министерством обороны, но да, к нам обращаются родственники погибших в СВО, включая ЧВК. Если говорить по стране, то на местах эту скорбную услугу оказывают муниципальные службы. Активизировалось захоронение на Федеральном военном мемориале («Пантеон защитников Отечества» был открыт в 2013 году; военный мемориал предназначен для захоронения в первую очередь военнослужащих высокого звания, имеющих особо важные, государственные заслуги перед страной. — РБК). На самом деле многие не знают, но в указе президента (от 11 июля 2001 года № 829 «О Федеральном военном мемориальном кладбище». — РБК), посвященном этому кладбищу, еще задолго до начала СВО в перечне категорий людей для захоронения указаны не только военнослужащие в званиях от генерал-майора и награжденных специальными орденами, но и погибшие при защите отечества. И сегодня большинство наших ребят, которые, к сожалению, там погибли, под эту категорию подходят. Наверное, не все родственники знают, но захоронение там полностью бесплатно, его оплачивает Министерство обороны. И в принципе, если, не дай бог, у кого-то будет подобная необходимость, надо просто обращаться в Управление по увековечиванию памяти при министерстве. То есть все то, что и пытаются делать на регулярных муниципальных кладбищах, но на более высоком уровне: лафеты, почетные караулы, знамя на гроб.

Режиссеров трансляции похорон Елизаветы II наградили премией BAFTA

Общество

— Санкции на фоне СВО как-то повлияли на вашу индустрию? Насколько в принципе отрасль была импортозависима?

 — До начала СВО подавляющее количество печей в крематориях были чешского производства (например, чешский производитель Tabo-CS был одним из основных поставщиков такого оборудования. — РБК). Было небольшое вздрагивание на рынке, потому что чехи приняли решение не поставлять сюда свою продукцию и не обслуживать установленное оборудование (о проблемах с обслуживанием крематориев стало известно в ноябре 2022-го. — РБК). Но русские умельцы все руками разобрали, собрали и все прекрасно работает. Кроме того, появились российские разработки, например печи из Мурманска, есть альтернативы из Китая.

По гробам и венкам отрасль давно уже независима. Есть модные дорогие гробы из Италии и Канады, но наши делают не хуже. И, честно говоря, спрос «на Канаду», как ее называют между собой ритуальщики, практически упал, потому что цена на них не для того, чтобы закапывать в землю. Да, есть какие-то или пышные государственные похороны, или состоятельные люди, которые позволяют себе подобные вещи покупать. Но российские производители сегодня справляются прекрасно, вопросов нет.

На каком-то этапе будет вопрос по катафалкам — в основе парков были Ford и Mercedes. Но и он, думаю, тоже решаемый — китайский, корейский и прочие автопромы с радостью их заменят.

— Вопрос организации похоронного бизнеса на присоединенных территориях — это сейчас в повестке федеральных игроков или нет?

— Пока нет. У нас были предварительные разговоры, но мне кажется, что для системной работы там еще рановато. Потому что все-таки должна быть достроена основная жизнь населения. И со мной согласны люди на тех территориях. То есть они готовы об этом думать, но сегодня они справляются подручными методами.

— Какая сейчас ситуация с количеством кладбищ и крематориев? В пандемию неоднократно поднимался вопрос о возможном дефиците мест захоронения.

— То, что кладбищ не хватает, — это постоянная проблема больших городов. Но она в ручном режиме решается — где-то выделяются дополнительные территории, где-то готовятся к открытию новые кладбища. Модной темой стало открытие крематориев: за последние три года они стали активно разрабатываться, проектироваться, даже строиться и открываться.

Саакашвили попросил похоронить его сердце в Киеве

Политика

— Государственные или частные?

— Сейчас практически все частное. То есть где-то это формат совместного участия с муниципалитетом, но инвестиции все частные. Насколько мы знаем, а я практически уверен, что мы знаем хорошо, — нигде нет государственного участия финансового в открытии подобных объектов.

 — Весной прошлого года в Госдуму был внесен законопроект «О похоронном деле», который должен был заменить законодательство 1996 года. Инициатива была обширная — от создания реестров кладбищ и похоронных компаний до решения проблем брошенных могил, но законопроект так и не рассматривали. Что случилось?

— Основная проблема этого законопроекта, которую мы — профессиональные участники рынка — видели, в том, что он был нужен только для дальнейшей монополизации рынка, в том числе в Москве. И, конечно, сообщество пыталось не дать этому варианту выйти на финишную прямую. Почему я говорю про риск монополизации? В законопроекте, например, было написано так: «В моргах не могут сидеть ритуальные компании». Это мы полностью поддерживаем — ритуальщики должны уйти из медицины. Но в документе у этой фразы есть продолжение: «...но по решению мэра города [ритуальная компания в морге] может сидеть». И дальше мы прекрасно понимаем, зная несколько городов и несколько мэров, что это будет опять преференция, но теперь уже обоснованная федеральным законом. Мы задавали вопросы людям, имевшим отношение к этому закону: «Хорошо, вот закон прекрасно, видимо, будет работать в городе Москве. А в городе Кургане? Во Владивостоке?» К сожалению, ответа мы не получали. И вот такого рода оговорок в этом законе было весьма много.

Попытки нового закона для похоронной отрасли предпринимаются примерно раз в два года. То есть каждый раз приходит какой-то депутат, приносит кем-то написанный закон и радостно его носит. Наверное, кто-то пытается на этом хайп сделать, потому что похоронный закон — это же про пошумели, поговорили. Но закон не может писаться или одним отдельно взятым субъектом Федерации, или одним отдельно взятым министерством.

— Но отрасли нужно новое регулирование?

— Оно точно нужно. Но все сегодняшние нарушения — это не вопрос сегодняшнего закона. Давайте посмотрим на их характер. Например, в морге, как и в любой отрасли, есть нечистоплотные сотрудники — до обеда санитар за весьма маленькую зарплату занимается своими прямыми обязанности, а после — оказывает ритуальную услугу подготовки тела к захоронению. А это точно не медицинская услуга. Мы всегда говорили, что это должно быть разделено. И это не черный рынок, это проблема Министерства здравоохранения.

Дальше: все знают про продажу информации службами 02, 112 — это уже нечистоплотные сотрудники МВД, и оно само должно с ними бороться, а не федеральный закон.

ФСБ раскрыла группировку в сфере ритуальных услуг с сотрудниками МВД

Общество

Приходим на кладбище. Ни одного частного кладбища в стране не существует, что бы вам ни говорили. Вас там приветливо встречают, но зачастую шкурят, как осинку. А это кто? А это муниципальные служащие. Мы всегда задаем вопросы на совещаниях: «Уважаемые коллеги, все нарушения в ритуальной отрасли сегодня лежат в плоскости государства. Черные агенты — это следствие, а не причина. Если есть рынок продажи информации, то есть люди, которые ее покупают. Да, можно сказать, что спрос определяет предложение. Но у кого-то есть спрос и на наркотики или проституцию — борются же с этим. А в ритуальной сфере черные агенты во всем виноваты». Мы всегда говорим, что монополизация этой истории государством, к сожалению, приведет к ухудшению качества и подорожанию цен.

Есть еще огромный пласт государственных задач — это огромное недофинансирование этой сферы. Государство должно создать условия и для частного инвестора, чтобы он пришел, построил и работал.

Олег Шелягов

(Фото: Михаил Гребенщиков / РБК)

— Как инвестора привести в вашу отрасль?

— Уже есть законы, которые касаются инвестиционной деятельности, но про похоронно-ритуальную там ничего не прописано. То есть сегодня крематории строятся или частным образом, или как-то там придумывают, как совместить интересы «города и деревни», как говорили в советское время.

Закон для отрасли точно нужен, но если он будет приниматься сегодня, то просто будет преследовать чьи-то интересы. Когда Минстрой курировал Дмитрий Козак, бывший вице-премьером, он нас, крупнейших игроков отрасли, собирал. И мы ему тогда сказали: «Дмитрий Николаевич, здесь решение вопроса только одно — это создание межведомственной комиссии или группы». Но мы же понимаем, что важных и важнейших государственных задач, кроме похоронной отрасли, много и в последние полтора года их стало значительно больше.

Я задаю иногда на государственных совещаниях вопрос: «У нас все очень здорово с точки зрения рождаемости, с созданием перинатальных центров, губернаторы на этом получают дополнительные «баллы» в АСИ и рейтингах, но, а почему же ритуалка-то [без внимания]? В жизни человека есть точка входа и точка выхода».

— И какой ответ?

— Никакого.

В Госдуме допустили снижение цен на ритуальные услуги

Общество

— Никто не думает «о финальной точке»?

— Им некогда об этом думать. У кого есть какой-то финансовый ресурс, он считает, что он и так все решит с похоронами, когда потребуется. У кого нет, тому вообще об этом думать не до того. У государственных мужей каждый день много задач и поручений помимо похоронки, да и тематика табуированная, никто не хочет о ней думать.

— До сих пор?

— У нас нет традиции в цветущем возрасте задумываться о похоронах. Мы давно смотрели на европейскую практику, когда человек даже в юном возрасте может уже пойти, подумать, какую-то страховку купить. Понятно, что он рассчитывает, что она ему понадобится лет через 50, но почему это не сделать сейчас? Это другой менталитет. Мы одно время экспериментировали и продвигали прижизненные договора на погребение. Вот приезжает наш менеджер к заказчику, а там бабушка, божий одуванчик. Он ей все рассказывает, ей интересно, но человек очевидно хочет посоветоваться с кем-то. И чаще всего там присутствуют дети, которые говорят: «Мам, да ты что, тебе жить еще лет 20. А что, мы тебя не похороним?» А в принципе грамотный и умный пожилой человек просто пытается предусмотреть, во-первых, чтобы все произошло на похоронах так, как ей хочется, а не так, как родственникам показалось: «Ой, мама говорила так, а нет, по-другому». А, во-вторых, он хочет снять с них же проблему похорон.

— Есть ли запрос сейчас на частные кладбища?

— Это как раз один из ключевых вопросов в любой версии законодательных инициатив — разрешать делать частные кладбища или не разрешать. Причем здесь все время две крайности: категорически «да» и категорически «нет». Мы — за частные кладбища. У противников аргумент один. Основной — коммерсант соберет деньги, дальше бросит кладбище, а государство будет вынуждено этот частный объект каким-то образом содержать. Но это говорят люди, которые вообще не знают этого бизнеса. На самом деле основной доход с такого объекта — это именно обслуживание. То есть когда кладбище полностью заселено, оно красивое, ухоженное и ты имеешь постоянный поток родственников, которые просят почистить, убрать, покрасить, организовать цветы и венки. Это такой огромный длинный интересный проект для любого нормального здравого бизнеса.

— Насколько цифровизирована сейчас отрасль?

— Большой пласт, который нужно делать с государственной поддержкой, — это цифровизация кладбищ. После 2017-го, когда было поручение президента (в июле 2017-го Владимир Путин поручил сформировать единую систему учета мест погребения. — РБК), все побежали в эту сторону, но исполнение, к сожалению, было не очень удачное. Почему? Каждый муниципалитет или выделил на это какие-то небольшие деньги из собственного бюджета, и, будем надеяться, полноценно их потратил на это. Второй вариант — пригласил каких-то участников ритуального рынка и сказал: «Давай, ты вот тут оцифруй, нам это нужно».

Но, во-первых, все это сделано на разных платформах. Москва это сделала, я думаю, хорошо и качественно. Но если мы попробуем завести это в единую информационную систему страны, то столичная разработка вряд ли состыкуется с системами Калуги, Тулы и Новосибирска. Еще проблема — я много езжу по стране и, приезжая, спрашиваю: «Ок, вы сделали систему?» «Сделали». А дальше смотришь — она была сделана в прошлом году, не обновлялась после этого, а значит, теряется весь ее смысл.

Такая система должна быть сделана один раз и по уму — на единой платформе по единому государственному заказу и с обязательной эксплуатацией на региональных уровнях. И тогда волей-неволей пропадут и огромный коррупционный пласт, и пласт теневых денежных потоков. При этом затраты на такую систему — мы считали, что это 2–3 млрд руб. — довольно быстро окупятся для государства за счет неожиданного роста налоговой базы.

Минстрой будет регулировать рынок ритуальных услуг

Экономика

Мы еще в 2017 году изучали европейскую аналогичную систему. Там все просто: ты заходишь на портал и видишь кладбище, на котором имеешь право захораниваться — платно, бесплатно и т.д. Все кладбище в квадратиках, оно все наглядное. То есть тебе не надо приходить на кладбище, где тебя будут брать за руку и, подмигивая средним глазом, говорить: «Слушай, здесь водичка, конечно...». Дальше мы знаем — это игра в наперстки. Это же старый метод кладбищенский, когда в день похорон приезжают родственники к могиле, а там воды по колено, а рядом стоит сухая могила. Что делать? Конечно же, родственники за дополнительную плату «уговаривают» сотрудника кладбища отдать им сухую. Хоронят, все уходят, а сотрудники кладбища вынимают пластиковую емкость с водой из якобы затопленной могилы. Со стороны и в качестве анекдота — смешно. Но вы представьте тех людей, у которых горе и которые должны свою любимую тетю положить фактически в воду. То есть это игра на эмоциях.

Олег Шелягов

(Фото: Михаил Гребенщиков / РБК)

 — В феврале вы получили регистрацию бренда «Грустно и точка». Для какого проекта вам потребовалось это название и не возникло ли вопросов к вам от владельца сети «Вкусно и точка»?

— Подача на регистрацию была такая, на эмоциях. Это же пошло как мем, было много чего с «точкой» связано. Сказать, что этот бренд завтра будет использоваться в нашей сфере, — нет. Мы это сделали про запас, чтобы было. На самом деле мы к своей работе, миссии относимся серьезно. И «Грустно и точка» — это немножко на грани, а к грани мы стараемся не подходить. Но мы просто сделали это, чтобы не сделал кто-то другой. Вопросов со стороны «Вкусно и точка» не было.

— В ООО «Ритуал.Ру» долю 7,5% получила ваша супруга, Виктория. С чем связана была передача?

— У нас с ней прекрасные отношения, и я могу ей передать и все остальное. Здесь был случай, когда у нас было три небольших партнера и они выходили — никакой интриги, мы не начали с ней что-то делить, техническая история.

— А вы участвуете в ее проектах? (Виктория Шелягова — арт-эксперт и известный блогер, который занимается популяризацией российских народных промыслов; реализовывала совместный проект с Минпромторгом по продвижению отечественных производителей и мастеров. По данным СПАРК, ей принадлежат контрольные пакеты в ООО «Холуйская строчевышевательная артель» и ООО «Шуйская строчевышивательная артель»).

— Она же у меня человек-космос, и, конечно, кто-то должен ее приземлять. Поэтому я участвую на уровне консалтинга, ну и где надо — немножко помочь финансово. Она действительно с огромной любовью лично относится к русской деревне, к русским традициям. Это ей точно привили ее бабушка с дедушкой, они у нее с Вологодской области — это не игра взбалмошной светской девушки. То, что она сегодня такой неофициальный эксперт по поводу народных промыслов, мне приятно.