Не по нацпроекту: почему пандемия должна изменить планы правительства
Российское правительство устами первого вице-премьера Андрея Белоусова утверждает, что, несмотря на обвал цен на нефть и коронавирусную пандемию, продолжит реализовывать нацпроекты, а также ускорять инвестиции и экономический рост. Не приостановлена даже по сути притворная сделка по продаже Сбербанка, реальное назначение которой — обход бюджетного правила — с каждым днем имеет все меньше содержательного смысла.
Ресурсы вместо идей
Спору нет — хочется и с кризисом бороться, и потенциал экономики, как и планировалось, расширять. Но насколько реально добиваться достижения обеих этих целей? Тут невольно вспоминается эпоха Михаила Сергеевича Горбачева, провозгласившего одновременное развертывание двух глубоко противоречивых процессов — перестройки и ускорения. Результат хорошо известен.
Несколько параллельных приоритетов очень плохо уживаются в бюрократической системе: постоянная их взаимная калибровка чревата искажениями и ошибками, ведь при прочих равных условиях исполнитель всегда выбирает цель наиболее простую и выигрышную с точки зрения отчетности перед начальством в ущерб сложным и малоперспективным, но очень часто — самым важным направлениям деятельности. А задачи, которые решаются в ходе антикризисных действий и при реализации стимулирующей политики, отличаются по своему характеру ничуть не меньше перестройки с ускорением. Антикризисные меры носят, как правило, чрезвычайный и дискреционный характер, они по большей части своей реактивны, а успех заключается в отсутствии явных провалов и ухудшений, поэтому измерить его довольно сложно. Напротив, стимулирование должно быть проактивным, программным и просчитываться на несколько шагов вперед; при применении соответствующих мер необходимо соизмерять успехи и понесенные издержки.
Между тем все очевидней, что нынешний кризис может оказаться покруче приумноженного санкциями конъюнктурного спада 2014 года (хотя и после него российская экономика толком так и не воспряла — по ключевым параметрам доходов, инвестиций и потребления мы до сих пор пребываем ниже предкризисных отметок). И дело тут не в нехватке у правительства финансовых ресурсов, их к настоящему моменту накоплено действительно много, хотя и меньше, чем перед кризисом 2008–2009 годов. Для закрытия бюджетных брешей, образованных по итогам решения о выходе из сделки ОПЕК+, резервов предостаточно, но средства, судя по всему, потребуются не только федеральному бюджету.
К сожалению, новый кризис будет намного сложнее с управленческой точки зрения, поскольку транслируется в критические провалы спроса для целых секторов народного хозяйства. Возместить ущерб при всем желании будет сложно, макроэкономическая политика тут бессильна — ни снижение ключевой ставки, ни впрыскивание ликвидности не в состоянии устранить базовые структурные проблемы. Нас, очевидно, ждут волны банкротств, прежде всего в самой рыночной части российской экономики — сфере услуг, работающей на потребительский и деловой спрос. Если одновременно значительно просядет мировая экономика, то и экспортерам тоже не поздоровится.
40% в год — уже норма: как живет Аргентина в условиях рекордной инфляции
Профессия продавца все еще не престижна: что ее ждет в будущем
Работодатель должен вернуть работнику «избыточный» НДФЛ: как это сделать
В России — новые правила гособоронзаказа. Кому стало невыгодно работать
Локдауны в Китае грозят новым логистическим кризисом. Чего ждать
Услуги консалтинга востребованы как никогда: чего хотят компании
Почему Kraft Heinz провалила реструктуризацию: отвечает Джон Коттер
Всему голова: как перейти на российскую ERP и что выбрать
Смена целей
Сложность еще и в том, что основные вопросы сейчас даже не экономические, а санитарно-эпидемиологические. Сколько времени потребуется, чтобы коронавирус окончательно отступил? Cколько ресурсов нужно перераспределить для поддержания работы системы здравоохранения на повышенных оборотах? Возможны ли новые волны эпидемии и насколько быстро человечество изобретет действенную вакцину? От ответов на эти вопросы будет зависеть не только сам факт, временной график и формат первичного восстановления экономики после кризиса, но и изменения долгосрочного поведения потребителей и бизнеса, имеющие вполне осязаемые экономические последствия негативного свойства.
Иными словами, уровень неопределенности, с которым правительства всего мира сегодня вынуждены иметь дело, заметно превышает не только привычный фоновый уровень, но и показатели предыдущих кризисов. В таких условиях намерение российских властей действовать в соответствии с прежними планами, которые должны быть выполнены любой ценой, и заверения, что слаборазличимый экономический рост, несмотря на все глобальные пертурбации, всего лишь замедлится, кажутся не просто попыткой выдать желаемое за действительное (мало кто забыл слова о России как «острове стабильности» в 2008 году), но и являются контрпродуктивными. Во-первых, это дискредитирует ключевую в нынешних условиях информационно-разъяснительную работу государства, а во-вторых, дезориентирует сам государственный аппарат — вряд ли контрольным органам сейчас нужно изо всех сил отслеживать в режиме реального времени реализацию нацпроектов.
Отвечающих за экономику управленцев пора переключать на оборонительные действия. Как минимум очевидно, что уже не приходится ожидать со стороны регионов и бизнеса софинансирования национальных проектов в прежних объемах. Поэтому необходим срочный пересмотр темпов и направлений их реализации — причем вне зависимости от былых политических установок. Главное сейчас — антикризисные меры, а также укрепление систем здравоохранения и социальной поддержки. Как это ни сложно, но после стольких лет зажима бюджетных расходов надо отказаться от мелочной экономии на всем этом. Госорганы в центре и на местах должны быть готовы оперативно и точечно купировать экономические последствия кризиса и препятствовать его разрастанию. Вербальные интервенции также важны, но нужно, чтобы они были дозированными, взаимно непротиворечивыми и не содержали неумеренного и абсолютно неуместного в нынешних условиях шапкозакидательства.
