Глава Райффайзенбанка — РБК:
Глава Райффайзенбанка — РБК:
«Уходят те, у кого не получается бизнес»
Председатель правления Райффайзенбанка Сергей Монин в интервью РБК рассказал, почему иностранные банки могут уходить из России, какими должны быть банковские отделения и что не так с новыми ограничениями на кредитование граждан
Сергей Монин
Об иностранных банках в России
О чужой чашке чая и экосистемах-конгломератах
Должны ли банковские отделения погружать клиентов в метавселенную
Об «административно-наказательных» методах регулирования
Есть ли финансовые последствия у локдаунов и QR-кодов
— Райффайзенбанк — крупнейший из иностранных банков в России. Но интерес к нашей стране иностранцы теряют: «Сити» продает портфель розничных клиентов и закрывает отделения; на продажу, по данным Frank RG, выставлен «Хоум Кредит». И это несмотря на то, что маржа в российском банковском бизнесе выше, чем в европейском. Что их отпугивает от России? И отпугивает ли это вас?
— С российского рынка уходят именно те, у кого не получается делать бизнес. У международных банков очень часто применяется централизованная модель управления банками в разных странах — продуктовая разработка и переиспользование продуктов, которые изначально были произведены для другого рынка. Этот подход не позволяет иностранным банкам стать по-настоящему популярными для российских пользователей и набрать масштаб. Отсутствие масштаба и дальше не позволяет сделать эффективной всю бизнес-модель.
У нас с самого начала была децентрализованная модель. Мы превратили, по сути, Райффайзенбанк в компанию, которая сама производит продукты для российского рынка, понимая потребности клиентов. Мы движемся к цели стать самым рекомендуемым банком, измеряя это как минимум по показателю NPS (Net Promoter Score, данные по рыночным исследованиям этого показателя банки не раскрывают. — РБК) и динамике роста клиентской базы, и у нас есть достаточно четкое представление, что для этого нужно сделать. Это подход совсем другой, чем принято у многих других иностранных банков. И именно этим подходом объясняется наш успех на российском рынке.
— Иностранные банки работали таким образом много лет. При этом каких-то новых санкций или какого-то жесткого регулирования отдельно для них нет. Можно ли вообще говорить, что есть тенденция на уход у иностранных банков? Если да, то что все-таки произошло, был ли какой-то переломный момент?
— Я не думаю, что это тенденция. Это целиком индивидуальные решения, принятые для каждой конкретной организации. Я совсем не думаю, что при этом они друг на друга смотрят: каждый ориентируется на свой бизнес, на то, какие есть перспективы, как используется капитал, нельзя ли его использовать более выгодно. И исходя из этого принимает решение. Макроэкономические факторы я бы тоже не преувеличивал.
Сергей Монин родился в Москве в 1973 году. Образование получил в Финансовой академии при правительстве России, окончив факультет международных экономических отношений в 1995 году. В Райффайзенбанке работает с 1996 года — сначала был трейдером в венском и лондонском офисах, а затем, когда банк открыл представительство в России, вернулся в Москву.
В 1999 году Монин возглавил управление казначейства в Райффайзенбанке, в 2003-м вошел в правление кредитной организации. Председателем правления банка стал в 2011 году.
Сергей Монин
— Розничным портфелем Ситибанка интересовались российские банки (ВТБ, Альфа-банк, Тинькофф Банк, МТС-банк), но было бы в какой-то мере логично, если бы этот портфель ушел игроку с иностранным капиталом. Вы в нем заинтересованы, ведете переговоры?
— Мы не можем здесь давать развернутые комментарии. Единственное, что можем сказать, — мы такую возможность не исключаем.
— Ожидаете ли вы приток клиентов из Ситибанка, которые уже могут из него уходить, не дожидаясь, пока их кому-то продадут?
— Я думаю, что мы во всех сценариях увидим приток клиентов Ситибанка к нам. Наибольший приток был бы, если бы мы купили портфель. Но и в остальных сценариях тоже.
— Интересен ли Райффайзенбанку в целом неорганический рост за счет M&A? И если да, то в каком формате?
— Нет, мы довольно бодро растем органически и для этого очень много чего делаем, в том числе стараемся быть максимально удобными. Мы с иностранным капиталом, и мы очень надежны, но мы не паразитируем на этом. Неорганический путь мы не рассматриваем совсем.
— Планируете ли вы участвовать в приватизации «Открытия»?
— Нет, это вообще какой-то другой, не наш бизнес. У нас нет миноритарных и мажоритарных портфелей в других банках, и заводить его в «Открытии» нет смысла. Мы делаем свой бизнес. Это (приватизация «Открытия». — РБК) просто не наша чашка чая.
— Сейчас крупные российские банки делают ставку на развитие экосистемы. Райффайзенбанк заявлял о своих планах в этом направлении, хотя ваша потенциальная экосистема должна быть построена вокруг банка и будет сильно отличаться от того, что делают «Сбер» или «Тинькофф». Почему? Вы не видите перспектив в расширении нефинансового сегмента? Это ваше решение или политика группы Raiffeisen?
— Это наше решение, но оно не противоречит политике группы. Мы просто видим очень много возможностей, как можно улучшить именно банковский бизнес. Мы видим свое назначение в том, чтобы делать финансовую сторону жизни клиента легче. Да, партнерство с какими-то сервисами может в этом помогать, но построить в голове видение, как должен выглядеть банк будущего, довольно просто — в нем все происходит за секунду. Получить кредит, сделать перевод, что-то еще — все за секунду. Например, сейчас больше четверти всех потребительских кредитов, которые у нас берут клиенты, они берут просто в мобильном приложении и за пять минут получают деньги.
Сергей Монин
— Это опасно, если кредит оформляют мошенники.
— Это для действующих клиентов. Но в этом некоторым образом и заключается сложность. Мы думаем, что пять минут — это максимальный срок для действующих клиентов, а в принципе действующие клиенты должны получать кредит мгновенно. Это фокус работы всей компании, и терять мы его не хотим.
Еще один аспект экосистем с нефинансовыми сервисами. Одно дело — экосистемы, другое — конгломераты. Для того чтобы построить экосистему, необязательно строить конгломераты. По сути, у нас их и строят. Но это не нужно делать для того, чтобы дать клиенту какой-то удобный дополнительный сервис.
Например, сейчас мы для премиальных клиентов запустили бесплатный сервис «автоконсьерж». С его помощью можно бесплатно заказать доставку автомобиля в ремонт: за ним приедут, заберут, поменяют шины, сделают техосмотр и так далее. Для этого мы не покупали какое-то предприятие, которое оказывает такую услугу. Тем не менее наши клиенты получают такой сервис. Вот как сказать, мы строим экосистему или не строим?
Я думаю, то [утверждение], что построение конгломератов способно создавать value, — это гипотеза. Гипотеза может подтвердиться, может не подтвердиться, и это какая-то огромная гипотеза, очень дорогая. Мы видим большое количество других гипотез, которые с гораздо большим энтузиазмом хотим пробовать реализовать.
— Ощутили ли вы на себе давление цифровизации банковского сектора, которая ускорилась за время пандемии? Существует мнение, что с технологической точки зрения европейские банки куда менее продвинуты по сравнению с российскими — вам подход группы Raiffeisen мешает конкурировать с российскими игроками?
— Как раз наоборот. И это связано с тем, что мы построили продуктовую компанию, которая создает продукты именно для российского рынка, мы в этом аспекте не зависим от группы RBI. Я не могу сказать при том, что пандемия что-то ускорила. В 2018 году мы твердо встали на рельсы цифровизации и последние два года грандиозным образом изменили вообще наш бизнес. Для нас пандемия ничего не ускорила, просто так совпало.
Австрийская Raiffeisen Bank International (RBI) была основана в 1927 году. Группа, штаб-квартира которой находится в Вене, работает на 13 рынках в Центральной и Восточной Европе. Она обслуживает 17,7 млн клиентов силами порядка 45 тыс. сотрудников. Рыночная капитализация RBI составляет примерно €8,64 млрд ($9,72 млрд), по данным MarketWatch.
Российский Райффайзенбанк входит в топ-10 кредитных организаций страны по активам и является крупнейшим банком с иностранным капиталом. Его активы на 30 сентября составляют 1,46 трлн руб., прибыль за девять месяцев — 30,6 млрд руб. Кредитный портфель банка достиг 950,5 млрд руб., из них 350 млрд руб. приходится на физических лиц, а 474 млрд руб. — на крупный бизнес.
В бизнесе изменилось то, что в 2018 году у нас было 180 отделений, а сейчас — 118. Но в эти 118 отделений мы привлекаем на 30–40% клиентов больше, чем в 2018 году. И также мы продаем продуктов на 30–40% больше, чем в 2018 году. И все это благодаря цифровизации. У нас большинство клиентов становятся клиентами, никогда не заходя в отделение.
Результаты не исчерпываются только этим. Так, мы запускаем новые сервисы и работаем над улучшением существующих. Очень важная для нас вещь на пути к самому рекомендуемому банку — и заметьте, мы не говорим «экосистеме», а с традиционной гордостью именно «банку», — упрощение очень многих вещей для клиентов.
Сергей Монин
— Есть ли у вас в планах дальнейшее сокращение сети? Или изменение форматов отделений?
— Мы запускаем новый формат для рынка. Будем перестраивать существующие отделения и открывать сразу в нем новые. Это не phygital, он не заигрывает со сверхтехнологиями, не погружает клиента в 3D-пространство, метавселенную, ничего такого. Клиенты не за этим приходят в офисы, а за приватностью. Они хотят интимного разговора с менеджером по поводу своих проблем. В этом новый формат и заключается. В новых отделениях будут выделенные зоны, где клиенты смогут решить свои проблемы один на один с менеджером, не рискуя быть в центре цифрового подиума.
Что касается сокращения сети, то мы ориентируемся на клиентов. Если клиенты в какие-то отделения ходят, то мы их будем дальше развивать, если в какие-то не ходят, то будем думать, что с ними дальше делать — закрывать, переносить или еще что-то.
— Какие у группы «Райффайзен» сейчас в целом планы на Россию — расширение или сокращение присутствия?
— Группа предполагает расширение бизнеса по России темпами на уровне рынка, но в отдельных аспектах и быстрее, в частности в увеличении активных клиентов. В этом смысле группа очень за нас болеет, чтобы мы это реализовали. Это не значит, что нам надо расти вместе с рынком во всех классах активов.
— ЦБ продолжает ужесточение денежно-кредитной политики. Можете ли вы оценить экономический эффект для Райффайзенбанка от повышения ставок? Можно ли сказать, что банки, и вы в частности, в какой-то мере становитесь бенефициарами ускорения инфляции и впоследствии ужесточения ДКП?
— В принципе банковские институты лучше себя чувствуют при более высоких ставках и хуже себя чувствуют при более низких ставках. В общем случае. Но есть нюансы. Нюансы такие, что резкий рост ставок, например как сейчас (хотя для российского рынка рост на 2 п.п. не такой уж и резкий, видали мы и порезче, и не так уж и давно), может быть достаточным для того, чтобы потенциально иметь большие проблемы с процентным риском. И если много процентного риска, то рост ставок это дело сильно наказывает. В основном убытки проявляются через отрицательную переоценку облигаций, могут быть более долгосрочные последствия для каких-то инвестиционных портфелей, портфелей кредитов и так далее. У нас таких проблем нет. И негативных последствий для себя, кроме замедления кредитования от более высоких процентных ставок, мы не видим.
— Влияют ли действующие макропруденциальные надбавки (увеличивают нагрузку на капитал при выдаче кредитов, которые ЦБ считает нежелательными) на Райффайзенбанк и насколько замедлят кредитование прямые количественные ограничения, которые планирует применить ЦБ?
— Мы думаем, что у нас один из самых консервативных и качественных портфелей на рынке. В этом смысле логично предположить, что мы должны быть одними из последних, если не последними, на кого это (надбавки. — РБК) вообще повлияет. Цель этих всех действий — уберечь уязвимые слои населения от неподъемной кредитной нагрузки. Поэтому те, кто имеет дело с качественными заемщиками, не должны вообще ограничивать деятельность в этом контексте.
Прямые количественные ограничения — это какой-то нерыночный способ регулирования, на мой взгляд, а скорее административно-наказательный. И даже если он будет очень умный и будет административно наказывать тех, кого надо, а не всех подряд, то все равно рыночный метод, на мой взгляд, лучше. И лучше регулировать рыночную экономику рыночными методами, а не административно-наказательными. Поэтому мне кажется, как будто бы можно было найти и более правильные шаги.
— На это можно ответить, что финстабильность тоже дорога, и если те же надбавки не действуют, то что еще остается?
— Я не являюсь большим экспертом в регулировании. Мне кажется, что административно-наказательные методы плохие в основном по концептуальным или религиозным соображениям. Если, кроме них, совсем ничего нет, то делайте, что я вам могу сказать, но мне они нравятся меньше. Моего мнения это не изменит.
— Как вы оцениваете влияние ноябрьского локдауна на потребительское кредитование? БКИ говорили, что возможно сокращение выдач.
— Негативных эффектов мы здесь не ждем. Я думаю, что скорее на выдачи оказать влияние могут более высокие ставки. Я не думаю, что всерьез неделя как-то способна опрокинуть экономику.
— Ужесточали ли вы скоринг для заемщиков, работающих в отраслях, на которые вводились ограничения и на которые, возможно, введутся ограничения по QR-кодам?
— Мы не видим никаких ранних индикаторов, что портится кредитное качество у заемщиков из разных отраслей, поэтому никакие отраслевые ограничения не вводим. Одно дело — три месяца как минимум, а другое — одна неделя. Две большие разницы, поэтому я бы одно с другим не сравнивал.
— Но QR-коды могут ввести на более долгий срок.
— Нет, здесь мы не моделируем негативную ситуацию, я вам могу это откровенно сказать. Пытаться угадать, как это может негативно на чем-то сказаться… мы не пытаемся в эту игру играть. Надеемся, что привьется население и все будет хорошо.
Сергей Монин
— Вы не участвуете в пилоте Банка России по цифровому рублю, хотя активно участвуете в других проектах ЦБ. Почему не пошли в эту историю?
— Нет, мы готовы участвовать. Даже заявку подавали.
— Но вас нет в числе первых 12 банков, пилотирующих цифровой рубль.
— Ну, может, мы войдем в следующие.
— Как вы в целом оцениваете влияние цифрового рубля на свой бизнес?
— Реального влияния на свой бизнес мы не видим. Наверное, в итоге он будет приносить какую-то ценность в некоторых видах потребностей. Но я не думаю, что банковская система перетечет в цифровой рубль, в прямые счета в ЦБ и так далее.
— Вы участвуете в пилоте сервиса для борьбы с зарплатным рабством, но при этом у вас есть зарплатные проекты. Может ли он у вас отнять часть клиентов? И наблюдаете ли вы проблему зарплатного рабства в России либо она уже сходит на нет из-за СБП и законов?
— Я думаю, что присутствие зарплатного рабства сохраняется — когда работодатель решает за сотрудников, где они будут получать зарплату, и каким-то образом затрудняет возможность альтернативного выбора. Почему мы там участвуем, хотя у нас есть зарплатные проекты? Потому что мы в принципе за свободную конкуренцию, верим, что у нас хорошие продукты и сервисы и клиентам есть за чем к нам приходить. Мы думаем, что даже если теоретически что-то потеряем, то на самом деле приобретем гораздо больше.
— В прошлом году на рынке ипотеки был рекорд, и многие говорили, что в 2021-м этого уже не будет. Наступил октябрь, и стало понятно, что он произошел досрочно. Возможны ли сопоставимые темпы роста в 2022 году и что будет двигать рынок ипотеки, учитывая, что льготных программ стало меньше? Или если говорить про охлаждение, то насколько серьезным оно будет?
— Я думаю, что будет охлаждение. И думаю, что оно уже наступило. На него повлияют и ставки, и, возможно, цены на недвижимость.
— Райффайзенбанк раскрывал, что средний платеж по ипотеке у вас 96 тыс. в месяц. Не придется ли смягчать требования, привлекать людей, которые платят поменьше и у которых платежная дисциплина может быть похуже, чтобы расти постоянными темпами?
— Платеж связан с качеством клиентов, с географической концентрацией на Москве и Санкт-Петербурге и, соответственно, на более высокой средней зарплате и цене на недвижимость. Удастся ли дальше расти в ипотеке, если будет охлаждение? Это не первое охлаждение на нашей памяти. Мы переживали и сжатие рынка ипотеки, и снижение портфелей. У нас нет какой-то идеи фикс обязательно вырасти в ипотеке. Всегда, когда где-то что-то закрывается, где-то в другом месте что-то открывается. Будем перераспределять капитал и расти в чем-то еще.
