Максим Решетников: риски санкций и жизнеспособность российской экономики

— Уже на форуме прозвучала мысль о том, что на самом деле те ограничения, которые вводились против России как экономического, так и политического толка на протяжении последних нескольких месяцев, сработали не так, как ожидали их инициаторы. Но всё же вы видите риски изоляции российской экономики?

— Размер российской экономики и глубина интеграции в мировую экономику такова, что изолировать Россию не получится. Мы — крупнейший поставщик сельхозпродукции на мировой рынок. А в условиях постоянного роста продовольственных цен и, в общем, недостатка продовольствия, о котором сейчас многие говорят, вчера там отдельная сессия была на эту тему, это крайне чувствительный вопрос. Мы — крупнейший поставщик энергетических ресурсов. И мы видим, к какому росту цен на энергоносители приводят попытки так или иначе изменить структуру поставок, отказаться от российских энергоресурсов. Мы — крупнейший поставщик на мировой рынок удобрений, минеральных удобрений широкого спектра. А без этого опять вопрос продовольственной безопасности не обеспечить. Металл, лес и не только, и титан, и инертные газы, которые необходимы там для высокотехнологичных производств, и много-много других таких тонких нитей, которые, с одной стороны, может быть, в макромасштабе не всегда заметны, но они очень плотно нас связывают с мировой экономикой. И тоже давайте не переоценивать. Та часть мировой экономики, которая так или иначе пытается нас изолировать, это не вся мировая экономика. Да, это половина нашего товарооборота на западные страны приходится. Но в то же время другая-то половина уже приходится на восток. Более того, если то часть, которая шла в недружественные страны, она уменьшалась, то часть, которая шла в дружественные страны, постоянно росла. И мы этим предметно занимались, и мы углубляли интеграцию. И у нас есть наше евразийское экономическое партнерство с наблюдателями, с другими странами СНГ. И там развиваются вопросы производственной уже кооперации, которые вообще крайне срочно так разорвать. Поэтому нет, мы плотно интегрированы в мировую экономику, и мы останемся интегрированными в мировую экономику.

— В целом, для вас в конце февраля, начале марта уже был ясен будущий масштаб западных санкций либо такая реакция широкого западного мира была всё же неожиданной?

— Я думаю, ни для кого не был ясен до конца масштаб санкций. И до сих пор они же продолжаются.

— Шестой пакет, спасибо Евросоюзу, он хотя бы их нумерует.

— И, конечно, мы реагируем на ту ситуацию, которая складывается. Хотя, безусловно, мы какие-то вещи предвидим, готовимся, так или иначе. Собственно говоря, подготовка к этому шла последние годы. Мы переориентировали экспорт, мы выстраивали собственные финансовые системы и так далее. Не всего казалось достаточно. Для чего-то потребовалось больше времени, чем у нас оказалось. Но, тем не менее, сейчас всё это ускоряется, всё это движется. Поэтому влияние чувствительное этих санкций, безусловно, но мы видим, что наша экономика гораздо более жизнеспособна, чем, может, даже нам иногда кажется. Это первый момент. Второй момент — мне кажется, масштаб этих санкций до конца не понимают и те, кто их вводят, и насколько мы плотно интегрированы, и насколько это бьет по их экономикам. С моей точки зрения, это главный сюрприз для них, потому что те инфляционные процессы, в первую очередь, в Европе и в Соединенных Штатах, те постоянные корректировки прогноза вниз, которые у них тут происходят. Они постоянно понижают темпы своего развития в связи с осознанием того, что происходит.

— И повышают темпы роста инфляции.

— Да, инфляция растет, темпы роста падают у них. Поэтому да, для них это всё очень неприятно. Более того, эти процессы получили такую необратимость. Инфляция и дальше будет там расти. Вот те процессы, которые сейчас запущены, условно рост цен на энергоносители, неизбежно потом рост цен на удобрения, неизбежно потом рост цен на продовольствие и так далее. Поэтому мне кажется, западный потребитель еще задаст свой вопрос политикам, а что и зачем они делали и вообще стоило ли это всё того. Но, наверно, проблема третья в том, что, к сожалению, за это приходится платить еще и третьим странам. Это страны развивающиеся. Особенно вот эта продовольственная инфляция. И так гигантская денежно-кредитная миссия, бюджетная миссия, которые западные страны сделали, это всё вместе. То есть в данном случае санкции во многом еще оказались таким спусковым крючком для проблем, которые копились, для пузырей, которые надувались, и сейчас вот это всё пошло в движение. Но значительная часть этой платы, она придется на третьи страны, которые не причастны ни к чему, но в виде продовольственной инфляции, роста цен на энергоносители им придется платить. А у них население не такое богатое, как в Европе, и это будет вопрос, в общем, действительно продовольственного обеспечения. Были наши коллеги вчера на сессии по продбезопасности из Индии. Бразилия, там она, скорее, поставщик крупнейший, Индия потребитель. Это волнует страны Юго-Восточной Азии, поэтому очень сложные вопросы.

— Текущие оперативные данные, как вы об этом уже говорили, позволяют говорить о стабилизации и улучшении ситуации в российской экономике. И вы сказали, что Минэкономразвития будет пересматривать прогноз на текущий год и предстоящие, дав свою оценку в 22 году. А можете хотя бы сориентировать? Последний базовый прогноз был — падение на 7,8%.

— Смотрите, нас сейчас волнует две цифры ключевые, то, что в фокусе внимания. Первое — это инфляция. И очевидно, что оценка инфляции будет ниже тех значений, которые у нас были. У нас было 17,5 на конец года. Мы понимаем, что мы ощутимо ее понизим, с учетом того, что у нас четвертую неделю подряд цены не растут у нас.

— Ощутимо, но всё же двузначное или однозначное?

— Нет, если мы смотрим год к году, конечно, оно будет двузначное. Потому что у нас сейчас на пике у нас было почти 18%, сейчас эта цифра снизилась, у нас 16,6, по-моему, оценка последней недели этого года условно к соответствующей неделе прошлого года, потому что мы не отыграем тот, понятно, пик цен, который прошелся в начале года, но мы с него сойдем вниз. Инфляция месяц к месяцу, пересчитанная в годовые темпы по маю 1,6%. Поэтому, в общем, мы видим, что инфляционные процессы затормозились, в отличие от того, что происходит на в западных, в европейских странах, где мы видим, инфляция разгоняется. А экономические оценки, здесь такой можно, с одной стороны, высказать осторожный оптимизм, что в принципе итоге первого квартала, предварительные оценки апреля, сейчас майские будут оценки.

— Первый квартал, если я не ошибаюсь, плюс 3,5%?

— Плюс 3,5%, да. Конечно, говорят о том, что будет лучше. Но что нас волнует сейчас. Нас волнует сейчас то, что мы начинаем попадать в эту дефляционную спираль. Дело в том, что у нас достаточно высокие процентные ставки и по кредитам, и по депозитам. И в условиях замедления, торможения инфляций, что, например, понимает, в первую очередь, там реальный сектор экономики, население более консервативно всегда оценивает, приводит к тому, что не тратит деньги. То есть деньги выгоднее сберегать, их невыгодно занимать, их выгоднее сберегать, их выгоднее не тратить. И мы видим это и по росту депозитов населения. Они у нас от месяца к месяцу прибавляют, и достаточно ощутимая прибавка была и по маю, и по первой неделе уже июня. И там условно из тех, из того объема трат, который пришелся, мы увидели рост потребительских трат с первой недели июня, но если объем потребительских трат увеличение было примерно там 100-110 миллиардов рублей, то на депозиты пришло в 2,5 раза больше денег. Там почти на 250 миллионов. То есть люди деньги не тратят. Бизнес накопил 26 триллионов рублей на депозитах. Он их не инвестирует, потому что большая неопределенность, перенастройка и так далее, и так далее. И это большая проблема для экономики, потому что если никто не тратит деньги, то нет спроса. Нет спроса, нет, падает производство и так далее, и так далее. Поэтому нам сейчас надо вот это вот преодолеть. Здесь бюджет, конечно, старается. Мы увеличиваем свои расходы, мы ритмично тратим деньги, реализуем поручение президента по индексации социальных выплат. Это всё поддерживается вроде бы спрос, но в условиях опять высоких ставок по депозитам люди всё-таки предпочитают больше сберегать и меньше тратить. Поэтому нам очень важно, чтобы действительно вот это смягчение денежно-кредитной политики, курс на которую Центральный банк взял, вот оно очень важно, чтобы оно как можно быстрее дошло до экономики и было в таких в ощутимых масштабах, что называется.

— Я понимаю, что вам приходится быть чрезвычайно осторожным в своих оценках, поскольку это сейчас большой риск, но всё же по итогам 22 года мы увидим ВВП ближе к минус 5, минус 6?

— Давайте мы вот у нас запланировано в конце июня провести оценку. Те цифры, те цифры, которые вы назвали, они, в общем, вполне достижимы. Конечные цифры давайте в конце июня мы назовем точно. Точно как, это будет оценка. Сейчас ситуация достаточно динамично развивается, поэтому, конечно, это будет оценка. Второй момент, третий, вернее, момент. Инфляция, экономический рост и очень важный вопрос — это, конечно, курс. Особенно он для нас важен в плане трехлетки, потому что мы планируем, формируем бюджет.

— Курс рубля?

— Да, курс рубля. И это очень сильно влияет, с одной стороны, на доходы бюджеты, и это критично для нас. Но это влияет также и на ориентиры для бизнес. Бизнес просто требует условно: «Значит, уважаемые экономические власти, скажите, на что ориентироваться». В то же время курс является такой напрямую неуправляемой величиной. Потому что если раньше у нас было два инструмента: ключевая ставка, спрос в экономике и так далее, то сейчас. Да, и второй инструмент — бюджетное правило, которое стерилизовало валюту, когда ее много, соответственно, обеспечивало предложение валюты, когда ее мало на рынке. И за счет этого курс колебался, но в определенных понятных диапазонах экономических. То сейчас остался только один инструмент — ключевая ставка. И плюс к этому затруднен вот этот механизм трансформации спроса ключевой ставки. Спрос, спрос, спрос на импорт, потому что есть проблемы всё равно: перенастройка логистики, поставки и так далее. И при этом высокие цены экспортные, большой поток валютной выручки, крайне такой сильный платежный баланс. Поэтому это всё оказывает давление. Но платежный баланс, надо сказать, что в трехлетке тоже будет сильным. Поэтому проблема давления на курс, она сохраняется. Где он стабилизируется, на каких уровнях, что мы можем максимально сделать. Мы, в данном случае и правительство, и Центральный банк вместе, может быть, где-то даже больше Центральный банк. Это вот как раз то, что мы сейчас будем обсуждать и уточнять в июне, в начале июля.

— Если посмотреть на статистику инфляции помесячную на протяжении там последних 20 лет, это дефляция для России носила сезонный характер. Она обычно была где-нибудь в июле и заканчивалась в августе. Сейчас в июне мы увидим дефляцию и насколько длительным будет этот период? В августе закончится вместе с помидорами?

— Вот это вот как раз и надо смотреть, потому что очень сейчас многое зависит от того, вот этот вот крепкий курс, как быстро он перейдет в рост импорта. Потому что реально у нас сейчас, понятно, перенастройка платежей, поставок, бизнес, западные поставщики меняются на восточные и так далее, и так далее. У нас ведь очень упал резко не только, вернее, серьезно, и резко, и серьезно не только конечный импорт, у нас и промежуточный инвестиционный импорт сократился. А инвестиционный импорт — это вообще там отдельная проблема, потому что требуется перепроектирование многих проектов сейчас с западного на восточные оборудования, на китайские аналоги, на другие аналоги и так далее. И это, конечно, требует очень большого времени. Поэтому когда перенастроится импорт, появится дополнительный спрос на валюту, пойдут товарные потоки, тогда какая-то стабилизация будет. Со стороны правительства мы приняли очень большую программу по поручению президента по поддержке импорта, критического импорта. 800 миллиардов рублей — объем программы. По ней датируется ставка. Причем ставка очень льготная, там 0-3 ключа, плюс 3, что называется. То есть там 6% по нынешним временам, даже меньше. Мы половину рисков по этим поставкам взяли на государство, выдали поручительство ВЭБа банкам и так далее. То есть это большая программа, но это тоже требует всё времени и раскрутки, вот в чем вопрос. Поэтому вопрос с импортом, это такое самое, наверно, чувствительное сейчас место. Но надо сказать, что последние недели можно аккуратно говорить, что он потихоньку начал расти с тех минимумов, которых он достиг еще в начале мая. И во многом от этого зависят и оценки, насколько длинным будет вот эта вот дефляционная волна. И второй момент, это, конечно, зависит очень сильно от Центрального банка, давайте честно говорить, от восстановления кредитов экономики. Потому что это, в том числе, признак слабого и, в первую очередь даже, признак слабого спроса.

Полное интервью с Максимом Решетниковым — на нашем сайте.