«Я родился в Австрии в 1926 году. Когда мне было 15, меня призвали. Я не был фанатиком, но восхищался властью.
Война для меня началась в 1933 году. Нас снабжали ваучерами на еду, в школах рассказывали о войне, мы становились добровольцами, помогали обеспечивать население водой и строить военные укрепления. Я входил в гитлерюгенд (молодежная организация Национал-социалистической немецкой рабочей партии. — РБК), где в мои обязанности входила поддержка фермеров во время сбора урожая.
В 1943 году меня перевели в Винер-Нойштадт. Там я начал работать в люфтваффе (ВВС вермахта. — РБК). Мы защищали город от американских бомбардировщиков.
К июню 1944 года мы получили приказ отразить вторжение во Францию. Но когда я добрался до Парижа, меня сразу же отправили домой, американская операция была успешной. В декабре 1944 года мы были переведены в Германию, где Герд фон Рундштедт (генерал-фельдмаршал, во время вторжения в СССР командовал группой армий «Юг». — РБК) провел безуспешное контрнаступление. После этого мы пошли через Люксембург в Бельгию. Было тяжело. Не хватало зимнего снаряжения, мы голодали. Большую часть времени проводили на охоте на оленей, чтобы накормить солдат. Иногда по пути нам помогали некоторые крестьяне и другие воинские части. Мы шили зимнюю одежду из штор и подушек, забирали вещи у местного населения, которое страдало из-за нас.
Мы собирались вступить в новый бой с американцами в Бастони и потерпели поражение. Мне очень повезло, что я не был ранен. Мне поручили собрать раненых и ухаживать за ними в больнице. Нас таких было трое. Мы обыскали территорию возле больницы, которая была оставлена американцами, нашли в лесу кем-то брошенные продукты, шоколад. Тогда-то нас и заметили американцы. Нас посадили в тюрьму. Допрашивали, надеясь выяснить, знаем ли мы что-нибудь о «чудо-оружии», которое, как они подозревали, разрабатывали наши военные. После этого нас перевели на бывший немецкий аэродром в Компьене, Франция, в лагерь. Мы жили в палатках, в январе, было холодно, и у нас было мало еды, никаких кроватей. Однажды нам привезли солому, печь, немного еды. Мы были удивлены. Оказалось, что из Швейцарии прибыла независимая комиссия. Они проверяли, в каких условиях содержат пленных. Как только они ушли, у нас забрали все, что дали.
У меня был друг в этом лагере. Вместе мы решили бежать. Охранников было мало, поэтому это было легко. Через три дня мы встретили фермера, мы мало говорили по-английски, но притворялись американцами. Он нам не поверил и ушел уведомить власти, что мы прячемся, оставив других фермеров следить за нами. Один из них говорил по-немецки и отнесся к нам доброжелательно. К нашему большому удивлению, нас пустили в дом и накормили. Я спросил, почему он кормит нас, и он сказал, что был пленником немцев и они хорошо с ним обращались. Мы надеялись, что нас освободят, но нас передали французской полиции, которая переправила нас обратно в лагерь.
В марте меня перевели в город Расс. Мне было поручено содержать там сад штаб-квартиры. Нас там было трое, один работал на кухне и приносил нам еду, мы делали запасы и прятали во дворе, планируя новый побег. Через три недели мы сбежали. Передвигались только ночью.
Однажды мы поссорились из-за апельсина: мы очень хотели пить, у нас не было воды, но был один апельсин. Двое из нас хотели съесть его, а другой — сохранить. После того как мы поссорились, он ушел.
К тому времени как мы добрались до Вердена, у нас закончилась еда. Тогда мой друг решил, что лучше сдаться, чем продолжать путешествие. Мы договорились подождать еще день и, обнаружив железную дорогу, стали ждать хоть какого-то поезда. В итоге мы увидели грузовой поезд, который охраняли американцы. Мы запрыгнули на него, но еды там не было. Поезд перевозил оружие.
На следующий день, когда поезд пересекал большую реку, я сказал своему другу: «Это может быть река Мозель». Я знал, там проходила военная граница. Когда поезд замедлился, мы спрыгнули. Нам очень повезло. Полтора месяца мы гуляли по Германии, рылись в развалинах домов в поисках припасов, оставленных бывшими жильцами. Это был 1945 год, и война закончилась.
В мае 1947 года я вернулся в школу. Я жил в квартире, дом рядом с которой был занят русским солдатом и его семьей. Однажды я делал уроки и услышал шум снаружи. Австрийские и русские дети ссорились. Я накричал на них, и они ушли. Позже вернулись, дразня меня и бросая камни в мое окно. Я подрался с ними, и меня арестовали, отвезли в Вену, судили и приговорили к трем годам лишения свободы, максимальному наказанию за хулиганство. В течение следующих нескольких недель меня перевезли через весь Советский Союз в ГУЛАГ. Чтобы есть, нужно было работать, но я не выполнял квоту и получал все меньше еды. Через некоторое время я весил 36 кг.
Мне удалось бежать, девять дней я жил без еды. Но я заблудился и каким-то образом вернулся в лагерь. Я не думал, что когда-нибудь выберусь. Но, к моему большому удивлению, меня в конце концов освободили.
Тогда я пошел в полицию и сказал, что хочу вернуться домой. Офицер ответил, что, когда меня увозили, я был в плену. Теперь я был свободен и должен был вернуться сам. Я нашел какую-то работу в соседней больнице. Спустя четыре с половиной года кто-то посоветовал мне написать письмо в австрийское посольство. Я сделал это, и мне прислали паспорт. Он был действителен во всей Европе, но при этом мне было не разрешено уезжать из города, где я был, дальше чем на 20 км. Я писал письма, просил разрешение на выезд, наконец, в октябре 1953 года получил его.
Вскоре я отправил письмо в посольство и попросил их перевести деньги на мою поездку домой. Но они мне так и не ответили. Я собрал все заработанные деньги и отправился в порт — на следующий день оттуда отходило последнее судно, затем вода должна была замерзнуть на следующие восемь месяцев. Я не смог достать билет, и судно отправилось без меня. Мое разрешение на выезд действовало только четыре недели, поэтому я поехал в аэропорт, но там узнал, что билет на ближайший рейс пришлось бы ждать три недели.
Расстроенный, я пошел к офицеру секретной полиции и солгал, что я австрийский журналист и в Москве проходила конференция, а я застрял здесь. Он посмотрел на мой паспорт, не нашел никаких доказательств сказанного мной, но поверил и дал ваучер, по которому я мог улететь на следующий день.
Добравшись в итоге до Австрии, я узнал, что моя мать умерла. Дома меня никто не ждал. Я ушел из дома в 15, а вернулся в 28. Я все-таки закончил школу. Но не хотел ни с кем общаться или встречаться с новыми людьми. Я хотел только изоляции и решил стать лесником. Я чувствовал себя чужим в своей стране.
Знаете, в конце войны нам показывали снятые американцами кадры концентрационных лагерей и массовых убийств, и мы думали, что это пропаганда, мы смеялись над этим. Никто из нас не знал о преступлениях нацистов. Мы узнали об этом только после окончания войны, и даже тогда мы не могли в это поверить. Я переосмыслил свои мысли о режиме только после того, как вернулся из России.
В конце концов я встретил женщину. Я просто хотел создать семью. Мы до сих пор вместе».
Херберт Киллиан умер 26 июня 2017 года.
