Центральный регион: как развивать отношения с Китаем в эпоху санкций
Когда в 2014 году Москва впервые после падения коммунизма вошла в резкое противостояние с Западом, многим казалось, что «вставшую с колен» Россию уже невозможно изолировать от мира. Считалось, что углубление интеграции в рамках Евразийского союза способно компенсировать потерю Украины, а Китай легко заменит Европу и США как покупатель российских энергоносителей, крупнейший инвестор в отечественную экономику и поставщик высокотехнологичной продукции.
Осторожный союзник
Однако пока соответствующие надежды не оправдываются. Хотя оборот российско-китайской торговли в этом году может достигнуть «заветных» $100 млрд (с учетом оборота за январь—август в $68,9 млрд), Пекин уверенно занимает место нашего ведущего внешнеторгового партнера, а Россия — крупнейшего поставщика нефти в Китай, достижений в других областях почти не заметно. Партнеры не готовы отказываться от доллара (в нем номинировано 88% российского экспорта в КНР и 73,6% нашего импорта); китайские банки уклоняются от обслуживания сделок с российскими контрагентами; инвестиции Китая в Россию остаются незначительными.
Дополнительный драматизм ситуации придает и изменившийся геополитический пасьянс: США, кажется, в полной мере осознали масштаб китайского экономического и политического вызова — то, что еще недавно было позицией лишь некоторых дальновидных аналитиков, стало мейнстримом. В этих условиях y России есть выбор: попробовать подыграть Америке в вашингтонско-пекинском противостоянии либо сохранить альянс с КНР, попытавшись при этом выторговать некоторые преференции, естественные для «верного друга».
Упорство Кремля, проявляемое во внешней политике, диктует второй вариант. А положение Китая, существенно зависящего экономически от США, требует осторожности. Все это порождает потребность в новой стратегии — стратегии «опосредованной близости».
Задачи ее понятны: для китайцев — выйти из двусмысленной ситуации с соблюдением антироссийских санкций; для россиян — сделать Китай активным инвестором в Россию и найти новые точки соприкосновения с Пекином. На мой взгляд, роль посредников в новом формате российско-китайского взаимодействия могли бы сыграть страны Центральной Азии, особенно если вспомнить, какое значение придает Москва проекту Евразийского союза (ЕАС), а КНР — своей инициативе «Один пояс и один путь».
Главный посредник
Сегодня, на мой взгляд, для такого посредничества есть все необходимые условия. Россия сохраняет дружественные отношения с крупнейшей страной региона — Казахстаном — и быстро восстанавливает связи с соседним Узбекистаном. Казахстан проводит, пожалуй, самую удачную из постсоветских стран многовекторную политику: выступая членом ЕАС и Организации договора о коллективной безопасности, он входит в момент ее основания в Шанхайскую организацию сотрудничества, состоит в ОБСЕ и имеет хорошие отношения с Соединенными Штатами. 41% добычи нефти в республике cегодня приходится на компании с участием европейского и американского капитала, 22% — китайского и 9% — российского. Астана активно использует преимущества, открываемые развитием транзитных путей, расширяются транзитные терминалы на казахско-китайской границе и порт Актау на побережье Каспийского моря. Прямые китайские инвестиции в Казахстан достигли $42,8 млрд и начинают диверсифицироваться, перемещаясь из добывающей промышленности в обрабатывающую.
Однако более важным сегодня выглядит иное обстоятельство. Казахстан становится привлекательной юрисдикцией для российских компаний — из-за нахождения страны в едином таможенном пространстве с Россией и при этом более благоприятного налогового режима. Возможно, китайским и российским инвесторам пришло время сделать именно Казахстан (а не, например, Гонконг, как раньше предполагалось) «местом встречи» своих проектов, распространив затем взаимодействие на всю Центральную Азию, которая сейчас выглядит самым «финансово неосвоенным» регионом планеты, на протяжении столетий находившимся на периферии мировой экономики.
Нынешнее геополитическое позиционирование Казахстана делает вполне возможным расширение присутствия в стране как российских, так и китайских предпринимателей. Последние могли бы создавать компании в казахстанской юрисдикции, на трансакции с которыми не распространялись бы санкционные меры, направленные против России. Эти компании могли бы, в свою очередь, инвестировать в российские активы — как в акции российских корпораций, так и в долговые бумаги. «Движком» для этого может стать недавно созданный в Астане Международный финансовый центр, в рамках которого запущена Astana International Exchange, основным партнером которой выступает Шанхайская биржа, а поставщиком технологии трейдинга — NASDAQ. Сам МФЦ представляет собой по сути экстерриториальную структуру, где действует так любимое российскими предпринимателями британское право. Крупные китайские инвесторы уже заинтересовались проектом — одним из первых резидентов стал Государственный банк развития Китая, — но без другого игрока сопоставимого масштаба инициатива казахстанских властей вряд ли даст должный эффект. Помимо финансовых трансакций Казахстан (а в случае продолжения сближения с Россией — и Узбекистан) может стать местом расположения китайских промышленных мощностей, на которых могли бы производиться и поставляться в Россию высокотехнологичные товары, чувствительные к санкционным ограничениям. Более того, в случае успеха подобных инициатив этому же примеру могли бы последовать многие европейские компании, тяготящиеся американским давлением в связи с антироссийскими санкциями.
Рациональный выбор
Сегодня Россия, увлекшись геополитическими играми, оказалась в ситуации, когда ей необходимо выстраивать новую инфраструктуру взаимодействия с сужающимся кругом потенциальных партнеров. Важнейших задач на сегодня три: во-первых, создание надежного, не затрагиваемого санкциями канала взаимодействия с Китаем (что не может не требовать ответственного и эффективного посредничества); во-вторых, преодоление подозрительного отношения к союзникам по ЕАС (не секрет, что Москва ревниво наблюдает за попытками Пекина и Астаны организовывать конкурирующие пути транзита через Каспий и Кавказ); в-третьих, обеспечение потенциала для участия в новой инфраструктуре сотрудничества и других игроков — как региональных (того же Ирана, например), так и глобальных (в первую очередь крупных стран ЕС и их компаний). В условиях, когда «западное» направление выглядит закрытым из-за российского неприятия Киева и глобального неприятия Минска, перенесение акцента на Центральную Азию выглядит вполне рациональным.
Многие современные проблемы России обусловлены присутствием эмоционального фактора в отечественной внешней политике. Мы легко разочаровываемся в партнерах и резко меняем свое отношение к ним. Мы болезненно относимся к проектам, в которых не участвуем. Мы не хотим работать в интеграционных объединениях, в которых не можем задавать правила игры. Все эти подходы пора менять. Сегодня постсоветская Центральная Азия становится местом переплетения интересов Китая, России и Европы — и если не попытаться их субординировать и согласовать, регион может оказаться местом очередных испытаний для российской внешней политики. Между тем сегодня, на мой взгляд, существуют очевидные возможности превратить его в площадку долгосрочного и устойчивого сотрудничества. Для этого нужно смириться с тем, что основной постсоветский МФЦ заработает не под Москвой, а в Астане; что транзит из Синцьзяня в Европу пройдет не [только] по российской территории, но и через Каспий и Закавказье; что в ближайшее время получать финансирование нашим компаниям придется не через лондонские IPO, а в том числе через посредников в бывших советских республиках. На самом деле не стоит зацикливаться на таких мелочах, когда на кону стоят конструктивные отношения с крупнейшей экономикой Азии и выстраивание такой инфраструктуры отношений с восточными партнерами по ЕАС, которая позволит сохранять прочное российское присутствие в регионе на долгие десятилетия.
Конечно, Казахстан в этой большой игре не является единственным партнером России. Москве следует развивать отношения с Ташкентом, глубже интегрироваться с Бишкеком и Душанбе — но делать это с однозначным прицелом на выстраивание нового качества сотрудничества с Китаем и отдавая должное Астане как потенциальному региональному лидеру. В постсоветской Центральной Азии мы не можем позволить себе повторить опыт работы с западными республиками Советского Союза, которые — во многом из-за неумения Москвы выстроить партнерство с Европейским союзом и из-за спесивого отношения к «младшим братьям» — всего за 20 лет были потеряны как потенциальные союзники России. Если этот сценарий повторится в Азии, мы по полной узнаем, что представляет собой стратегическое одиночество.
