Заводи газомотор: как внутренний спрос на газ может спасти экономику
Реформы ради реформ
Заседание комиссии по ТЭК при президенте РФ — традиционный для последнего времени повод активизации партии сторонников «взять и поделить» «Газпром». Логика понятна — оказать воздействие на позицию Владимира Путина, и если не добиться реструктуризации, то хотя бы получить какие-то иные коммерческие преференции, усилить свои регуляторные возможности, когда речь идет о чиновниках, или просто получить новое назначение.
Звучат мантры о том, что это приведет к повышению эффективности, прозрачности, чудесным образом вырастет экспорт, только дай возможность продавать газ всем желающим. Любимый аргумент «реструктуризаторов» — «так сделали в Европе и США», хотя в функционировании нашей и североамериканской систем очень мало общего, а промежуточные итоги европейского опыта либерализации и создания единого рынка, мягко говоря, противоречивые.
Нельзя проводить реформирование, или, как позволил себе выразиться один из чиновников ФАС, «распаковывание» просто ради самого процесса. Или потому, что один или несколько игроков видят потолок в своем развитии и хотят увеличить свои доходы за счет инфраструктурной компании. Возьмем реформу РАО «ЕЭС России». В ее основе лежала идея «креста Чубайса»: потребление электроэнергии, мол, будет расти, а ее производство резко упадет. Выходом из ситуации выглядели только выделение генерации в отдельный вид деятельности и передача ее частным инвесторам. Были обещаны конкуренция в генерации и снижение цен для потребителей.
В итоге сегмент с самой высокой степенью износа основных фондов — транспортировка электроэнергии — остался в руках государства, которое до сих по не знает, что с ним делать. Инвестиционные программы сетевого хозяйства огромны, и в период кризиса у государства возникают очевидные трудности. Оказалось, что прогноз роста потребления электроэнергии был существенно завышен, реформа проведена с неверным целеполаганием, но никто не стремится разобрать ее результаты. Естественно, что цены не только не упали, а стабильно растут. И этому находится тьма оправданий, но результат очевиден.
Спрос на газ не растет
Давайте зададим главный вопрос: что служит основной целью реформы газового рынка — привлечение инвестиций в добычу газа в стране? Но так называемые независимые производители газа и без того наращивают добычу высокими темпами. С 2008 года в зоне действия единой системы газоснабжения объемы предложения газа с их стороны выросли почти в два раза — с 63 млрд до 111 млрд куб. м. За тот же период объемы поставок газа «Газпрома» через ЕСГ сократились эквивалентно — с 290 млрд до 239 млрд куб. м.
У независимых производителей нет проблем ни с доступом в газотранспортную систему, ни с экономической привлекательностью бизнеса по продажам газа на внутреннем рынке. При этом сам спрос не растет. Вообще. Последние несколько лет и вовсе снижается. И «монополист», владеющий газотранспортной инфраструктурой, судя по результатам, не чинит никаких препятствий.
Более того, сам «Газпром» имеет резервные мощности по добыче, которые составляют от 25–30 млрд куб. м в квартал в отопительный сезон до 50–70 млрд куб. м за квартал в летний период. Отчасти их наличие — следствие снижения закупок газа странами ближнего и дальнего зарубежья, причем зачастую вразрез с контрактными обязательствами. Тот же «Нафтогаз Украины» в 2014 году закупил у «Газпрома» менее 15 млрд куб. м, хотя по контракту обязан был приобрести как минимум 41,6 млрд куб. м. «Газпром» же как поставщик должен по контракту иметь мощности для поставки всего контрактного объема, который составляет 52 млрд куб. м.
А основная причина наличия этих резервных мощностей — необходимость покрывать пики потребления в России. Другие производители этим не занимаются. Это достаточно дорогое удовольствие — содержать резервные мощности в добыче и мощности по подземному хранению. «Газпром» в соответствии с законодательством выступает гарантом надежного газоснабжения для потребителей России и выполнения экспортных обязательств.
Системные перекосы
Из этой неравномерности вырастает целый ряд структурных противоречий. Например, одна из претензий независимых производителей — тарифы на подземное хранение. Мол, мы бы участвовали в сглаживании этих расходов, но «Газпром» выставляет неподъемные и несправедливые цены на пользование хранилищами, поэтому давайте сделаем это регулируемым видом деятельности. Только для того, чтобы схема поставок с закачкой в ПХГ работала в рыночном режиме, нужно одно — сезонные колебания цен. Летом, в период закачки, они должны быть гарантированно ниже цены предстоящей зимой как минимум на величину стоимости услуг по хранению. У нас же регулируемые цены сезонный фактор не учитывают, а платит за это «Газпром».
Второй системный перекос — социальные цены на газ для конечных непромышленных потребителей. Примерно 30% нашего рынка газа — это поставки населению и приравненных к нему категориям потребителей газа. Еще около 20% — розничные коммерческие потребители. В нормальной рыночной системе коммерческая розница платит за газ примерно в 2–2,5 раза дороже оптовых цен, а население — в три и более раз. У нас регулируемая цена для населения на 20% ниже, чем для прочих категорий, а конечная цена с учетом транспортировки, сбытовых надбавок и прочих платежей примерно такая же. Естественно, всю эту социальную нагрузку за исключением нескольких регионов несет «Газпром».
Наконец, третья структурная проблема — неравномерное ценообразование. Регулируемая цена газа за вычетом транспортных доходов в регионах, расположенных близко к Ямало-Ненецкому автономному округу, где добывается 90% газа, существенно выше, чем в более отдаленных. Естественно, что наиболее прибыльные потребители в высокомаржинальных регионах достаются независимым производителям, которые могут предоставить пусть небольшую, но все же скидку. Малорентабельные и убыточные достаются «Газпрому», который обязан продавать газ по регулируемой цене и ни на копейку дешевле.
Добавим к этому социально значимые инвестиции в развитие инфраструктуры на Дальнем Востоке (газификация Приморского края к саммиту АТЭС во Владивостоке), строительство системы газоснабжения в Восточной Сибири, вложения в энергетическую безопасность России (диверсификация маршрутов транспортировки газа на экспорт), невозможность отключать социально важных потребителей-неплательщиков и много других более мелких поручений правительства.
Без российского газа
Вырисовывается интересная картина. Эти социально-экономические функции должны за счет чего-то финансироваться. Помощь из бюджета? Нет. Наоборот, «Газпром» является крупным источником увеличения налогов в тяжелые для экономики времена. Единственный источник финансирования — экспорт газа. И вот главное предложение партии сторонников либерализации газовой отрасли: давайте возьмем и перераспределим этот источник доходов в пользу независимых производителей. В виде продажи им газа по экспортному нетбэку (мировые цены минус экспортная пошлина и минус стоимость транспортировки) или отмены экспортной монополии вовсе.
В лучшем случае это приведет к финансовым проблемам в «Газпроме», в худшем — к увеличению конкуренции российского газа с российским же газом на европейском рынке с итоговым снижением экспортных доходов России. Нам же обещают рост экспорта.
На европейском рынке идет дискриминация именно российского газа. Не важно, газпромовский он или еще какой. Поставки газа из России признаны политически опасными для ЕС. Политика диверсификации — это не попытка купить газ у других поставщиков из России, даже если это декларируется отдельными политическими деятелями. Это попытка избавиться от российского газа вовсе.
Что касается поставок в Азию, то одни и те же люди уверяют, что на рынке Азии уже нет места российскому газу, а «Сила Сибири» никогда не окупится, но тут же требуют либерализовать доступ к экспорту. Здесь очевидные проблемы с логикой, особенно если вспомнить, что с той стороны трубы у нас монопокупатель в лице Китая.
Нужно развивать транспорт на газе
Единственным здравым направлением развития рынка газа могут быть действия по развитию спроса на газ. Это направление учитывает интересы и потребителей (экономики страны), поскольку спрос не будет расти, если условия поставок газа и потребления не будут его стимулировать, и государства, поскольку приведет к росту налоговых поступлений и инвестиционной привлекательности газовой отрасли.
Сейчас спрос на газ в России находится в промежуточном состоянии между стагнацией и умеренным падением. Повышение цен на газ приведет к дальнейшему падению потребления. С другой стороны, цены на газ в России по-прежнему чрезвычайно низкие — в три раза ниже цены нефти. А себестоимость добычи растет ввиду ухудшения качества запасов и необходимости выходить в более сложные регионы.
И здесь нам видится только один выход — развивать инфраструктуру потребления, прежде всего в газохимической отрасли и на транспорте. Транспортный сегмент — это наша боль и стратегический резерв. По уровню использования газа на транспорте Россия безнадежно уступает таким странам, как Пакистан, который является одним из лидеров списка энергетической бедности, или Аргентина (нетто-импортер газа). Доля автомобилей на газе у нас 0,3%, а газозаправочных станций — 0,9%. Для мирового лидера по запасам и экспорту газа цифры смехотворны.
В последние годы правительство предприняло ряд шагов в направлении развития использования газомоторного топлива. Но, во-первых, в кризис есть проблемы с финансированием региональной части программы. А, во-вторых, сами задачи и предложенные меры недостаточно амбициозны и адекватны ситуации.
Сделать массовый переход на газомоторное топливо не так сложно, как кажется. Просто нужны скоординированные действия по развитию инфраструктуры, регулированию, налоговому стимулированию и налаживанию производства необходимого оборудования. В результате же мы можем получить драйвер развития газовой отрасли, промышленности, более дешевое и экологически чистое топливо для экономики, высвободить объемы более дорогой на мировом рынке нефти и нефтепродуктов для экспорта.
