Каким может быть ответ России на «кремлевский доклад»

В так называемый кремлевский доклад попали 210 российских политиков, чиновников и бизнесменов. На кого из них распространятся новые санкции, мы пока не знаем, но министр финансов США Стивен Мнучин заверил, что санкции непременно будут.

Возможная реакция

Появляются ли у российского бизнеса новые риски? Строго говоря, включение того или иного юридического или физического лица в «кремлевский доклад» само по себе не осложняет жизнь этих лиц: она и так уже довольно сложная. После 2014 года российским заемщикам стало труднее получить финансирование. С некоторыми российскими контрагентами (даже не включенными ни в какие санкционные списки) иностранные компании и так отказываются заключать сделки из опасения «как бы чего не вышло». Безусловно, включение в доклад означает, что к данному лицу будет приковано повышенное внимание: его особенно тщательно будут проверять при установлении деловых контактов, заключении и исполнении любых сделок, включая проведение платежей. Впрочем, еще с начала 1990-х годов российские контрагенты и так подвергались достаточно тщательной предварительной проверке со стороны своих иностранных деловых партнеров, в том числе на предмет соблюдения различных антиотмывочных и антикоррупционных законов.

Что могут сделать отдельные лица, которые в итоге все-таки попадут под санкции? Пожалуй, немного — до сих пор подавляющее большинство попыток лиц, прямо указанных в санкционных списках США и в ЕС, добиться исключения из таковых (в том числе по суду) были тщетными. Разве что со временем количество таких исков перейдет в качество.

Попытки показательно «дистанцироваться» от властей тоже представляются не очень многообещающими: любой крупный или даже средний бизнес «сотрудничает» с властями хотя бы уже потому, что исправно платит налоги. Непонятно, что должен сделать бизнес, чтобы власти США поверили ему, что он непричастен к нарушениям международного права, в которых обвиняют Россию. Более радикальным способом решения проблем, вызванных санкциями, является перевод бизнеса в другую страну. Однако позволить себе такой шаг без значительных потерь для бизнеса могут немногие. Поэтому более эффективной может быть стратегия государства в целом.

Международное право

Официальная позиция Москвы состоит в том, что вводить санкции вправе только Совет Безопасности ООН (СБ). Очевидно, что СБ не примет антироссийскую резолюцию: Россия просто ее заблокирует. Правда, в Уставе ООН есть на этот счет исключение (п. 3 ст. 27): сторона, участвующая в споре, должна воздержаться от голосования при принятии решения. Однако большинство «антироссийских» санкций введены в связи с событиями на Украине, а наша страна считает, что не является стороной спора, поэтому требование воздержаться от голосования к данной ситуации не применимо.

Таким образом, иностранные государства, не желающие мириться с определенными действиями другого государства, вынуждены прибегать к односторонним действиям. Государства, вводящие санкции (как секторальные, так и индивидуальные), считают их контрмерами. С точки зрения международного права контрмеры — это ответ на нарушение субъектом права своих обязательств: например, обязанность не нарушать территориальную целостность соседних государств и нерушимость их границ, права человека и т.д.

Эффективность санкций

Считается, что «плохой мир лучше доброй ссоры». Иными словами, санкции являются альтернативой войне. Однако они, особенно применяемые длительное время, способны превратить страну в парию. Это не означает, что другие государства не будут поддерживать с ней отношения (включая экономические), — заинтересованность в том или ином товаре, производимом данным государством, может превышать его «нерукопожатность». В конце концов, мир продолжает курить кубинские сигары и пить кубинский ром, несмотря на многолетние санкции США в отношении Кубы. Сказать, что «проклятый режим» непременно падет под грузом санкций, также нельзя: одни режимы действительно подтачиваются санкциями (например, ЮАР или Южная Родезия), однако до смены власти проходят иногда десятилетия; другие, наоборот, цементируются благодаря санкциям (Ирак при Саддаме Хусейне, КНДР, Куба).

Однако правда заключается в том, что экономические возможности из-за санкций резко снижаются. Россия уже ощутила это на себе: Европейский банк реконструкции и развития прекратил финансирование российских проектов с 2014 года. Прекращены переговоры о вступлении России в «клуб золотого миллиарда» — ОЭСР. Таким образом, реальный эффект санкций гораздо шире, чем прямо предусмотренные ими последствия. Россию отсекают от возможностей, которые дает глобальная экономика (например, интеграция в глобальную цепочку добавленной стоимости, мировое разделение труда), отбрасывают страну назад в технологическом плане, вызывают подозрение к любым российским лицам у иностранных партнеров, мешают как российским инвестициям за границу, так и иностранным инвестициям в Россию.

Международное право в принципе не запрещает экономическую дискриминацию. В 1970-х годах государства третьего мира и СССР вместе с другими социалистическими странами пытались доказать, что основные принципы международного права — суверенное равенство государств, запрет применения силы, невмешательство и т.д. — охватывают также и запрет применять экономические санкции. Однако добиться этого на практике не смогли: резолюции Генассамблеи ООН, в которых экономическое принуждение осуждается как мера, противоречащая принципу невмешательства, не приобрели обязательной силы. В 1980-х годах Никарагуа попыталась доказать в Международном cуде ООН, что США, сократив закупки сахарного тростника из страны на 90%, нарушили запрет на применение силы. Однако суд не согласился с этим аргументом: под применением силы международное право понимает только военную силу, а не политическое, экономическое, культурное, гуманитарное влияние.

СССР годами жил под санкциями капиталистических государств. Однако, во-первых, в отличие от нынешних россиян​ население СССР не было избаловано бытовыми благами цивилизации. Во-вторых, коренное отличие нынешней ситуации состоит в том, что теперь иностранные государства, разделяющие определенные ценности, координируют свои действия при применении санкций. Например, в 1980-х годах нашей стране удалось «вбить клин» в единство США и их союзников: ФРГ отказалась поддерживать санкции США, введенные против СССР в связи с нарушениями прав человека и вмешательством в Афганистан и хорошо заработала на поставках труб большого диаметра для советских нефте- и газопроводов «Сибирь — Европа». Однако сейчас экономическая взаимозависимость между ведущими торговыми партнерами России (особенно между США и ЕС) выросла. Это означает, что любая компания из ЕС будет тщательно взвешивать, что для нее выгоднее: продолжить проекты в России стоимостью, возможно, несколько десятков миллионов евро и потерять за это рынок США — в разы более емкий.

Отсутствие стратегии

Беда в том, что, несмотря на серьезность ситуации, никакой стратегии у российских властей не видно. Не делаются даже самые очевидные шаги, чтобы попытаться оспорить санкции. «Контрсанкции», такие как эмбарго на ввоз зарубежных товаров в Россию, влекут негативные последствия прежде всего для российских потребителей (повышение цены, снижение качества, уменьшение выбора): иностранные производители либо переориентировались на другие страны, либо используют наших союзников по экономической интеграции (Белоруссия) как плацдарм для ввоза своих товаров в Россию.

А, например, Катар, против которого соседние арабские государства ввели эмбарго в 2017 году, подал в связи с этим три заявления (против ОАЭ, Саудовской Аравии и Бахрейна) в Орган по разрешению споров Всемирной торговой организации (ОРС ВТО). Россия же до сих пор не подала ни одного подобного иска. Возможно, потому, что сотрудники секретариата ВТО уверяют, будто рассмотрение такого иска способно разрушить всю систему разрешения споров в этой организации. Конечно, это неправда: заявления о несоответствии односторонних «санкций» условиям ГАТТ или (после 1995 года) праву ВТО подавались и ранее. Впрочем, вряд ли стоит этому удивляться: уже ответ России на отъем ее дипломатической собственности в США в 2016–2017 годах выглядел крайне беззубым. Вместо того чтобы подать иск в Международный суд, наша страна почему-то предпочитает «бить врага на его же территории» — путем подачи исков в суды США. Понятно, что надеяться на успех подобных исков, учитывая сложившийся сейчас в американском обществе образ России, не приходится.