— Вопрос о делистинге на Московской фондовой бирже пока не решен. Какие «за» и «против» есть у этого шага?

— Уход с Московской биржи с организационной точки зрения сложнее делистинга из Лондона. Если такой вопрос выносится на общее собрание акционеров, то минимальная возможная цена выкупа у несогласных, по российскому законодательству, определяется на уровне средневзвешенной цены обыкновенных акций за шесть месяцев до решения о созыве собрания. Сейчас это было бы примерно на 10% ниже, чем цена нашего предложения, но мы пока еще действительно не приняли окончательного решения.

— Среди причин делистинга называли также намерение «МегаФона» расширить партнерство с госструктурами и проводить сделки с более высоким уровнем риска. Такие сделки уже есть у вас?

— В мае мы объявили о создании совместного предприятия «МФ Технологии» (МФТ) с Газпромбанком, «Ростехом» и USM. Подобные альянсы лидеров различных отраслей уже несколько лет активно формируются в азиатских странах и США. Не можем комментировать планируемые сделки, но мы понимаем, что для успеха в цифровой экономике потребуется и дальше создавать партнерст​ва с лидерами в разных сегментах рынка, в том числе с госкомпаниями, что в условиях ужесточения санкций несет определенные риски для инвесторов. Также намерены выступать своего рода венчурным фондом, инвестируя в стартапы, понятно, что не все сделки будут успешными.

— Возможны кардинальные изменения в составе акционеров «МегаФона» в ближайшее время?

— Вопрос не вполне корректно адресовать менеджменту, но лично мне о подобных планах неизвестно.

— Какого эффекта вы ждете от «МФ Технологий»?

— Есть желание создать что-то новое, чего раньше не было. Надеемся, к концу года сможем представить первые совместные проекты. Пока не хотел бы говорить конкретнее: конкуренция на этом рынке очень высокая.

— Насколько понимаю, создание СП — это также попытка объединить данные о клиентах, которые есть у банка и оператора. Что будете делать с ними?

— У нас есть персональные данные абонентов, которые охраняются законом. Из них мы делаем большие данные. Например, на их основе мы можем сделать клиенту, исходя из его профиля, непубличное предложение.

— Персональный тариф?

— Да. Речь, конечно, не о 76 млн тарифов, но, например, о 100 непубличных предложениях. Большие данные, которые мы используем, — это актив. Чем лучше будем понимать потребности и предпочтения клиента, тем точнее сможем предлагать полезные услуги ровно в тот момент, когда они ему необходимы. Это касается не только телекома. Именно про это миссия компании «Подключаем возможности».

Фото: Владислав Шатило / РБК

— Рассматриваете возможность приобретения данных о своей аудитории, обмена с другими компаниями?

— Нет. Обмениваемся большими данными только с компаниями, которые входят в нашу группу. Пока рынок больших данных не сформирован. Сегодня его уже пытаются регулировать, но госрегулирование рынка, которого нет, может не позволить ему развиться.

— Какие еще возможности, кроме персональных тарифов, может открыть использование больших данных?

— Все виды так называемой машинной обработки больших данных выгодны клиенту. Если мы видим, что в каком-то месте растет трафик в сети, мы можем сделать быстро ее апгрейд. Клиент может и не знать, но без этого качество сети было бы хуже. Если клиент хочет получать рекламу, мы можем лучше ее таргетировать. Используем большие данные при планировании расположения салонов связи и т.д.

— 1 июля вступили в силу требования «закона Яровой»: операторы должны хранить записи разговоров, сообщения, изображения и другую коммуникацию абонентов в течение шести месяцев. Некоторые компании в связи с этим начали поднимать цены, «МегаФон» последует их примеру?

— Ни один из операторов не может сказать: теперь я буду увеличивать тарифы для абонентов, потому что вступил в силу «закон Яровой». Если конкуренты не поднимут цены, то абоненты уйдут к ним. Мы не планируем повышения тарифов, но исходя из того, что необходимо тратить деньги на исполнение «закона Яровой», не планируем и их снижения.

— Какая ответственность предусмотрена для операторов, которые не будут выполнять требования «закона Яровой»?

— Это открытый вопрос. Мы сейчас согласовываем планы исполнения «закона Яровой» с силовыми структурами. Если мы ничего не будем делать месяц, два, три, то, конечно, будут санкции. Если мы идем по плану, то не думаю, что будут какие-то сложности. Ведь задача государства не в том, чтобы наказать оператора, а в том, чтобы создать возможность для хранения данных.

— Абоненты как-то меняют модель потребления из-за поправок? Люди с манией преследования стали меньше говорить по телефону?

— Не думаю. Абонент теперь знает, что где-то хранятся по закону записи его разговоров — и что?

— Он может перейти на зарубежный мессенджер, посчитав, что тот записи не сохранит.

— «Закон Яровой» действует для всех. Если кто-то боится, если кто-то будет пытаться найти того оператора, который уходит от выполнения требований российского закона, для меня это странно. Не думаю, что так будет происходить.

— Есть ли способ заставить крупные зарубежные интернет-компании выполнять этот закон?

— Мы так вопрос не ставим. Это дело регулятора.

Сергей Солдатенков (Фото: Андрей Любимов / РБК)

— Недавно «Ростелеком» предложил отменить принцип сетевой нейтральности (запрещает операторам устанавливать различную скорость доступа к разным ресурсам), чтобы российские операторы могли переложить часть расходов на исполнение «закона Яровой» на международные интернет-компании: Google, Facebook и другие. Как вы относитесь к этой идее?

— Лучше обратиться за комментариями к «Ростелекому», не слышал от них такого предложения. Есть разные подходы к сетевой нейтральности: в Европе она действует, в США от нее отказались. У нас чисто юридически сетевой нейтральности нет, но операторы придерживаются этого принципа. Мы не уменьшаем и не увеличиваем скорость передачи данных в зависимости от того, кто нам больше нравится и кто нам платит. Сейчас обсуждается концепция регулирования медиакоммуникационной отрасли, предусматривающая относительную сетевую нейтральность, — возможность заключить с пользователями или интернет-сервисами соглашения о предоставлении услуг лучшего качества, если это не ухудшит условия для других сервисов и пользователей. Мы поддерживаем такой подход.

— «МегаФон» — один из учредителей АНО «Цифровая экономика», которая участвует в разработке программы цифровой экономики. Что вам дает участие в АНО?

— Когда в сентябре прошлого года идея создания АНО только появилась, я отнесся к ней очень скептически, но потом поменял мнение. Идет конструктивный диалог между государством и бизнесом, а это главное. Мы даем предложения, пожелания, касающиеся развития пятого поколения мобильной связи (5G) и так называемой Индустрии 4.0 (концепция, предусматривающая цифровизацию всех физических активов предприятий и их интеграцию в единую экосистему. — РБК). У нас уже есть десять пилотных проектов в различных отраслях. Это «умные» города, «умное» ЖКХ. Недавно запустили в Казани совместно с КамАЗом беспилотный автобус и электромобиль.

— Вы приняли на себя обязательства перед правительством Москвы запустить 5G к 2022 году. Успеете с учетом того, что торги на частоты для 5G еще не состоялись?

— Ни лицензий, ни частот, ни стандартизированного оборудования — пока ничего нет. Есть желание оператора и поставщиков делать пилот. Если новое министерство (цифрового развития, связи и массовых коммуникаций; было создано в мае на базе Министерства связи. — РБК) создаст необходимые условия и поставщики оборудования будут готовы, мы, конечно, сделаем. При этом мы не планируем покрывать всю Москву сетью 5G, это очень дорого. Речь идет о запуске коммерческих сетей на определенных объектах, например в аэропортах и на стадионах.

— Как оцениваете идею «Ростелекома» создать единого оператора для развития 5G?

— Идея, что не нужно каждому оператору самостоятельно строить сеть 5G, правильная. В четвертом поколении была попытка объединить усилия, были подписаны соглашения, по которым все операторы должны были сотрудничать со «Скартелом» (сейчас «дочка» «МегаФона». — РБК), но ничего не получилось. Насчет 5G, думаю, операторы в ближайшее время определятся, стоит ли с кем-то объединяться или строить самому. Но если регулятор скажет, что это должен быть «Ростелеком», мы не поддерживаем такой подход. Должна быть конкуренция. Иначе это будет госрегулирование в чистом виде, рынка не будет.

— Каковы результаты тестирования 5G во время чемпионата мира по футболу?

— В Москве у нас была зона виртуальной реальности, в Казани — беспилотный автобус, в Санкт-Петербурге — прототип смартфона 5G. Уже после ЧМ мы показали в Москве телемедицинский кейс — врач дистанционно проводил УЗИ пациента, а данные передавались через сеть 5G. Организация пилотов — это не очень дорогая история. В ближайшее время представим результаты тестирования регулятору, надеемся, что они будут полезны в определении дальнейшей судьбы 5G в России. Мы были первыми, кто запустил 3G и 4G. Есть два варианта: либо ты смотришь, как рынок формируют другие, накапливаешь финансовые ресурсы и выходишь на него, либо сам формируешь рынок. Мы всегда старались сами формировать рынок.

Сергей Солдатенков (Фото: Андрей Любимов / РБК)

— Какое-то время назад появились слухи, что вы вновь готовитесь уйти из компании. Можете прокомментировать их?

— Я работаю в «МегаФоне» уже 20 лет. Компании в этом году исполняется 25. У любого серьезного бизнеса должен существовать план преемственности в руководстве. Как вы знаете, я уже уходил с поста гендиректора «МегаФона», тогда мы полгода готовили передачу дел Ивану Таврину (сменил Сергея Солдатенкова на посту гендиректора «МегаФона» в 2012 году.​ — РБК). Мой нынешний контракт заканчивается в начале следующего года. В сентябре-октябре будем обсуждать с акционерами вопрос о преемнике. Считаю это правильным и ответственным подходом с точки зрения развития бизнеса.