Владимир Мединский — РБК: «О работе нельзя говорить в категориях любви»

Владимир Мединский (Фото: Владислав Шатило / РБК)

«Фонд кино пришлось немного взбодрить»

— По итогам 2017-го доля российского кино в прокате составила 25,6% от посещаемости кинотеатров и 24,3% сборов. Довольны результатами?

— Надеемся, что это не предел. Для сравнения: на момент прихода новой команды​ в Минкультуры (Мединский возглавил министерство в мае 2012 года. — РБК) было чуть меньше 15%. Полученная по итогам прошлого года доля — это то, что мы отвоевали у Голливуда. Это большой рост, и не столько в деньгах, деньги здесь вторичный вопрос, — это рост примерно в два раза, с 28 [млн] до 55 млн зрителей, которые смотрят российское кино.

И вторая вещь, которая меня лично не может не радовать как кинозрителя и кинолюбителя, — наше массовое кино резко прибавило в качестве. Показатели — это следствие того, что наше кино стало лучше, его больше смотрят, оно пользуется вниманием зрителя, и не только массового, но и профессионального. Только в этом году у нас было два фильма в программе Каннского фестиваля («Лето» и «Айка». — РБК) и два приза, у нас был приз Берлинского фестиваля (за фильм «Довлатов». — РБК), надеемся на Карловы Вары и Венецию.

— Какой следующий порог?

— При нынешних объемах господдержки и при нынешнем уровне госпротекционизма, которого у нас почти нет по сравнению с другими странами, имеющими амбиции, иметь национальный кинематограф…

— Мы не хотим?

— Мы хотим и даже имеем выдающийся кинематограф. Но мы — единственная страна с амбициями иметь собственную киноиндустрию мирового уровня, которая де-факто вообще не сформировала систему госпротекционизма. Минкультуры о ее необходимости говорит уже пять лет. Другие страны — от Китая и Кореи до Польши, Франции и Бразилии — такую систему имеют. Примерно 40–45 минут фильма «Форсаж» — это размер всей финансовой господдержки российского кино. При таком уровне господдержки у нас, наверное, есть шанс приблизиться к 30%, но не более.

— Размер господдержки остается и останется на текущем уровне?

— Она в рублях точно такая же, какой и была в 2012 году.

— Можете ли на примере прошлого года привести количество фильмов, которые поддержали Минкультуры и Фонд кино, которые окупились в прокате? Насколько это важный в принципе показатель?

— Термин «окупаемость в прокате» — формулировка журналистов. То, что вы вкладываете в это понятие, никакого отношения к реальной окупаемости не имеет. Теоретически окупаемость — это когда кассовые сборы более чем в 2,1 раза превышают декларируемый бюджет фильма. Если так считать, то в прошлом году в прокате окупилось 14–15 фильмов. В действительности же формула окупаемости другая — хотя бы потому, что есть безвозвратные субсидии Минкультуры и Фонда кино. И окупается в прокате гораздо больше фильмов, чем об этом пишут квазикиноведы.

Но дело не в этом. Главное — Минкультуры кинобизнесом не занимается, поэтому само понятие окупаемости для нас носит даже не вторичный, а третичный характер. Мы отвечаем за «здоровье» киноиндустрии в целом.

— Но Фонд кино дает деньги на возвратной основе.

— Уточняю: в том числе и на возвратной. На мой взгляд, Фонд кино подходил к теме возврата слишком формально и по факту возвратные средства зачастую могли остаться подарком. Но мы его немножко взбодрили и, в общем-то, встретили понимание с их стороны.

Мы провели анализ всех нарушений договорных обязательств как перед министерством, так и перед Фондом кино. Со стороны Минкультуры за последние десять лет было найдено пять случаев, по которым мы решили передать дела в прокуратуру. В случае с Фондом кино за последние шесть лет таких случаев 17. По ним тоже отправлены материалы в прокуратуру.

— Процедура взбадривания в чем заключалась?

— Фонд кино вел безуспешные тяжбы с недобросовестными компаниями в арбитражном ключе. Мы совместно с фондом, проведя соответствующую проверку, пришли к выводу, что по ряду случаев вести с ними дальше коммерческий диспут не имеет смысла…

—...и привлекли прокуратуру?

— Да. Люди не имеют намерений возвращать государству незаконно позаимствованные средства. Пора подключать правоохранительные органы. Фонд кино с нами согласился, и мы такие ходатайства отправили.

Что касается дополнительных систем защиты от недобросовестных исполнителей, то мы ввели так называемые черные списки. Если кинокомпания или ее акционер, продюсер, гендиректор присутствуют в одном из черных списков либо в Минкультуры, либо в Фонде кино, то они автоматически лишаются права господдержки.

— Там много фигурантов?

— Нет. Но некоторые по два раза умудрились попасть.

— Выйти из черного списка можно?

— Да, деньги отдал — и на свободу с чистой совестью. Один из «лауреатов» этого списка уже начал возвращать деньги сразу после опубликования — совесть проснулась. Нас это не может не радовать.

«Отрадному чувству мешает внимание к делу Серебренникова за рубежом»

— Вы сейчас перечислили успехи российского кино на фестивалях. Гордитесь фильмом «Лето» Кирилла Серебренникова, который получил приз на Каннском кинофестивале (жюри премии Cannes Soundtrack Award признало лучшим саундтреком из программы Каннского кинофестиваля работу музыканта Ромы Зверя над фильмом «Лето». — РБК)?

— Мне всегда приятно, когда наше кино по достоинству оценивают за рубежом. Этому отрадному чувству мешает разве что избыточное в данном случае политическое внимание к делу Серебренникова за рубежом.

Кирилл Серебренников

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— У вас нет ощущения, что ситуация с Серебренниковым привела к тому, что деятели культуры вас лично воспринимают как врага?

— Нет. Если у кого-то есть такое ощущение, то почему ко мне вопрос?

— При существующей модели финансирования любой художественный руководитель становится потенциально обвиняемым? Такая точка зрения справедлива?

— Нет, несправедлива. Это вообще не имеет отношения к системе госфинансирования. Это имеет отношение к системе отчетности и добросовестности. Любой получатель государственных грантов должен понимать, что рано или поздно могут прийти и спросить: на что вы их потратили и как? Даже не могут прийти, а должны прийти. Просто не нужно нарушать все возможные правила финансовой отчетности.

— Эти правила не стоит изменить?

— Что изменить? Государственные нормативы финансовой отчетности, единые для всех? Изменить под кого? Или перестать спрашивать? Это деньги налогоплательщиков — персонально ваши в том числе. Система отчетности есть в любой стране, тем более когда выдаются прямые бюджетные инвестиции. Когда выдаются частные деньги — за них тоже инвестор спрашивает, если он не меценат, который говорит: вот вам деньги и забудьте. Если он вкладывает средства, то он спрашивает, как эти средства потратили. Так и государство интересуется, когда оно тратит деньги своих почти 150 млн «пайщиков».

Это касается не только Серебренникова. Это касается кинокомпаний, которые находятся сейчас под увеличительным стеклом прокуратуры. Это касается строительных компаний и так далее. Исключений по принципу «этот грантополучатель мне симпатичен, а этот не симпатичен» быть не должно.

​«Голливуд — это машина, совмещающая приятное с полезным»

— Одна из мер, которой пользуется министерство в рамках поддержи отечественного кинематографа и которую вы называете эффективной, — это раздвижка релизов. Но у киноиндустрии на нее пока скорее негативная реакция из-за невозможности планирования. Вы будете продолжать эту практику, в частности, на новогодние премьеры? Выйдут ли в прокат на Новый год «Гринч» и «Мэри Поппинс»?

— Что касается Нового года, то ни одной заявки на данный момент в министерстве на эти даты нет вообще. Более того, у дистрибьюторов планы релизов не сформированы и говорить не о чем в принципе.

Так называемая раздвижка релизов — редкая мера, которую мы, как правило, пытаемся согласовать с киносообществом, чтобы они договорились между собой, дабы не создавать избыточную конкуренцию на одни и те же даты. Сложно заставить человека сходить в кино два раза в один уик-энд, даже если он очень любит кино. Я напомню вам, что самая шумная история с раздвижкой релизов случилась как раз не в случае с «вытеснением Голливуда», а в случае жесткого конфликта между двумя российскими кино «Салют 7» и «Время первых», которые не хотели уступать друг другу светлую дату 12 апреля. Министерству пришлось вмешаться в ручном режиме, принимая обидные для кого-то решения. В результате каждый из фильмов отлично прокатался. И выиграли от этого все: и кинотеатр, и кинопроизводители, и зрители, которые посмотрели оба эти фильма.

— В этом году может быть аналогичная ситуация с двумя фильмами — «Т-34» и «Полицейский с Рублевки. Новогодний беспредел»? Премьера обоих предварительно запланирована на 27 декабря.

— У нас еще нет заявки ни от «танкистов», ни от «полицейских».

— Как вы оцениваете практику Фонда кино по поддержке многочисленных кинофраншиз? Самый яркий пример — фильм «Елки».

— Франшизы не Фонд кино придумал. Это общемировая практика. Как и различные ремейки. Вот и у нас появились и «Елки» многочисленные, и «Ирония судьбы-2», и «Кавказская пленница-3»… Принято считать, что на раскрученный бренд народ повалит. Но, как показывает практика, работает это не всегда хорошо. Как минимум — не бесконечно. Если кто-то хочет попользоваться брендом советского классического кино — слишком очевидна разница в мастерстве. А если вовремя не остановиться с собственной франшизой — часто падает творческое качество, это видит зритель и это, соответственно, отражается и на кассе, и на репутации бренда.

С этого года Фонду кино поручено перестать выдавать безвозвратные средства начиная с третьей франшизы. Дальше — только на возвратной основе, как кинобанк.

Фото: Эмин Джафаров / «Коммерсантъ»

— Вы употребляете выражение «отвоевать рынок». С Голливудом у вас по-прежнему война? ​

— Голливуд — это всемирная машина, совмещающая приятное с полезным: зарабатывание денег и промывание мозгов. Это машина, формирующая и огромный капиталоемкий бизнес, и личность миллионов людей. Но у нас никакая не война. Мы не воюем — мы сотрудничаем и конкурируем на рынке. Кино формирует сознание. Самое массовое из искусств, самое доходчивое, попадает в мозг напрямую. Тем более с развитием всех персональных устройств даже кинотеатр особо не нужен. Можно получить эту инъекцию прямо у себя на телефоне. Поэтому это идеологически очень важные сегменты рынка, за которые надо конкурировать, и финансово в том числе.

— Вы воюете с Голливудом не только здесь.​​ Один из KPI Фонда кино — это увеличение числа зрителей российских картин за рубежом. Каких показателей вы ждете?

— Я недавно беседовал с продюсерами «Собибора» — это будет, безусловно, экспортный продукт. Но таких проектов объективно пока мало.

Мы будем пока смотреть даже не на объемы кассовых сборов за рубежом, а скорее на сумму, за которую фильм продают наши производители. Есть такой фильм «Он дракон», который прокатался в России сравнительно плохо. И вот приходят продюсеры этой картины и говорят: дайте нам еще на следующий проект в кино, поддержите нас, теперь у нас будет «Она дракон». Возникает резонный вопрос: кому ваш фильм нужен? Что вы, что вы, — говорят они, — у нас вот в Китае — вот столько, а вот там — вот столько, а вообще это наша «мягкая сила». Определенно, некий резон во всем этом есть. Поэтому все эти факторы будут приниматься во внимание.

— А вам правда не нравятся голливудские фильмы?

— Кто вам сказал? Есть разные фильмы. Я не досмотрел недавно «Мир Юрского периода-2», он мне не понравился совсем, выхолостили бедного Спилберга, выпотрошили, ничего не осталось от его изначальной идеи. Один сплошной аттракцион. Но много что нравится. Из того, что смотрел недавно, понравились «Три билборда». Сериалы просто гениальные есть. Нам еще учиться и учиться.

— Каких фильмов вот вам лично не хватает?

— Про любовь.​​

«Наша функция — не ставить самим себе задачи»

— Изменились ли задачи, которые вам ставит глава правительства или президент, в новом политическом цикле?

— Задачи сформулированы основами государственной культурной политики и указами президента. Тактические задачи мы формулируем перед собой сами в рамках рабочего взаимодействия с главой правительства. А вообще, наша функция как органа исполнительной власти — не ставить самим себе задачи, а исполнять поставленные.

— Есть​ ли что-то, что нужно было сделать в предыдущем политическом цикле, но не успели, и это станет приоритетом сейчас?

— У нас много недостроя и недоделанных объектов. Мы концентрируем усилия на завершении тех работ, которые были начаты. Например, недавно я проводил осмотр реконструируемого театра ГИТИС. Это молодежный театр, в который в советские годы билет нельзя было достать. Сейчас он находится в руинированном состоянии: в подвале воды по колено, крысы на крыше и прямо над сценой — ровный метр асфальта. Это лишь один из сотен объектов, которые ведет Министерство культуры, создавая инфраструктуру и условия для необходимого культурного развития. Таких задач у нас очень много, мы их решаем.

— Минкультуры сохранит за собой функцию заказчика строительных и реставрационных работ?

— Я надеюсь, что функции по контролю за охраной наследия, а также определения методологии реставрационных работ сохранятся в сфере деятельности Министерства культуры. Что же касается функций госзаказчика, то после серьезных консультаций с руководителями наших подведов — музеев, театров, с профессиональными союзами и смежными ведомствами, которые были у нас на протяжении нескольких месяцев, я сформулировал ряд конкретных предложений, которые направил Дмитрию Анатольевичу. Дальше глава правительства, если сочтет целесообразным, вынесет их на уровень президента. А мы выполним то решение, которое будет принято премьером и президентом.

Владимир Мединский

(Фото: Владислав Шатило / РБК)

— Планируются ли изменения в вашей команде?

— Будут изменения, но точечные, поскольку перед нами стоят новые серьезные задачи. Но я постараюсь сделать это не махом, чтобы ничего не сломалось по дороге.

— Вам сейчас нужны молодые технократы или профессионалы отрасли?

— Это надо сочетать. Министерство у нас компактное, около 300 человек всего. Каждый чиновник на вес золота. Столов мало — работы много. В учреждения культуры нужно набирать не чиновников, не технократов, а профессионалов-отраслевиков. Например, в Большом театре — профессиональный директор театра, который всю жизнь работал по этому профилю. Пушкинский музей — профессиональный галерист, Третьяковская галерея — профессиональный музейный работник, и так далее. Но в министерстве, конечно, технократы, чиновники эффективнее. Если предложить деятелю культуры поработать бюрократом-чиновником, боюсь, что он очень быстро сойдет с ума.

— Вы успели полюбить свою работу? Что вы почувствовали, когда вас переназначили?

— Мне кажется, что о работе, о министерстве нельзя говорить в категориях любви. Любить можно творчество, детей. Работа… Она интересная и приносит удовлетворение, когда у тебя что-то получается, когда ты решил какую-то проблему. Но когда у тебя не получается — или в силу собственных ошибок, или не нашел поддержки в обществе, в отрасли и так далее, — то готов «проклинать тот день, когда сел за баранку этого пылесоса». Но не надо зацикливаться на эмоциях, надо думать о результате.

«Теоретически все киностудии — это бизнес»

— «Союзмультфильм» стоит в плане приватизации на 2017–2019 годы. Стоит ли ожидать, что в этот срок приватизация состоится?

— На момент, когда «Союзмультфильм» поставили в план приватизации, он не представлял из себя ничего вообще. Студии не было: был крошечный коллектив, в котором не было художников-мультипликаторов. Была группа менеджеров, осваивавших госсубсидии. Все. Мы из внутренних ресурсов направили на возрождение «Союзмультфильма» порядка 880 млн руб. Сейчас это полноценно работающая студия. Мы сторонники приватизации не по принципу начала 1990-х, когда надо все разрушить, а потом отдать друзьям за бесценок. Мы считаем, что нужно создать стоимость. На сегодня, согласно поручению президента, приватизация всех киностудий отложена до определения общей стратегии развития государственной киноотрасли. Теоретически все киностудии — это бизнес, а не социальные учреждения. Они все могут и должны зарабатывать деньги. При господдержке или без, с наличием грантов либо без наличия грантов. Но, прежде чем вообще даже заикаться о приватизации киностудий, нужно постараться создать работающий кинобизнес.

— А когда можно будет заикнуться?

— Когда актив будет стоить на рынке дороже. Существенно больше, чем объем госинвестиций. Мы никуда не торопимся.

— Есть модель штрафа для пользователя, есть модель штрафа для продавцов краденого. Мы исходим из того, что министерство всегда на стороне творца. Пиратство в интернете уничтожает творца, делает творческий процесс бессмысленным. Пушкин мог жить на свои гонорары и даже содержать довольно большую семью, а современному литератору в условиях развития интернета, даже будучи популярным, — на доходы от книг можно ноги протянуть. Я думаю, что для начала нужно совершенствовать законодательство в части наказаний для самих пиратов, для перепродавцов и распространителей. Потом — двигаться дальше.

— Насколько жестко?

— Мы всегда выступаем за более жесткий вариант антипиратского законодательства. Собственно, и нынешнее антипиратское законодательство, я напомню, принято с подачи Минкультуры.

— Да, и довольно жесткое.

— Нет, мы считаем, что оно слишком мягкое. То, что мы предлагали изначально, было гораздо жестче. К сожалению, в рамках дискуссий с Минкомсвязи, которая отстаивала интересы своей отрасли, с депутатами, с сообществами был принят более мягкий вариант антипиратского законодательства. Он, на мой взгляд, работает неэффективно.

— Как вы относитесь к заявлению производителей контента, что пираты — это не условный RuTracker, а «Яндекс»? ​

— Не могу комментировать.

Фото: Екатерина Кузьмина / РБК

«У нас светское государство, и мы работаем не только с РПЦ»

— Вы не так давно выступали против «культурного мазохизма» — поддержки антироссийских авторов. По каким критериям Минкультуры определяет русофобские проекты?

— Это все сродни разговору про то, что Минкультуры поддерживает только патриотические проекты, а не поддерживает либеральные. Мне меньше всего хотелось бы, чтобы слово «патриотизм» стало таким же жупелом, как в свое время стало слово «либерализм». Потому что либерализм — это свобода, а вовсе не презрение к своей стране, как практикуют отдельные «псевдолибералы».

А патриотизм — что такое? Патриотизм — это как минимум уважение к своим родителям, к предкам, к своей стране, к своей истории. Разве вменяемое государство может поддерживать что-то другое?

— Много ли попыток использовать патриотический тренд и «продать» Минкультуры псевдопатриотические истории без художественной ценности?

— Всегда во все времена кто-то пытается с пустой котомкой запрыгнуть в общественный тренд. Наша задача — как раз стараться отделить талант от посредственности. Я даже прошу наши комиссии, что если что-то там такое протаскивают военное, историческое, спортивное и т.п., — под тройное увеличительное стекло, ибо будет особенно стыдно, если пролезет какая-нибудь ерунда.

— Пролезало?

— Пролезает. Боремся. Поверьте, никаких преференций здесь нет. Наоборот: если вы что-то пытаетесь по накатанной протащить, то знайте: контроль будет двойным.

— Как вы считаете, внимание Русской православной церкви к культурным процессам остается в рамках конструктивной общественной дискуссии? Мы на входе в министерство встретили митрополита Тихона (Шевкунова)...

— Вот видите, нормально встречаемся, а то некоторые пишут, что друг у друга в приемных часами сидим (имеется в виду утверждение из документального фильма Сергея Ерженкова и Владислава Пушкарева «Духовник», вышедшего в 2017 году на телеканале «Дождь». — РБК). Мы с ним долго смеялись по этому поводу. Он же председатель Патриаршего совета по культуре, поэтому мы, естественно, работаем вместе.

Подчеркну: у нас светское государство, и мы работаем не только с РПЦ. У меня буквально сегодня была встреча с Рустамом Миннихановым (глава Татарстана. — РБК) — обсуждали реставрацию Казанского кремля. В лютеранской церкви был недавно, буддийские храмы восстанавливаем. Мы работаем со всеми конфессиями. Просто объективно — поскольку подавляющее большинство российских граждан православные и огромное количество выдающихся мировых памятников культуры и архитектуры у нас православного характера — в российской культуре РПЦ занимает особое место. Но, повторюсь, мы — светское государство, и любая дискуссия, которая между нами проходит, — это нормальная рабочая дискуссия.

— Минкультуры часто прибегает к режиму ручного управления. Это специфика отрасли?

— Ручное управление было и будет в нашей работе всегда, потому что в отличие от наших коллег по правительству мы больше других имеем дело не с машинами и механизмами, а с людьми. Как можно решить те либо иные вопросы в отрасли, не общаясь с лидерами отрасли, с творцами, с режиссерами, продюсерами, театральными деятелями. В этом плане — да, у нас особая клиентура. Плюс ко всему надо понимать, что Министерство культуры работает в условиях наследия социалистической культурной модели. Ни в одной стране мира нет такого количества учреждений культуры, финансируемых государством. Мы унаследовали всю советскую культурную модель и еще дополнили частными институциями, которые всячески поддерживаем, — частные театры, музеи частные, кинопродюсерские компании. Но государственный социальный блок огромен: в сфере прямого подчинения министерства работают где-то примерно около 60 тыс. человек, а по отрасли — это больше полумиллиона человек. Это огромная отрасль, сопоставимая по своим объемам по числу занятых, как армия, как флот.

«Как показал опыт Олимпиады-80 — все востребовано»

— Еще одно направление работы министерства — это туризм. К моменту, когда выйдет это интервью, уже начнется чемпионат мира по футболу. Вы довольны результатами — по прогнозируемому туристическому потоку в целом, по изменению туристической инфраструктуры?

— По инфраструктуре — да, доволен. Проделана огромная работа, и помимо строительства суперсовременных стадионов построены объекты инфраструктуры по всей европейской части России. У меня рядом с моим загородным домом, где я живу, не только полностью реконструировали тренировочную базу ЦСКА, но даже вдоль дороги выложили красивые песчано-каменные обочины. Швейцария... Все малейшие щелки, дырочки в асфальте закатали, все по-новому раскрасили, фонари поменяли, заборчики обновили…

— Это результат...

— …и не поверите — каждую неделю стригут траву. Это абсолютный результат. А все почему? Потому что, оказывается, на поле ЦСКА тренируется сборная Германии.

Что же касается туризма, то рано пока делать выводы, посмотрим по итогам чемпионата. В рамках подготовки мы провели большую работу по классификации гостиниц — такого закона близко нет в большинстве популярных туристических стран. У нас теперь такое законодательство есть, с полным набором ответственности, около 11 тыс. гостиниц получили звездность.

— Наверняка у вас есть расчет рисков — насколько вся эта инфраструктура будет востребована дальше? Сейчас все загружено, а потом будет пустовать?

— Вот как показал опыт Сочи — все востребовано. Как показал опыт Олимпиады-80 — все востребовано.

— И Саранск?

— Мы как-то с вами себя не любим. Я сейчас новости читаю, и там, условно, написано: «Месси посетил Нижегородский кремль. Роналду приехал в Ростов, принцесса Японии посетила стадион в Саранске». Ведь так раньше в передачах КВН третьей лиги могли шутить, а сейчас это норма жизни.

Мы должны наконец понять: у нас есть чем гордиться. Мы реализуем колоссальные проекты, которые мало какая страна может поднять в таком объеме и за такие сроки. Я сам отдыхаю только в России, на майские на три дня ездил с семьей в Калининград. Я был на многих стадионах мира. И вот я вышел на стадион в Калининграде: мне кажется, смотреть футбол на таком стадионе — это наслаждение. Мы все еще считаем, что там кто-то недосыпал туда песка, и смакуем это — это надо для отчетности и контроля, правильно. Но главное — теперь это все надо наполнять жизнью, чтобы там были детские и юношеские школы. Условия для этого созданы все. Надо только жить, радоваться и работать.