Г.Богачев - РБК: Не стало задач, компенсирующих неудобства в моей работе

Фото: Г.Богачев/lenobl.ru

Неудобств, поверьте, масса

Вы сами ушли или вас уволили? В аппарате говорят, что договор с вами расторгнут по соглашению сторон, а не по собственному желанию…

Это чисто технический момент, эта формулировка удобнее. Но ушел я сам.

Обывателю трудно поверить, что можно оставить такой пост по собственному желанию, причем, не в связи с переходом на более статусную должность. Что побудило вас уйти?

Такого рода представления очень архаичные и зачастую противоречат здравому смыслу. Мы часто склонны объяснять события очень сложными, неочевидными аргументами, отбрасывая самые простые.

Я ушел потому, что в начале этого года понял, что выполнил подавляющую часть тех задач, ради которых пришел в правительство. Настала очередь рутинной работы по налаженному механизму. А это не мое, такая работа мне не по душе. У меня проектный склад характера. Мне нужно, чтобы дело имело начало и конец. Я строитель не только по профессии, но и по характеру – построил дом и должен отдать его другим в пользование. И строить новый. Но сейчас не стало задач такого уровня, которые могли бы компенсировать те неудобства, которые доставляет работа в правительстве. А неудобств, поверьте, масса.

Чем собираетесь заняться? Вернетесь в ЛСР?

Нет, в ЛСР я не вернусь. Те почти двадцать лет, которые я там отработал, наверное, были лучшим периодом в моей жизни, но нельзя дважды войти в одну реку. Этот период для меня закончен. Я собираюсь заняться маленькими частными проектами в сфере туризма в той деревне под Выборгом, где я живу. Пять лет назад, еще работая в ЛСР, я принял сознательное решение переехать из Петербурга, хотя я коренной петербуржец и родители мои тоже. Мы продали квартиру городе и купили жилье в Ленинградской области. И моя семья теперь считает это своим домом. Для работы в правительстве я снимал квартиру в Петербурге.

Общественной деятельностью будете заниматься?

Во-первых, я хочу вместе с соседями сделать свою деревню образцово-показательной. Кроме того, готов быть полезным и губернатору, если Александр Юрьевич [Дрозденко] захочет слушать моих советов. Но только на общественных началах. На госслужбу я не вернусь.

Собираетесь развивать свои бизнес-проекты?

Ну, да. У меня есть две базы отдыха, я собираюсь развивать агропроект в Выборгском районе Ленобласти. Это маленькие дела, никакого отношения к политике и к большому бизнесу они не имеют. Но я считаю их важными.

Неужели вы готовы так резко изменить масштаб своей деятельности?

Величие задачи не измеряется масштабом. Простой кузнец Левша подковал блоху. Жизнь страны от этого не изменилась, но он остался в истории.

Изменился ли ваш характер? Может, вы стали более жестким, более решительным?

Я стал спокойнее относиться к неудачам. Раньше у меня депрессия начиналась, если я никак не мог достигнуть своими силами поставленной цели. А здесь такое случается сплошь и рядом, потому что правительство – это большая машина, ее работа зависит от множества обстоятельств и от усилий большого числа людей.

Раньше я был патологическим перфекционистом – человеком, убежденным, что несовершенный результат работы неприемлем. Я был уверен, что всегда можно достичь наилучшего результата, а если это не получается, значит кто-то в этом виноват. Чаще всего – я сам. Работа в правительстве во многом излечила меня от этого недуга. Потому что жить с таким убеждением очень трудно. Психологически очень тяжело быть постоянно всем недовольным. А максимализм еще ведь и отравляет отношения с окружающими людьми.

А какие-нибудь недостатки в вашем характере появились? Например, склонность к соблазнам …

Я понимаю, на что вы намекаете. Если бы это было так, я бы, наверное, не ушел. Хотя такое бывает, конечно. Я наблюдал людей, которые ломались, перерождались, побывав во власти. Мне их жалко.

Эксперимент на миллиарды

Давайте поговорим непосредственно о том, чем вы занимались в правительстве области. Например, кто все же является автором идеи программы «Соцобъекты в обмен на налоги», которая оказалась успешной?

Эта идея родилась в процессе нашего разговора с губернатором о проблемах возведения детских садов и школ при росте жилищного строительства. Не помню точно, кто был непосредственным автором этой идеи, но кроме нас двоих в кабинете никого не было.

Вы ожидали, что эта программа приведет к увеличению налоговых поступлений от строительного бизнеса в восемь раз за два года? Такого эффекта, по-моему, еще не давала ни одна чиновничья идея…

Даже не восемь, а в девять - в 2011 году было двести миллионов, а в 2014 стало 1,8 млрд рублей. Рост доходов мы, конечно, прогнозировали, но может быть не в таком большом объеме. Хотя не стоит преувеличивать - во многом сыграл эффект низкой базы. К тому же, идея программы чрезвычайно проста, логична и легко осуществима…

Ну, это как сказать… Ведь она реализовывалась на фоне серьезного ужесточения вами правил игры. Вы заставляли застройщиков и муниципалов соблюдать нормативы: отказывали, тормозили, судились. Застройщики могли обозлиться и уйти из региона. Вместо этого строительные компании массово регистрировали в Ленобласти свои компании. Стала ли такая реакция строителей на вашу политику неожиданной для вас?

Нет, не стала. Я сам много лет был на их месте и хорошо понимаю, что застройщикам нужно больше всего – ясных, понятных и четко исполняемых всеми сторонами правил игры. Ради этого бизнес готов смириться с уменьшением доходности отдельных проектов. Потому что в перспективе четкие правила приносят больший доход, чем размытые, непредсказуемые. Даже, если какие-то из этих правил строители считают не вполне разумными. Закон всегда лучше беззакония. Особенно для строительного рынка, где реализация проектов объективно длится годами. Нормальные люди это понимают и принимают. Тем более что большинство застройщиков согласны, что в целом наши правила разумные. А судились мы с самыми одиозными, любителями «половить рыбку в мутной воде» в погоне за сиюминутной сверхприбылью.

Разве шведская NCC относится к этой категории? А ведь вы с ней тоже судились…

Нет, конечно. NCC - вполне добропорядочная компания. Тут другой случай: она стала жертвой завышенных ожиданий. Руководство поверило обещаниям тех, кто продал ей участок с согласованными муниципалитетом параметрами застройки. Не был проведен скрупулезный due diligence проекта: менеджеры NCC должны были тщательно проверить обоснованность этих обещаний.

Слабые места

Вы наверно не все задачи решили идеально? Какие-то слабые места остались в деятельности ваших комитетов? Что придется доделывать вашему преемнику?

Остаются серьезные сложности, связанные с проектированием. Я имею в виду объекты образования, здравоохранения, спорта, которые проектируются за счет прямых бюджетных инвестиций. Принятие решений о проектировании таких объектов сейчас очень слабо связано с жизнью. Обоснования крайне слабые, совершенно недостаточные. Объект может и нужен, но не такой, какой проектируется, или не в том месте, или не таких размеров. А бывает и так, что проектируется объект, который очевидно не будет построен в ближайшие годы. А за пять лет проект совершенно устаревает – меняются потребности, нормативы, сметы. То есть, бюджетные средства на проектирование тратятся напрасно. А деньги не малые. Это системный дефект. Его придется устранять.

Также нет системного подхода к весовому контролю на дорогах. Известно, что много грузовиков ездит с большим перевесом. Это разрушает дороги, а мы не можем брать ни плату за большой вес, ни даже штрафы за перевес, потому что на дорогах нет весов. Такие пункты строятся только на некоторых федеральных трассах, и работают только в сопровождении сотрудников ГИБДД. Что, конечно, неправильно, потому что на каждый пункт сотрудника не поставишь. С этим придется работать дальше.

Много и рядовых, текущих проблем, которые возникают постоянно. Например, сейчас «зависает» строительство двух домов по программе расселения аварийного жилья.

Беседовал Владимир Грязневич