Трагедия в Казани: почему 19-летний Ильназ Галявиев напал на свою школу

Фото: Интерпресс / PhotoXPress.ru

Вооруженное нападение 19-летнего Ильназа Галявиева на казанскую школу и убийство девяти человек стало поводом к обсуждению проблемы уровня агрессии в подростковой среде в частности и в российском обществе в целом. Незадолго до трагедии молодой человек, напомним, опубликовал в своем Telegram-канале свое фото в маске с надписью «бог», сообщил миру о желании, чтобы «все признали себя его рабами» и заявил, что сегодня убьет «огромное количество биомусора и сам застрелится». После нападения на школу преступник, однако, сдался полиции и в ходе первого допроса подтвердил свою «ненависть ко всем».

Первой реакцией чиновников и педагогов на произошедшее было требование усиления безопасности и контроля в российских школах. В Госдуме ожидаемо звучали требования усилить уголовную ответственность за подобные преступления вплоть до смертной казни.

Социолог Даниил Александров рассказал РБК Петербург, из-за чего насилие чаще всего происходит в так называемых «хороших» школах и престижных гимназиях и почему Ильназ Галявиев выбрал в качестве жертвы именно школу. Эксперт также объяснил, почему ужесточение законов и мер безопасности не поможет предотвратить подобные трагедии.

Даниил Александров, профессор Высшей школы экономики в Санкт-Петербурге, заведующий научной лабораторией «Социология образования и науки»:

«Я уверен, что навязываемая дополнительная секьюритизация школ не поможет в подобных случаях. Это все ерунда. Потому что, если к вам приходит 19-летний пацан с картечью в двух стволах, он первым убивает охранника и спокойно проходит в школу. Всё. Вы что, хотите тренированного бойца-десантника в школу посадить? Такие ситуации происходят раз в несколько лет в какой-то благополучной школе, к этому никто не может быть готов. Вот научить людей опасаться машин на каких-то дорогах можно. В этом смысле лучше бы нашему государству и обществу озаботиться тем, чтобы у нас меньше народу погибало на дорогах.

От родителей до ипотеки

Хотя это не отменяет необходимости изменения закона об оружии. Я не являюсь большим сторонником простого ужесточения, потому что у нас это часто приводит к коррупции. Я считаю, что 19-летний подросток просто не должен иметь возможности купить ружье. То есть, нужны возрастные ограничения. Да, в 19 лет человек еще находится в состоянии остаточного подросткового конфликта с миром. Есть так называемый «подростковый мозг». И если мы нарисуем график роста возможностей человека и контроля его поведения, то наиболее опасны подростки в возрасте 15-17 лет, когда у них начинается конфликт с окружающим миром. Человек плохо контролирует себя. Этот период заканчивается вместе с поступлением на работу. Как социолог я скажу, что молодежь — это люди, которых уже не контролирует семья и еще не контролирует работодатель. Родители теряют контроль над подростком в переходном возрасте. И дальше он проходит вторичную социализацию и приспосабливается к рабочей дисциплине, просто потому что надо зарабатывать на жизнь. Для него это становится нормативным: я буду работать, зарабатывать, потом появляется идея покупки квартиры, ипотека — и тут вообще человек никуда не денется.

Если вторичная социализация не происходит, человек может «застрять» в состоянии подростковой агрессии. Если он где-то учится или еще не учится, но и не в армии, то это человек без руля и ветрил. Например, в советское время подростковые банды возникали именно в тех дворах, где появлялся такой человек. У него было несколько месяцев такого состояния, когда ничего не страшно и море по колено.

«Вас били и толкали?»

Сейчас ситуация в российских школах, техникумах и колледжах относительно неплохая. В советское время такие вещи, как агрессия, не измеряли, но нет никаких оснований считать, что атмосфера в современной школе хуже, чем она была в советской. В рабочих школах, например, была и преступность, и довольно высокий уровень насилия. Он, может быть, не выходил на огнестрел, но грубость и резкость была. Ситуация в школах сегодня. очевидно, лучше, чем в 1990-е годы, потому что тогда была общая социальная разруха в стране, были банды, которые стреляли на Невском проспекте и в дорогих ресторанах, — был культ силы, что бесспорно сказывалась на школах.

По уровню агрессии в школах Россия — в среднем положении среди стран Европы. Это относительная шкала, но есть много интересных деталей. Ведь в разных странах люди относят к агрессии разные ситуации. Например, в ряде стран людей спрашивают: «Вас били, толкали, дразнили, у вас воровали?». Это все входит в общую шкалу агрессивной среды. В России своя специфика. Подростки, которых мы опрашивали, не связывали, например, воровство с агрессией. Драка, которая также рассматривается социологами как проявление агрессии, подростками в России воспринимается иначе. Они не относят слова «подрался», «подраться» к травле. Я подрался — у нас произошла коллективная драка, а потом, может, мы обнялись и пошли дальше. А вот если вы зададите вопрос: вас часто били в последнее время? — то человек, очевидно, почувствует себя жертвой агрессии.

Травля в гимназиях

Для российской агрессивной среды характерна травля. В гимназиях ее больше, чем, например, в сельских школах. На мой взгляд, это связано с тем, что в маленьких простых школах больше досмотра за детьми — они все на виду. Нет разделения между педагогами. А в гимназии есть: я преподаю химию — остальное меня не касается. Психолог там один, народу много. К тому же в гимназии учителя и родители часто более требовательные. При этом педагоги могут бояться говорить с родителями о плохом поведении подростков и их психологических проблемах. В одной из престижных гимназий Петербурга педагог мне честно говорил, что там стараются поменьше обсуждать с родителями проблемы детей, потому что боятся скандала. Родители могут пойти к директору и сказать, что учитель несправедлив к их ребенку.

Разные дети по-разному воспринимают травлю. Дети в гимназиях — чаще всего из успешных семей. Я совершенно уверен, что в казанской гимназии учатся дети с амбициями. Такие дети многие вещи воспринимают болезненно. И здесь возникает интересный парадокс.

С одной стороны, мы знаем, что агрессия в семье и со стороны учителей вызывает агрессию подростков по отношению друг к другу. Мы знаем, что если учителя много кричат на детей, то в школе в целом будет более агрессивная среда между подростками. С другой стороны, дети, которые живут в этой среде, могут воспринимать ее как норму. И если все вокруг друг друга мутузят, то у вас нет ощущения, что вы жертва.

А теперь представьте, что вы учитесь в доброй и прекрасной школе, но при этом вас лично травят. У вас будет по этому поводу депрессия, потому что всем хорошо, а вам плохо. Это очень важный парадокс, который, в частности, мы открыли в российских школах. Дети в неагрессивной среде сильнее переживают ощущение травли, и у этого есть психологические последствия вроде депрессии. Поэтому нельзя выстроить простую логику — что агрессивная среда в школе ведет к насилию.

Если в целом агрессивные подростки срывают зло друг на друге, они с меньшей вероятностью пойдут потом в школу, чтобы ее наказать. Это же наказание не своего товарища, который плохо себя повел, это наказание невинных детей, учителей, потому что наказывается школа в целом. Мне кажется, что это может быть парадоксальным образом проблемой довольно неплохих школ.

Почему трагедию не предугадать?

Школьный психолог может решать только какие-то общие проблемы. В школе сотни детей, и он не может их всех знать. Способность человека лично знать и думать о конкретных живых людях очень ограничена. Кроме того, психологи могут справиться лишь с теми проблемами, которые более или менее типичны. У казанского стрелка проблема нетипичная. Простых рецептов ее решения нет. Общество должно знать, какие подростки более проблемные. И здесь надо помнить, что агрессивные подростки чаще всего реализуют свою агрессию в повседневной жизни. А вот у нарциссического подростка эта агрессия может копиться. У него происходит рассогласование статусов. Вот у него дома все хорошо, а в школе все плохо. И если он психологически устойчив, он спокойно это воспринимает. Так, хорошие подростки из плохих американских районов поступали в университеты и делали карьеру — они оказались устойчивы к хаосу, соблазнам, они с этим справились. Но есть те, кто не справляется.

В случае казанского стрелка у человека есть неудовлетворенные требования к окружающему миру. Такие люди высокого о себе мнения, они сами себе нравятся. Но когда они по каким-то причинам не нравятся окружающим, возникает острый диссонанс, психологическая депривация. Такой человек нуждается в помощи психолога или даже психотерапевта. Если эта ситуация остается без внимания, легко пропустить так называемый фазовый переход. Вот вроде человек вел себя нормально — и вдруг такое. Отследить фазовый переход из одного состояния в другое крайне трудно, и это главная проблема социальной работы и службы психологической поддержки.

В чем виновата школа?

Почему подросток выбрал школу в качестве виноватого и жертвы, которую нужно принести? Этому есть простое объяснение. Дело в том, что в детстве, с 6 до 17 лет, люди проводят в школе очень много времени. Ничего другого, кроме семьи и школы, у них в общем-то нет. Если им повезло, у них есть вне школы спортивные занятия или увлечения, которые формируют другие круги общения. Независимо от того, хорошая школа или плохая, Россия это Америка или Китай — не важно. Важно то, что, если у человека нет широких кругов общения вне школы, он замыкается на школе. И тогда она становится мишенью.

В этом случае, если у вас что-то не получилось в жизни, легко обвинить в этом школу. Эмоциональная поддержка не записана в задачи школы. Там первоочередная задача — дисциплина. Школа — это дисциплинарное учреждение, в котором людей заставляют учить то, что они не очень хотят учить. Мы можем по этому поводу ее хвалить или ругать, это не важно. Просто она так работает — как хорошая школа, так и плохая. Однако зачастую именно в хороших школах конфликтные ситуации дорастают до угрожающих масштабов».

Мнение спикера может не совпадать с позицией редакции

Подготовила: Юлия Воробьева

Повтор публикации от 14.05.2021