Россия вымирает: экономист назвала семь главных угроз для регионов

Фото: Павел Каравашкин/Интерпресс

Профессор кафедры экономической и социальной географии России географического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, доктор географических наук Наталья Зубаревич в своем выступлении в Совете Федерации РФ назвала 7 вызовов, которые, по ее мнению, ожидают Россию и ее регионы в ближайшем будущем.

Это демографическое «сжатие» и постарение, устойчивость экономического неравенства регионов, сверхконцентрация экономики и доходов в Москве, сильный спад инвестиций и их территориальная поляризация, сильный спад и неравенство доходов населения, непрозрачная и нестимулирующая развитие политика помощи регионам, сильные институциональные барьеры развития крупных городов и агломераций.

В разговоре с РБК Петербург экономист объяснила, почему считает эти проблемы наиболее опасными для страны и в состоянии ли российское государство решить их.

Эхо войны

«Начну с демографии. За 9 месяцев 2019 года естественная убыль — почти минус 240 тысяч человек, за год будет больше 300 тысяч. Уже в Дагестане коэффициент рождаемости 1,86 — даже Дагестан себя уже не воспроизводит. Это эхо Второй мировой войны — неизбежная динамика, не перекрываемая миграцией. Рожает малочисленное поколение потомков людей, родившихся в войну, а помирать будет большое поколение послевоенных лет рождения, поэтому как минимум до 2025-го года у нас будет сжиматься население, пока не начнет рожать поколение, которое появилось в период нашего короткого демографического подъема.

Растет численность только в двух столичных агломерациях — московской и петербургской. Северный Кавказ еще как-то держится, но отток населения оттуда идет вовсю. Весь Дальний Восток депопулирует, почти все Поволжье и Сибирь, за исключением Новосибирской области — они стягивают учебную миграцию.

Можно ли что-то сделать? Не факт. Деньгами стимулировать женщин больше рожать не получится. Материнский капитал не особо помогает, его можно тратить только на образование детей (высшая школа или колледж) и на покупку жилья, да и хватает его только на первый взнос. Небогатые семьи не могут купить жилье, потому что нечем платить основную сумму и проценты по кредиту. В результате материнский капитал — «виноград для лисицы» — висит высоко, дотянуться трудно. Семьи обналичивали материнский капитал по фиктивным договорам со строительными фирмами — 40-50% отдавали фирме, остальное себе. Только сейчас разрешили его тратить на дополнительные выплаты семьям с детьми до 3 лет. Рождаемость росла прежде всего на периферии с низкими доходами населения — в сельской местности, поселках городского типа, малых городах и на Северном Кавказе. Неудивительно, что рождение вторых и третьих детей приводило к росту бедности.

Демографическое сжатие и поляризация — данность, нам с этим придется жить. Нет простых способов решения проблемы.

Без институтов роста не будет

В экономике регионов с 1999-го по 2017-й год крайне мало что меняется. Пошел вверх Сахалин — за счет двух своих нефтегазовых СРП-проектов. Пошла вверх Калужская область со своими автомобильными проектами, правда, там возникли проблемы и ситуация в последнее время ухудшилась. Пошел вниз Башкортостан, было много проблем у Самарской области. Но в целом картина постоянная.

Самое тяжелое в этой картине — не экономическое неравенство, хотя оно велико, а гигантская прозябающая середина, с душевым ВРП, составляющим 50-80% от среднего уровня — это регионы, у которых нет явных конкурентных преимуществ для развития. Все просто, когда в регионе много нефти или это гигантский город. У середняков все гораздо сложнее. Единственный выход для них — улучшать институты, правила, по которым мы живем.

Этим надо заниматься еще и потому, что в этой середине живет основная часть населения России — 61%, почти две трети. Аутсайдерам легче — им больше помогают. Середина сильнее чувствует и торможение в развитии, и проблемы, связанные с кризисом. Пока мы не расчистим условия, чтобы середина могла быстрее двигаться вперед, быстрого и устойчивого роста в стране не будет.

Сверхцентрализация

С нашими правилами игры, институциональным дизайном, связана еще одна больная проблема для всех регионалов — это сверхцентрализация управления и гигантская концентрация экономики в крупных компаниях, что обеспечивает феерические преимущества Москвы.

Посмотрите долю Москвы во всем, что есть в стране — она гигантская. Каждый пятый рубль ВВП — это Москва, 35% всех вкладов населения — это Москва. И пока такое положение сохраняется, регионам невозможно будет догонять этот гигантский быстрорастущий город. Петербург значительно отстает от Москвы.

Изменения возможны только при децентрализации управления и опережающем развитии среднего и малого бизнеса, а для этого нужно менять правила игры.

Как выходим из кризиса

У последнего кризиса самое неприятное — что он был медленным, вязким. Из него не выйти прыжком — упал-отжался, все гораздо сложнее. У этого кризиса три основных проблемы. Первая — спад инвестиций с 2013 года в большинстве регионов. Почти все индустриально развитые регионы по инвестициям резко пошли вниз. Держатся как всегда Москва, новые нефтегазовые регионы, туда действительно идут серьезные инвестиции. Все остальные в минусе. В этом году по трем кварталам рост не ахти, порядка 0,7%. Это несерьезно. Скачки у отдельных менее развитых регионов — это эффект базы. Было инвестиций на рубль, стало на два, в итоге 100% роста, на это не надо обращать внимание.

На этом фоне еще больше выросла доля двух мощнейших территорий. Прежде всего — Москва, ее доля в инвестициях уже 15%, а с Мособластью — 20%. Каждый пятый рубль инвестиций идет в крупнейшую агломерацию страны. Второй мощнейший регион — Тюменская область с автономными округами, деньги идут в основном в округа. На главный нефтегазодобывающий регион приходится 14% инвестиций по прошлом году.

Инвестиционная картина предопределяет развитие страны. Инвестиции создают будущее, рабочие места. Та самая середина и даже относительно развитые регионы получают недостаточно денег для развития. И это не бюджетные деньги, бюджет дает только 15% от всех инвестиций страны. Это решения бизнеса. Он идет туда, где инвестиции отобьет.

С промышленностью все вроде неплохо — в половине регионов совокупный рост за 4 года был больше 10%, то есть лучше среднероссийского. Три группы отраслей тянули нашу промышленность вверх. Первая — это нефтегаз, там хороший рост. Вторая — оборонный комплекс, туда шли большие бюджетные деньги. Третья — пищевая промышленность. Здесь все было неплохо до последнего времени, но сейчас динамика замедлилась. И понятно почему — отрасль уперлась в потолок платежеспособного спроса. А этот потолок обусловлен второй проблемой кризиса — падением доходов населения на 8-10% (данные по разным методикам Росстата). Доходы падали 4 года, только сейчас начали медленно выходить в плюс. По трем кварталам 2019 года рост всего на 0,9%. Правда, это по реальным доходам, а по располагаемым будет поменьше.

И третья проблема — потребление. От него зависит развитие экономики, люди создают спрос. А розничная торговля буквально рухнула в 2015 году, но все-таки с 17-го года она пошла вверх. И причина понятная — быстрый рост потребительского кредитования. Доходы-то не росли.

Каждый кризис бьет по людям сильнее, чем по экономике. Доходы людей проваливаются сильнее, чем ВВП. Это особенность нашего рынка труда. В 90-е это было связано с длительными неплатежами и задержками зарплат. Сейчас используется другой инструмент — неполная занятость, сокращенная рабочая неделя. Наша экономика адаптируется к кризисам не через безработицу, а через более сильный спад доходов и заработанной платы.

Издержки неравенства

За четверть века мы стали другой страной. От относительного равенства доходов во времена СССР мы перешли в другую крайность — за постсоветский период сильнейшим образом выросло неравенство по доходам, особенно в период экономического роста в 2000-е годы. Доходы двух нижних квинтелей (это 40% населения России) в реальном выражении все еще ниже, чем средние доходы жителя РСФСР в 1990 году. Пока доходы в 2000-х росли, люди как-то к этому адаптировались. В условиях падения доходов запрос на перераспределительную политику, на социальную справедливость неизбежно будет расти. Это объективная тенденция, если не будет быстрого роста доходов. И надо понимать, что пришло время политических решений.

Исторически главным фактором неравенства доходов населения был региональный. У жителей Москвы и Ямала — зарплата одна, в Пензенской или Тамбовской области — совсем другая. Этот фактор со временем немного сгладили за счет большего перераспределения нефтяной ренты. Но с введением материнского капитала резко вырос другой фактор — количество детей в семье. Он стал главным и косвенно способствует росту бедности. Второй ребенок сдвигает семью в сторону бедности, а с тремя семья уже точно там. Желая стимулировать рождаемость, мы получили другую проблему. Спасибо, что до 3 лет продлили пособие на детей, но этого мало. Семьи с детьми должны поддерживаться более интенсивно. Тогда мы сможем гармонизировать и демографическую политику, и политику по поддержке детей, выводу семей из бедности.

Вызов бедностью

Рост уровня бедности — доли населения с доходами ниже прожиточного минимума — был относительно небольшим. Прожиточный минимум не рос так быстро, как индекс потребительских цен — у него другая структура наполнения, больше хлеба и картошки. Благодаря этому бедность в период кризиса выросла с 10,9% до 13% с небольшим. А по указу ее с этого уровня надо будет снижать вдвое. Прожиточный минимум во многих регионах 9,5-10 тысяч рублей и его не опустить. Как уполовинить бедность без быстрого роста доходов? Я как регионалист не понимаю. Очень интересно, как в Тыве с 41% бедного населения выйдут на плановый показатель 17%.

Нужно еще соизмеряться с ощущениями людей. Росстат опросил 48 тысяч россиян о субъективном ощущении бедности, что люди думают сами. Одному проценту не хватает даже на еду, еще 14% — на еду еще хватает, а на одежду и обувь уже не очень. Простите, но это уже не бедность, это близко к нищете. 49% могут купить одежду и обувь, оплатить ЖКУ, но если сломался холодильник или стиральная машина, уже есть проблемы у домашнего хозяйства. Даже если мы статистически снизим бедность, люди будут думать по-другому. Они по самоощущениям оценивают.

Как выравнивать регионы

Неравенство регионов — проблема. Государство с помощью налоговой и бюджетной политики должно этот дисбаланс смягчать. Однако если это делать только методом перераспределения бюджетных средств, отбирая у сильных и отдавая слабым, получим неприятный эффект — замедление роста страны в целом. Вы же резвых лошадок взяли и укоротили. Нужно искать золотую середину между экономическим неравенством и общим ростом страны. В нашей профессии это называется «дилемма равенство-эффективность». Золотая середина в каждое время разная. Если страна хочет догонять и надо бежать быстрее, ставка делается на более сильные регионы. Если неравенство социально и политически рискованно, то надо выбирать выравнивающий акцент. Желательно чтобы сюда еще не вмешивалась геополитика. У нас она вмешивается.

С налоговой политикой как инструментом выравнивания регионов тоже все не просто. Мы страна с чудовищно неравномерной налоговой базой. В 2018 году 26% налогов в федеральный бюджет давал один Ханты-Мансийский АО. Это нефтяная рента, НДПИ. Еще 12% дает Москва, это НДС в основном, и 10% — Ямало-Ненецкий АО, это тоже НДПИ. Получается, что на три региона приходится почти половина всех налоговых доходов федерального бюджета. Треть доходов — нефтегазовая рента. Правильно, что в рентной стране рентные налоги должны собираться в центральный бюджет. А потом они должны перераспределяться. Значит, вопрос к качеству перераспределения, он ключевой для развития России.

Все более понятно, что регионам надо возвращать немалую часть полномочий и ресурсов. Но вопрос «Как?» — требует серьезного обсуждения. У двух третей субъектов остаются 70%, а то и 80% или даже почти 100% налоговых доходов. Но многим этого не хватает. Добавляют трансфертами. За последние 14 лет трансфертная политика менялась. В кризис 2009 года регионам очень сильно помогли. Когда вводились майские зарплатные указы, регионы выкручивались в основном сами. И это важнейшая причина возрастания долгов и дефицита. Все это знают. Регионы испытали большую турбулентность своей бюджетной системы. Только в 2017-м трансферты стали расти, в 2018 году — на 22%, а за 9 месяцев 2019 года рост на 20%. Регионам частично компенсировали изъятый налог на движимое имущество, выросло финансирование нацпроектов.

Неадекватные трансферты

Проблема в том, как распределяются трансферты. Могу сказать, что бесконечный поток трансфертов республикам Северного Кавказа не дает практически никакого эффекта с точки зрения роста, в Счетной палате с этим разбирались. Больше всего трансфертов получает Дальний Восток — по бюджетному содержанию он очень дорог.

Зависимость бюджетов регионов от трансфертов с годами почти не меняется. У кого особо не было трансфертов, так и живут. У кого их очень много — ничего не меняется, доля трансфертов в бюджетах та же. Реципиентом быть выгодно. Надо что-то с этим делать. Да, регионы отстающие, слабые, их надо поддерживать, но давайте разбираться в эффективности поддержки, почему поддержка вырастает год от года, вне зависимости от результатов. Это вечный вопрос, очень болезненный. Но обсуждать надо.

Самый острый вопрос — структура трансфертов. Методически корректны только дотации на выравнивание — они считаются по формуле. Но уже масса вопросов к тому, как распределяются «прочие дотации». Еще больше вопросов к субсидиям. В 2018-19 годах самый острый вопрос — как выделяются «иные межбюджетные трансферты». Их объем уже почти сравнялся с субвенциями. Это уже из ряда вон … Губернатор полмесяца сидит в Москве, вице-губернаторы как на конвейере обходят все федеральные министерства, решают вопросы. И когда им регионом-то своим заниматься?

Что получилось?

Усилия по выравниванию регионов привели к тому, что большинство регионов выровнено по душевым расходам, хотя есть те, кто особо дотируется. А если тебя выровняли, тебе зачем трудится, бороться? Вот так и живем. Но это же антистимулы к развитию!

Бюджеты регионов критически социальны. На развитие у них денег особо не остается. Тратить на развитие могут себе позволить либо богатые регионы (Москва, Тюменская область с автономными округами, Сахалин), либо те, кому дали большие трансферты (Крым, Севастополь, Чукотка, Калининградская обл.). У всех остальных руки связаны. И как в таких условиях поднимать экономику?

Хорошо еще, что как-то справились с бюджетными дефицитами. К 2018 году регионы научились балансировать бюджеты, им стали выделять на 22% больше трансфертов, так что дефицитных по итогам 2018 года было около дюжины регионов. В 2019 году произошло ухудшение — в первом квартале в дефиците уже 15-16 регионов, к концу года будет больше. Это, конечно, проблема, но не «ужас-ужас» 2013-2015 годов, когда 75-77 регионов имели дефицит.

Неплохая динамика и по долгам. С января по сентябрь 2019 года долги регионов сократились на 11% — до 2,2 трлн руб., это 20% от собственных доходов консолидированных бюджетов. Минфин жестко заставляет экономить на расходах.

Развивать города

В рамках стратегии пространственного развития принято решение о поддержке агломераций. Разумная вещь. Действительно, нельзя все время стоять на нефтегазовой ноге. Крупные города с населением свыше полумиллиона жителей могут развиваться даже без федеральной помощи, если не изымать у них столько налогов в региональный бюджет. Хотя все они разные. Быстрее растут Тюмень, Казань и Краснодар. У многих других некоторые показатели хуже среднероссийских. У меня вопрос — мы всем сорока городам будем размазывать те небольшие деньги, которые будут выделены на поддержку инфраструктуры или лучше сделать некую очередность? Какое-то гласное обсуждение очередности, приоритетности, оно же должно быть. Потому что лучше пошагово поднимать города.

Важно, как это делать. Уровень дотационности бюджетов городских округов (это крупные города, региональные столицы и крупные индустриальные центры) доведен практически до 60%. А самое печальное — доля субвенций составляет 34% всех доходов бюджета города. Что это значит? Региональные власти решили, на что тратить, деньги перечислили, а городской муниципалитет просто оператор. Он просто эти деньги распределяет. То есть управленческую вертикаль дотянули до самого низа. И как мы будем развивать крупнейшие города? Они же сверху не развиваются. Это живые организмы, посмотрите любой курс урбанистики. Города растут и снизу — через городские сообщества, городские бизнесы, и сверху — через грамотную систему управления, развитие инфраструктуры и т.д. Если пытаться развивать только сверху, то эффекта не будет, ничего не получится.

Все, что я рассказала — это вызовы, их надо видеть. Если мы будем закрывать на них глаза, эти вызовы не дадут нам нормально развиваться. Надо обсуждать, что с этим делать, простых решений не существует.

Две столицы

Положение Петербурга гораздо лучше большинства российских регионов, с которыми Северную столицу даже сравнивать в большинстве случаев некорректно, ресурсы Петербурга уступают только московским. Например, так же, как и в столице, демографическая и экономическая ситуация у Петербурга гораздо лучше, чем у многих других регионов.

Бюджеты различаются очень сильно, московский бюджет в 4 раза больше петербургского, и разрыв не сокращается. Динамика доходов бюджета за январь—сентябрь 2019 года в Петербурге несколько хуже (рост на 11%), чем в Москве (на 14%). Поступления налога на прибыль в питерскую казну за этот же период росли очень хорошо (на 24%), как и в московскую (на 21%). Однако поступления от НДФЛ росли медленнее — на 7%, против 11% в Москве.

Одна из причин — уровень зарплат в Петербурге в 1,5 раза ниже, чем в Москве. В столице максимальна концентрация госслужащих, особенно чиновников и силовиков, топ-менеджеров и средних менеджеров крупных компаний и госкорпораций, их зарплаты высоки и исправно индексируются. По этим же причинам в Петербурге хуже и динамика доходов населения — рост за три квартала 2019 года на 3%, против более чем 5% у москвичей.

Заметно хуже Москвы и динамика инвестиций в Петербурге — с 2013 года по 2018 год они сократились на 3%, в то время как в Москве выросли на треть.

Промышленный рост в Петербурге слабый — за 4 года он составил всего 7%. Впрочем, это закономерно — Петербург, как и Москва (в столице промышленность выросла всего на 8%) постепенно становится «сервисным» городом.

В январе-октябре 2019 году в Петербурге происходит непонятный провал со вводом жилья — то ли упал спрос на жуткие «человейники», то ли сокращение доходов в прошлые годы сильно понизил покупательную способность населения и строители запланировали меньшие объемы. В Москве рост почти вдвое, прежде всего за счет интенсивного строительства на присоединенной территории.

В целом в 2019 году Петербург преодолевает кризис медленнее, чем Москва. Правда, соотношение зарплаты и стоимости жизни (цен на товары и услуги, жилье) в Петербурге точно не хуже, чем в Москве, поэтому жители многих регионов (особенно Сибири и Дальнего Востока) предпочитают переезжать в Петербург, а не в столицу».

Мнение спикера может не совпадать с позицией редакции

Повтор публикации от 01.01.2020