Распоясались: о петербургской революции 2017 года
Многие укорененные петербуржцы, если попросить их описать градостроительную эволюцию последних двух десятилетий, расскажут историю в жанре знаменитого французского кукольного театра ужасов «Гран-Гиньоль». И действительно, жизнь давала немало примеров для переживаний — выход больших денег на подмостки петербургского строительного рынка в начале нулевых годов ознаменовался масштабными эстетическими бесчинствами, применением всевозможных запрещенных правовых приемов, атаками на здравый смысл и т.д. и т.п. Но попробуем добавить к характерному для питерского мировосприятия гиньолю немного бодрящих нот из театра варьете.
Как «распоясался» Питер
Главная претензия горожан к строителям — беспардонное вторжение в сложившуюся среду центральной части исторического Петербурга. Разумеется, на войне как на войне — и градозащитники далеко не всегда бывали правы. Но в целом их можно только благодарить за энергию, с которой они защищали (и продолжают защищать) старый город от бестактных и, главное, непродуманных проектов. Проектов, которые на самом деле не повышают, а понижают ценность инвестиций в совокупный капитал — и города в целом, и каждого владельца недвижимости в отдельности.
Словом, может быть, и не стоит расспрашивать укорененного петербуржца о градостроительной истории последних десятилетий…
Но есть и хорошие новости. Как ни странно, они связаны с экономическим спадом, который так явно, и не в лучшую сторону, повлиял на спрос. Спрос сократился, цена проектов в центре, с учетом общественных возмущений, резко выросла, а ковровая застройка целинных земель за кольцевой автодорогой во многом потеряла смысл. И строители вернулись в город. Но в какой город?
Возможно, наш читатель уже слышал словосочетание «серый пояс». Речь идет об огромных площадях, прилежащих к историческому центру, испокон веков занятых чем-то нежилым — железными дорогами, портами, старыми заводами, складами, казармами и т.д. В свое время советский Ленинград как бы переступил через этот «пояс» и пошел развиваться куда-то дальше, в бывшие пригороды дореволюционного Петербурга. А промышленные зоны так и остались нетронутыми — а это, на секундочку, чуть ли не пятая часть питерской территории. Недавний строительный бум как бы повторил маршрут советских градостроителей — девелоперы XXI века стремились развивать проекты или в самом сердце города, в его центре, или уходили в то прекрасное далёко, которое позволяло им строить массовое жилье по сходной цене.
Теперь само понятие центра города меняет свое содержание — в этом и состоит хорошая новость. В строгом своем значении центр — это территория на левом берегу Невы в радиусе примерно трех километров от Зимнего дворца. Сегодня же центром города по факту называют Петербург в условных границах 1917 года. Причем, как правило, работают строители через сто лет после революции именно в бывшем «сером поясе». И это прекрасно — священные для петербуржцев открыточные виды если не полностью, то во многом получают шанс на неприкосновенность, а город — на новое, интересное, без градостроительных каверн, развитие.
Теперь само понятие центра города меняет свое содержание — в этом и состоит хорошая новость. В строгом своем значении центр — это территория на левом берегу Невы в радиусе примерно трех километров от Зимнего дворца. Сегодня же центром города по факту называют Петербург в условных границах 1917 года.
Лиговка и Пески
С этой точки зрения характерен пример Лиговского проспекта, который начинается неподалеку от Московского вокзала, а заканчивается где-то далеко за Обводным каналом, у Московского проспекта. При этом Лиговка — и далекая, и близкая — до самого недавнего времени считалась местом скорее опасным, и уж никак не престижным. Близость железной дороги с ее шумами, вокзала с его разношерстными, часто неспокойными типажами, неубиваемые легенды 20-х годов прошлого столетия в жанре «на Лиговке малину накрыли мусора», архитектурная пересортица всех эпох, мутные воды Обводного — все это скорее отталкивало, чем привлекало.
Однако новое градостроительное время позволяет переосмыслить Лиговку. Транзитная ее природа оборачивается отличной транспортной доступностью. Обводный одевается в столичный гранит. Отсутствие каких-то неприкосновенных памятников развязывает руки современным архитекторам — и они в этой локации уже активно работают. Более того, сегодня можно говорить о двух Лиговках — условно, «верхней» и «нижней». Последняя — та часть проспекта, что ближе к Московскому, бывшие Бадаевские склады — тяготеет к классическому ортогональному питерскому градостроительству. А вот разнокалиберная эстетика «верхней», старой, части проспекта пока сохраняет обаяние, провинциальное в лучшем смысле этого слова. Лиговка в заорганизованном имперском Петербурге — как бы кусочек старого уютного русского города, Симбирска или Саратова, но только не на Волге, а на Неве.
Разнокалиберная эстетика «верхней», старой, части Лиговского проспекта сохраняет обаяние, провинциальное в лучшем смысле этого слова. Лиговка в заорганизованном имперском Петербурге — как бы кусочек старого уютного русского города, Симбирска или Саратова, но только не на Волге, а на Неве.
Сегодня мы воспринимаем застройку бывших промышленных зон города как нечто, свойственное именно нашему времени. Но, конечно, всё новое — это хорошо забытое старое, и актуальное слово «редевелопмент» не должно сбивать нас с толку. По мере того, как земля в центральной части города дорожала, девелопер дореволюционной поры (какой-нибудь разворотливый купец или предприимчивый крестьянин из Ярославской губернии) искал и находил интересные участки под застройку среди всякого рода тогдашней «промки». Собственно, и критерии были примерно те же, что и сейчас — близость к центру, хороший транспорт… Одними из первых такой перестройке подверглись обширные кварталы между Невским проспектом и Синопской набережной. Место мучных бирж, амбаров, лесных складов, купеческих домов на высоких подвалах (следы этой логистической инфраструктуры сохраняются и сейчас) занимали большие жилые комплексы с новым качеством бытового комфорта — центральным отоплением, водопроводом, телефоном. Редевелопмент затянулся на сто с лишним лет, так уж получилось, и сегодня процесс продолжается — в необычно гармоничных для Петербурга условиях, поскольку старое в этих местах нимало не противоречит новому и новейшему.
Время воды
Нева, физическая ось питерской жизни, конечно, прекрасна. Однако нельзя не отметить, как плохо мы ее знаем. Если спросить того самого укорененного петербуржца, как часто он видел Неву выше моста Володарского, то он вынужден будет честно признать, что или вообще не видел или как-то пару раз, скорее случайно. Между тем, именно выше мостов можно познакомиться с той рекой, которую знали и любили наши пращуры, от Александра Невского до Петра Великого — с мощной рекой, не стесненной корсетами каменных набережных, с чудными береговыми очертаниями, которые открываются из окон высоких домов в Рыбацком.
Вообще, Нева как транспортная артерия когда-то во многом создала этот город, а сегодня дает огромный простор для его переосмысления, нового раскрытия. Обернемся на пару-тройку десятилетий назад — что такое берег Невы между старинным Финляндским железнодорожным и новым Вантовым мостами? Все та же «промка», классический «серый пояс», с захламленными, необжитыми берегами… Но обаяние (заметьте, мы все время возвращаемся к этому слову) Невы, ее пространства, ее силы таково, что стоит приложить усилие — и вчерашняя окраина превращается в живую часть современного города.
Похожую эволюцию переживает и другой осколок промышленного Петербурга-Ленинграда — Петровский остров. Там к энергии невских вод прибавляется элегантная меланхолия Финского залива. Кстати, у Петровского, как и у Лиговки, странная судьба — когда-то дачное место, в вечном хаосе питерской градостроительной политики остров стал застраиваться фабриками и заводами. В итоге, в отличие от своих соседей — Елагина и Крестовского островов, которым аристократические усадьбы обеспечили рекреационное, парковое применение, — Петровский до самого недавнего времени был плохо знаком широкой петербургской публике. И даже яхт-клуб с эффектными ресторанами на стрелке Петровского мало повлиял на его анонимное существование. А чем он, собственно, хуже Крестовского? Правильный ответ — ничем. И это прекрасно понимают строители — уже сейчас они возводят на Петровские жилые комплексы, которые позволят острову конкурировать с элитными собратьями с соседних островов.
У Петровского странная судьба — когда-то дачное место, в вечном хаосе питерской градостроительной политики остров стал застраиваться фабриками и заводами.
Полюбить революцию
Тот важнейший градостроительный процесс, начало которого мы наблюдаем сегодня — масштабное освоение бывших промышленных территорий — не может быть быстрым. Но не будет преувеличением сказать, что Петербург находится на пороге революционных градостроительных изменений, изменений, которые позволят раскрыть новые возможности в старом, казалось бы, окончательно сложившемся городе, радикально преобразят сложившиеся представления о городском пространстве и становых осях городской жизни. Конечно, без оговорок не обойтись. Великие подвижки в городской структуре, которые мерещатся автору этих строк, состоятся тем быстрее, будут тем значительнее, чем раньше город перейдет от возведения пускай больших, но разрозненных кварталов к комплексному развитию «серого пояса». И к этому есть предпосылки — несколько поколений петербургских архитекторов изучали старые промышленные зоны, готовились к их включению в общий контекст. И теперь, когда в изменениях заинтересованы и предприниматели, дело только за политической волей…
Великие подвижки в городской структуре будут тем значительнее, чем раньше город перейдет от возведения пускай больших, но разрозненных кварталов к комплексному развитию «серого пояса». И к этому есть предпосылки.
Удивительно, но, кажется, именно сейчас пришло время стратегических инвестиций в петербургскую недвижимость. Конечно, многое пока неопределенно, туманно, но ведь не даром говорят — покупай на слухах, продавай на новостях…
Петербург как панорамный «клондайк»
Потолки, квартирография, благоустройство дворов, всё у строителей примерно одинаковое. Но вот вид из окон у каждого свой. Панорама — coup de grâce риэлтора, последний, кинжальный аргумент при продаже недвижимости
Вид из окна в современном Петербурге — это как валюта, которая выпускается и выпускается, но до девальвации всё ещё бесконечно далеко. Город, который на наших глазах ежегодно увеличивает свои жилые площади на миллионы «квадратов», нуждался в такой валюте — и нашёл его. В советское время, когда квартиры не покупали, а давали, красивая панорама была как бы сверхбонусом — ею восхищались, ею даже чванились, ее старались передать по наследству, но все-таки сам факт наличия жилья побеждал все остальные соображения. В наше время, когда квартиры продаются, ситуация радикально изменилась. Конкуренты-девелоперы искали и, кажется, нашли этот последний, но может быть ключевой аргумент, чтобы убедить покупателя сделать покупку. И дело пошло — Петербург превратился в истинный панорамный «клондайк».
Смотрите — предложение у всех продавцов в одинаковых нишах примерно одинаковое. Высота потолков, квартирография, устройство дворов, паркинги — все очень близко, все соответствует текущим представлениям о комфорте и благоустройстве за понятные деньги. Но вот локация, а значит и вид из окна, у каждого своя. Говоря метафорически, вид из окна это coup de grâce* современного реэлтора, именно этим кинжальным ударом он может убедить покупателя принять решение о покупке.
Новое время открывает новые перспективы. Если еще лет десять — пятнадцать назад под «видом на воду» покупатель недвижимости, по крайней мере, укорененный петербуржец, понимал, более или менее, вид на Большую Неву между Большеохтинским и Благовещенским мостами, Мойку не дальше Новой Голландии, канал Грибоедова до Никольского собора и Фонтанку в верхнем течении, то сейчас ситуация меняется в корне.
Строители решительно заступили на бывшие фабричные земли вверх по течению Невы (яркий пример — активное строительство на «дальней» Октябрьской набережной, в районе Володарского и Вантового мостов). Как по заказу, к столетию революции «Невы державное течение» как бы растянулось от декораций бывшего имперского Петербурга на восток, до Петербурга реального, рабочего, человеческого.
Развитие города на северо-запад, в сторону Сестрорецка, было предопределено ещё в советское время и само по себе особых панорам не предвещало. Но к жилью, которое начали строить в этих краях еще в ленинградское время, был нужен подъезд. Со временем подъезд этот расширился и превратился в важнейший городской узел вдоль Большой Невки и Черной речки. К нему со временем приложились и дома, а к домам — вид из окон, из которых можно видеть то, что старый Петербург совершенно игнорировал, действительно прекрасный вид на острова Невской дельты с севера.
Недалек тот день, когда в глазах горожан будут реабилитированы Обводный канал, устье Фонтанки в районе «Адмиралтейских верфей», да и Волковку с Монастрыкой мы отрефлексируем как новую красоту по-петербургски. Впрочем, среди малых рек невской дельты есть и вполне «намоленные» — среди них выделим скромную и прекрасную Смоленку. Приток Малой Невы, Смоленка, вернее, ее устье, хорошо известна обитателям кварталов рядом со станцией метро «Приморская». Но менее известна и поистине драгоценна Смоленка в ее среднем течении, между Уральской улицей и знаменитыми, трогательными «смоленскими» кладбищами.
Панорамная монополия «открыточных» кварталов Петербурга если не разрушена, то сокращена.
*coup de grâce, «ку дё грас», франц., в обиходе средневековых рыцарей — последний, решающий, смертельный удар
Позиция спикера может не совпадать с мнением редакции.