Фигура умолчания: чего не хватило российской науке во время пандемии
Пандемия открыла широкие возможности для повышения статуса науки в обществе. Реакция политиков и общества на данные ученых во многом определяется политической культурой той или иной страны. Но и от самих ученых многое зависит; чтобы воспользоваться этим шансом, нужны харизматичные научные лидеры, которые могут говорить с обычными людьми напрямую, на понятном им языке и с прямой ответственностью за свои слова.
Герои мемов
Коронавирус дал жизнь целой плеяде новых научных звезд. Британец Нил Фергюсон прославился своим отчетом, в котором еще в середине марта посчитал параметры эпидемии, после чего Борис Джонсон отказался от «стратегии коллективного иммунитета» для Великобритании. А уже в апреле личная жизнь ставшего знаменитостью эпидемиолога заполнила первые страницы таблоидов — внимание, которому позавидовал бы Стивен Хокинг. Свои звезды появились и в других странах. Жизнерадостный главный врач Квебека Орасио Арруда участвовал во всех пресс-конференциях вместе с главой провинции и министром здравоохранения и стал героем мемов: он не только давал понятные обнадеживающие рекомендации по коронавирусу, но и советовал, как с пользой провести карантин, выпекая сладости.
Главный инфекционист США Энтони Фаучи играет роль голоса разума на пресс-конференциях президента Дональда Трампа. В Сиэтле политики, и республиканцы и демократы, договорились вывести ученых на первые роли на пресс-конференциях, чтобы сделать сообщаемые решения «беспартийными» и заслуживающими доверия всех. СМИ прославляют доктора Сару Коуди — «Фаучи области Залива» (так называют округ Сан-Франциско и Кремниевой долины) за быстрое подавление коронавируса в богатейшем штате США. Шведский врач Юхан Гизеке взялся представлять стратегию всей страны в РБК.
Пандемия вывела ученых в позиции лидеров по механизмам, описанным еще одним из отцов социологии Максом Вебером. Он выделял три типа лидеров: традиционные, рациональные (легальные) и харизматические. Сейчас ученые в какой-то степени играют роль рациональных лидеров, как и политики, получившие власть на выборах. Вирус дал деятелям науки часть этой бюрократической легитимности: их совещательные должности вышли на первый план.
Но не только должностью определялось, кому сейчас выступать от имени науки. В тех же США кроме Фаучи есть директор всех Национальных институтов здоровья Фрэнсис Коллинз, и он почти не говорит об эпидемии, хотя по должности мог бы. Об эпидемии говорят вирусологи, эпидемиологи, главные санитарные врачи, инфекционисты. Тот, кто говорит, определяется тем, кого слушают, то есть иррационально верят, что этот человек действует в наших общих интересах. Это и есть харизматическое лидерство по Веберу.
Востребованность научных лидеров во время эпидемии хорошо объясняется последователем Вебера Эдвардом Шилзом. Харизмой могут обладать не только люди, но и, например, профессия. Шилз связывает профессиональную харизму с тем, насколько эта группа соотносится с неким «высшим» порядком, насколько соприкасается с экзистенциальными вопросами вроде творчества, познания, страдания, жизни, смерти. В силу этого некоторые профессии более престижны, даже если хуже оплачиваются: врачи, полицейские, пожарные, священники и ученые.
Харизма не чуждый бытию науки инструмент. Михаил Ломоносов добился открытия университета. Дмитрий Менделеев поддерживал студенческие бунты. Альберт Эйнштейн давал публичные лекции, которые пользовались огромным успехом, хотя зрители мало что понимали.
Выход из башни
В России явление харизматического научного лидерства оказалось сильно подточено технократическим советским периодом. Хотя это может звучать парадоксально, управляемое (на словах) по научным принципам общество помещало ученых в исключительно бюрократическую рамку. Прямой разговор ученого с человеком избыточно регламентировался, как и любое публичное высказывание. Возник феномен «башни из слоновой кости», из которой ученые общаются со властями предержащими, но не должны спускаться к людям. Отчасти это определялось секретностью: Сергей Королев умер никому не известным «генеральным конструктором». Харизматичный Петр Капица за возвышение голоса провел почти десять лет в ссылке на даче, а его сын Сергей, единственный по-настоящему медийный советский ученый, так и не был избран в члены Академии наук. Научная этика не просто не поощряла прямого разговора с людьми, но и почти открыто его осуждала. В результате сильные научные лидеры с огромным авторитетом у властей не задействовали навыка массовой коммуникации или не учились ему вообще.
Современная российская наука — наследница советской науки, но не только ее. Многие молодые ученые готовы и заниматься бизнесом, и говорить о науке с людьми: они выросли в изменившемся мире и по-другому формируют свою повестку. Врачи организуют фонды, ориентированные на новые подходы к работе с пациентами, в которых коммуникации уделяется все больше внимания. По-другому смотрят на публичное высказывание и российские ученые с международной научной карьерой. Так, в начале марта сразу несколько видных экономистов призвали к введению карантина в России.
Во время эпидемии более активную позицию по отношению к ученым заняли журналисты — и несмотря на голод на профильных экспертов-эпидемиологов, многим изданиям удается собирать весьма полную и адекватную картину происходящего. Но харизматического научного лидера в России эпидемия не породила. Навыки коммуникации науки — умение просто и понятно говорить с людьми о своей работе, обрисовывать известное и неизвестное, описывать риски и брать за них ответственность — это сложная компетенция, которую нельзя обрести по необходимости за одну ночь. В том числе потому, что ответственность — это риск. Тот же Фаучи находится под прицелом республиканских сенаторов вроде Рэнда Пола: его обвиняют в разрушении американской экономики. Но американские научные лидеры подготовлены к этому годами привычек к интервью, выступлениям перед правительственными комиссиями, популяризаторской работе. В ЕС ежегодно проводится Европейская ночь науки, в рамках которой молодых ученых приглашают говорить о своих исследованиях с обычными людьми.
Об изменении научной культуры в сторону открытости говорилось в принятой в 2016 году Стратегии научно-технологического развития. И это не бесполезная повинность, отвлекающая ученого от работы. Научная коммуникация позволяет поддержать прямую связь с главным спонсором науки — налогоплательщиком, на деньги которого живут университеты и НИИ. Запрос на результаты науки присутствует всегда: опросы общественного мнения НИУ ВШЭ показывают, что люди ждут от науки улучшения качества жизни. Но ситуация эпидемии делает этот запрос прямым и выраженным. Причем граждане ждут не только результата работы науки — точных тестов и работающих лекарств, но и соблюдения научной этики — чтобы ученые действовали в их интересах, во имя высшей цели, точь-в-точь по лекалу харизматического лидера.
