Вирусный хештег: почему Кремль ополчился на «Открытую Россию»
«Открытой России» удалось-таки провести запланированную на 29 апреля акцию. Причем досрочно. «Буря и натиск», организованные правоохранительными органами против движения Михаила Ходорковского за несколько дней до намеченной даты, связаны не столько с угрозой проведения самой «несанкционированной акции», которая вряд ли будет многочисленной, сколько с ее основной темой и главным хештегом — «надоел».
Тяжелая артиллерия
Всего за двое суток Кремль провел обыски и выемки в офисе российской «Открытой России» и объявил лондонскую «Открытую Россию» нежелательной организацией, то есть ввел в действие одно из самых сильных имеющихся у него репрессивных средств. Потому что закон о нежелательных организациях — это, пожалуй, наиболее сталинистское изобретение новейшего российского охранительства.
Закон предполагает объявление организации нежелательной по решению прокуратуры, то есть во внесудебном порядке, а затем предусматривает различные нормы ответственности за контакты с ней вплоть до тюремного заключения. Суд, таким образом, не устанавливает события преступления, событием преступления автоматически становится то, что считает преступлением Генпрокуратура. Суд же лишь устанавливает, имело ли место это событие. Это такое перевернутое правоприменение, при котором суд уже даже формально обретает статус технической инстанции при органах внесудебного обвинения.
Столь острая реакция властей на предстоящую акцию «Открытой России», безусловно, связана в первую очередь с тем, что призыв к Владимиру Путину не выдвигаться еще на один срок и упомянутый хештег акции ощущаются в Кремле как нечто более опасное, чем уточки и кроссовки Навального. Лозунг «надоел» не требует никакой рациональной аргументации и обладает огромным вирусным потенциалом. Очевидно, что реализация этого потенциала, то есть «срабатывание» лозунга (учитывая тот простой факт, что Путин уже 18 лет находится у власти), — это, в общем-то, вопрос времени. Впрочем, это время может быть и довольно продолжительным. Борьба за это время и становится основным сюжетом президентской кампании.
Отчасти суровость в отношении «Открытой России» важна Кремлю и в качестве, так сказать, компенсации за 26 марта, когда Навальному удалось провести массовую акцию без разрешения властей, а Кремль не решился расправиться с ней с максимальной жесткостью. Теперь этот тактический маневр приходится компенсировать демонстративной решительностью действий в отношении «Открытой России» и уголовными делами против отдельных участников акции 26 марта.
Вообще различие двух оппозиционных стратегий — Навального и «Открытой России» — выглядит очень показательным. Для Навального, целью которого было вывести на улицы максимальное количество людей, важен был не самый болезненный с точки зрения Кремля лозунг. И действительно, вводить в действие тяжелую артиллерию репрессивной машины ради Дмитрия Медведева Кремль не стал. Для «Открытой России», которая не располагает таким влиянием и популярностью, как Навальный, радикализм лозунга, напротив, выглядел подходящей стратегией, так как позволял максимизировать эффект еще не состоявшейся акции даже вне зависимости от ее численности.
Провокация «майданов»
Однако самое важное не это. Острая реакция Кремля на лозунг «Открытой России» еще раз подсказывает нам, что путинская президентская кампания не может пройти в инерционно-позитивном сценарии, как это, видимо, подразумевалось еще в начале года. Чтобы выиграть время у лозунга «Открытой России», Путину потребуются сильные ходы, перекрывающие и блокирующие его вирусный потенциал.
Между тем внешнеполитическая повестка, на которой Кремль продержался большую часть предыдущего президентского срока, очевидным образом уже затерта. И с точки зрения массового восприятия внутри России (геополитические страсти набили оскомину и не воспринимаются больше как «победы»), и извне — Запад также в значительной мере адаптировался к внешнеполитическим тактикам Кремля, международное общественное мнение в отношении Путина достаточно консолидировано.
Экономический оптимизм, который в конце прошлого года новый министр экономики вроде бы сумел привить и президенту, оказался преждевременным. Данные по первому кварталу 2017 года — 0,4% роста — это не тот флаг, с которым можно идти на четвертые или пятые выборы. После кризисного спада экономики свидетельством выздоровления является фаза восстановления, и столь слабая, техническая цифра роста указывает лишь на то, что экономика в нее так и не вступила.
Устроенное Кремлем соревнование экономических программ для нового путинского срока девальвировало саму идею программного прорыва. На масштабные «выставочные» проекты нет денег. Потому что «выставочные» проекты — это не только инвестиции, но еще и значительные издержки на лояльность осуществляющих эти программы бюрократических корпораций и олигархических групп. И в условиях ограниченных бюджетов такие проекты могут генерировать, напротив, социальные кризисы, как это с высокой долей вероятности случится с московской программой сноса пятиэтажек.
Особую проблему представляет и тот уровень репрессивности, повышению которого Кремль отдал так много сил в последние годы. Управленческая машина настроена на репрессию, что снижает ее способности к политическим урегулированиям и локализации конфликтов. В то же время репрессия (как и ориентация на использование силы во внешней политике) повышает ставки в конфликтах внутренних.
Особенно если речь идет о социальных конфликтах. В этом случае репрессии с высокой вероятностью ведут к политизации тех групп, которые были до того неполитизированными и предъявляли вполне ограниченные, неполитические требования. Локальные стычки и противостояния учрежденной Кремлем национальной гвардии — с рабочими в Биробиджане или с дальнобойщиками в Дагестане — увеличивают политический резонанс этих эпизодов. Даже сам общий бренд Росгвардии сегодня начинает работать против Кремля, выводя локальный в представлении протестующих и общества конфликт на федеральный уровень. Грубо говоря, Росгвардия была придумана, чтобы воевать против «майдана», и теперь ее появление любое событие превращает в «мини-майдан».
Кризис как проект
Даже в отсутствие каких-то новых негативных факторов в экономике, открытых очагов сопротивления в элитах и явного роста протестных настроений в массовых опросах предстоящая президентская кампания начинает выглядеть все менее предсказуемой. Как уже было сказано, почти нет сомнения, что Кремль попытается резко изменить наметившийся негативный тренд каким-то сильным ходом, призванным кардинально изменить общественную повестку. Чтобы справиться с вирусными хештегами, этот ход должен быть действительно сильным, а значит — нести с собой новые риски и по меньшей мере не вполне предсказуемые последствия.
В прошлом президентском сроке Кремль придерживался стратегии повышения ставок во внешней политике. Эта стратегия помогла временно купировать внутренние проблемы, но уперлась в стратегический тупик: сочетание санкций и частичной изоляции страны с затяжной экономической стагнацией. Сложившееся сочетание политических и экономических вызовов и угроза вирусной политизации создают искушение поднимать ставки теперь уже внутриполитической повестке.
Вообще механизмы развития политических кризисов во многом загадочная и очень причудливая материя. Американский политолог Дэниел Трейсман, например, высказывал мысль, что главным драйвером их развития и последующего крушения режимов, как правило, оказываются не те или иные объективные факторы, а именно собственные ошибки самих режимов — неправильная оценка ситуации. В результате предпринятые действия запускают непредвиденное и неконтролируемое развитие событий.
В начале 2000-х годов было модно рассуждать о негативном влиянии выборных циклов на экономическое развитие: мол, каждые выборы ведут к всплеску популизма. На самом деле идея «обновления» — достаточно дешевый с точки зрения общественных издержек политический товар, который регулярная сменяемость власти позволяет эффективно и многократно использовать. И наоборот, несменяемость власти ведет к тому, что борьба с вирусными хештегами становится все более и более затратной и дестабилизирующей для общества и элит.
