Уже не империя: почему Россия не вернется к модели унитарного государства

Понимая драматизм происходящего, Ленин попытался переформатировать государство в его прежних границах, но на совершенно иных основах. Его главным ноу-хау стала не «конфедерализация» страны, а попытка выйти за ее этническую определенность, рождавшую центробежные тенденции. Созданный в эти дни 97 лет назад СССР был намеренно лишен этнической составляющей в своем названии. Подчинение подданных государю было заменено их присягой идее, а элемент унитарности был имплементирован через структуры партии (не случайно периферийные республики получили «свои» компартии, а российский «центр» был лишен этой привилегии). Именно идеология, которая, в отличие от ранее претендовавшего на эту роль православия, была универсальной и вненациональной, и сплотила распавшуюся империю еще на семь десятилетий. Каким бы революционером ни считали сегодня Ленина, здесь он показал себя как великий государственный деятель, ведь ни одному другому политику ХХ века не удалось удержать подобную империю от распада.

Именно события 1917–1918 годов, а не 1989–1991 годов поставили точку в истории Российской империи. Возникшее на ее месте Советское государство оказалось совершенно новой структурой. Известна аналогия Андрея Амальрика: «Марксистская доктрина задержала распад Российской империи — третьего Рима, — но не в силах отвратить его, как принятие христианства отсрочило гибель Римской империи, но не спасло ее от неизбежного конца». Впрочем, она довольно условна, потому что в советской империи пытались не столько заново обосновать доминирование титульной нации, сколько создать новую квазинацию под названием «советский народ». Советский Союз объединяла не общая история его народов, а их единая обращенность в будущее, именно поэтому даже победа в Великой Отечественной войне, 75-летие которой должно стать «главным событием 2020 года», не отмечалась широко вплоть до середины 1960-х.

Распад Советского Союза в 1991 году стал следствием исчерпания позитивного заряда коммунистической идеологии и возрождения того самого патриотизма, который у каждого народа, разумеется, свой. Этот распад не был распадом Российского государства, которого не существовало к тому времени уже около семи десятилетий. Он скорее положил конец созданной на его месте идеологической державе и вернул Россию в доимперские границы, в целом соответствующие временам Соборного уложения 1649 года. Конечно, можно соглашаться или спорить с тезисом Путина, что границы новой России были проведены условно, но никаких практических выводов из того или иного ответа на этот вопрос не следует. Новое государство определило себя как Россия и уже по одной этой причине не должно искать элементов этнической идентичности с соседними народами. Вполне вероятно, что в конце 1980-х годов руководители СССР могли бы предложить новый идеологический конструкт, который продлил его жизнь, но эту роль уже не могли исполнить ни этническая принадлежность, ни общие исторические корни. Стоит напомнить, что объединение России с территориями, когда-то составлявшими Древнюю Русь, Украиной и Белоруссией, происходило в XVII–XVIII веках в контексте освобождения этих территорий из-под власти иных и относительно чуждых государственных образований. В наше время, когда и Украина, и Белоруссия являются суверенными государствами, рассуждения о «русском мире» теряют всякую политическую привлекательность.

Сегодня, на наш взгляд, перед Россией стоит гораздо более важный вызов, чем объединение с Белоруссией или обустройство Донбасса. Внутреннее устройство страны остается крайне неопределенным, и стоило бы заниматься именно им, а не делами у соседей. В отличие от Советского Союза, который не имел этнической или национальной определенности, но состоял из 15 национальных республик в качестве равноправных членов, Российская Федерация имеет национальное определение, но состоит как из территориальных, подразумеваемо «русских», областей, так и из двух с лишним десятков национальных образований. Это явным образом противоречит духу «унитаризма», формировавшемуся на протяжении более чем 400 лет расширения Московского государства и его превращения в Российскую империю. Унитарное государство с национальными республиками — нонсенс. Сложности, которые близкие к ним по структуре страны переживают сегодня, прослеживаются на примерах Испании или Великобритании, чьи центральные правительства испытывают большие трудности в управлении национально-этническими автономиями, такими как Страна Басков и Каталония или Шотландия и Северная Ирландия.

Ленин не придумал нынешние национальные республики — они отражают сложную структуру государства, которое при Петре I могло управляться как унитарное, но сегодня не может. Вернуться к мифическому «тысячелетнему канону», уходя от федерации (которую следовало бы всемерно модернизировать) в сторону унитарного государства, уже не получится. Собственно, в выборе исторической формы, в которой будет существовать Россия в XXI веке, и состоит спор, который рано или поздно определит судьбу страны.