Положение о преступном приказе в настоящее время входит в уголовное законодательство ведущих стран мира. Есть оно и в российском УК, статья 42 которого предусматривает, что «лицо, совершившее умышленное преступление во исполнение заведомо незаконного приказа или распоряжения, несет уголовную ответственность на общих основаниях. Неисполнение заведомо незаконного приказа или распоряжения исключает уголовную ответственность».
В-третьих, не следует сбрасывать со счетов и такой аргумент, как воспитательное значение приговора над пленным преступником для страны, гражданином которой он является. Нередко такие лица до взятия в плен являлись статусными фигурами, которые пользовались авторитетом в своих странах. Предание суду после Второй мировой войны японских генералов позволило вскрыть массовые преступления, совершенные войсками под их командованием. Это стало одной из причин того, что японское общество поддержало мирный характер послевоенной Конституции.
Стремление к справедливости
Впрочем, в данных случаях необходимо не только строгое следование критериям справедливости, но и отказ от любых поводов, позволяющих обвинить участников процесса в том, что они исходят не из правовых соображений, а из чувства мести. Можно привести в пример суд над Саддамом Хусейном — человеком, совершившим за свою жизнь немало преступлений против собственного народа. Как известно, Саддам был взят в плен американцами и передан ими представителям иракских властей, которые были назначены временной американской администрацией. Впрочем, суд над Саддамом прошел уже после проведения в стране конкурентных выборов, но в условиях пребывания в Ираке иностранных войск. Судили Саддама курды и шииты, подвергавшиеся жестоким преследованиям во времена его правления.
В результате судебный процесс оказался крайне спорным: судьи и обвинители не скрывали своей ненависти к подсудимому. Суннитская община (20% населения страны) восприняла смертный приговор и казнь Саддама как несправедливую расправу. Тем временем иракские власти решили казнить еще и саддамовского министра обороны, очень популярного в распущенной по решению американцев армии. Тут уже США поняли, что суннитов дополнительно раздражать не надо, и министра на казнь не отдали. Впрочем, это мало повлияло на настроения суннитской общины, многие представители которой присоединились к запрещенному в России террористическому ИГИЛ. Среди них было и немало саддамовских офицеров — судя по всему, именно они убили в позапрошлом году курдского судью, который приговорил Саддама к смерти.
Был ли в этой ситуации другой, более приемлемый для разных иракских общин вариант? Можно предположить, что да, если бы США передали пленного Саддама, например, международному трибуналу, который приговорил бы его за многочисленные преступления к пожизненному заключению. Однако история не знает сослагательного наклонения.
Чего добились российские власти?
Что же мы видим в деле Савченко? В результате следствия и суда она из безвестного старшего лейтенанта превратилась в национальную героиню Украины. Россия подвергается постоянным обвинениям в ангажированном судопроизводстве со стороны западных стран, межгосударственных и правозащитных организаций, которые обращают внимание на многочисленные огрехи судопроизводства. Можно, конечно, отмахнуться от этих обвинений как от не имеющих значения (что российская сторона и делает), но нельзя забывать о том, что мы живем в глобальном мире, где любой аргумент мгновенно может быть подвергнут сомнению, всестороннему сравнительному изучению и оценке.
Причем на фоне голодовок Савченко немаловажные вопросы о ее идеологических взглядах и о том, чем в Луганской области занимался батальон «Айдар», находятся в мировом информационном пространстве на глубокой периферии. Россия концентрирует внимание на том, что взгляды Савченко являются праворадикальными, а «Айдар» виновен в военных преступлениях, но эта позиция не интересует мировые СМИ, внимание которых привлечено к женщине-заключенной, противостоящей системе, которую они все более отождествляют с советской.
Что касается внутрироссийского эффекта, то интерес россиян к процессу, кажется, невелик: украинская тема уже давно находится на информационной периферии, а людей сейчас прежде всего волнуют социально-экономические вопросы. Превратить Савченко в символ «украинского нацизма» тоже не удается: для этого есть более статусные фигуры. Создается впечатление, что она «замещает» на процессе украинского бизнесмена Игоря Коломойского и министра внутренних дел Арсена Авакова, которые находятся вне досягаемости российского правосудия.
Таким образом, ни одна из задач, которые обычно подразумеваются в ходе судов над взятыми в плен военными преступниками, не реализована. Остается надеяться на то, что эта история скоро закончится и будет найден какой-нибудь аналог «шпионского» Глиникского моста, где можно будет произвести обмен. Тем более что в украинском плену находятся российские граждане, которых обвиняет в военных преступлениях украинская сторона, и об их судьбах нельзя забывать.
