Окончательный разгром [запрещенной в России террористической организации] ИГ на территории Сирии в ближайшее время, кажется, не подлежит сомнению. Об этом рапортуют военные всех стран, сражающихся против «Исламского государства», подкрепляя свои аргументы статистикой потерь противника. Однако полной ясности, когда именно это произойдет, нет. Как нет и иллюзий, что с утратой ИГ контроля над территорией и «исходом» его бойцов в другие страны глобальная война с этой организацией и терроризмом в целом будет завершена. Пока же стратегическим вопросом для всех игроков в Сирии является ее послевоенное устройство. На это ориентированы дипломатическая работа, военные действия и информационные кампании.

На дипломатическом направлении Москве удалось убедить американцев сделать важные шаги. Совместное заявление Путина и Трампа о Сирии является, по сути, четвертой крупной попыткой Москвы и Вашингтона начать совместные действия. Два предыдущих захода еще при Обаме, в феврале и сентябре 2016 года, когда Россия и США договаривались об установлении режима прекращении огня, были сорваны. Третья и первая при Трампе в июле текущего года оказались успешными: была создана «южная зона деэскалации», функционирующая по сей день. Созданная при этом российско-американо-иорданская площадка стала местом переговоров между военными и дипломатами России и США, в результате которых 8 ноября 2017 года был подписан трехсторонний меморандум.

Текст меморандума до сих пор не обнародован, однако те немногие положения, которые были преданы гласности, говорят о том, что и Москва, и Вашингтон на самом высоком уровне готовы продолжать экспертную работу в рамках Амманского мониторингового центра, вне зависимости от существующих противоречий и того, как они освещаются в публичном пространстве. Примечательно, что между собой стороны обсуждают такие чувствительные для третьих сторон вопросы, как «сокращение и в конечном итоге устранение иностранных военных сил и иностранных боевиков из района [южной зоны деэскалации на границе Сирии, Иордании и Израиля] для обеспечения устойчивого мира». Правда, и по этому пункту стороны разнятся в интерпретациях: если американцы под «иностранными силами» понимают проиранские шиитские формирования, Москва настаивает, что это относится и к собственно американскому присутствию.

Само заявление в Дананге, даже при снижении его публичной ценности из-за так и несостоявшейся полноценной встречи двух лидеров, отныне будет ключевой точкой привязки, ориентиром для Москвы и Вашингтона как в собственных двусторонних контактах, так и в консультациях с третьими сторонами. Оно может стать важным связующим звеном для фактически сложившихся двух троек: Россия — Турция — Иран и Россия — США — Иордания (читай Израиль). Очевидно, что и оппозиция, и Асад будут неоднократно нарушать ключевые положения этого заявления. Свои опасения и претензии к этому документу есть и у Турции, и у Ирана, и у Израиля — они не чувствуют себя обязанными выполнять договоренности, заключенные без их прямого участия.

Однако политически эти договоренности ориентированы не столько на вовлечение всех заинтересованных игроков в общий процесс — с этим вызовом еще предстоит столкнуться в Женеве, сколько на изменение парадигмы отношений: Москва и Вашингтон не состязаются друг с другом по разные сторон баррикад, а находятся по одну строну в определении набора общих проблем. В чем-то это попытка изменить культивируемую на протяжении нескольких лет картинку, где Москва + Асад борются с Вашингтоном + оппозицией на Москву + Вашингтон, оказывающих соответствующее давление на Асада + оппозицию в решении актуальных общесирийских проблем.

Изменить подобным образом общественное восприятие вряд ли удастся, но важно, что в условиях острой конфронтации Россия и Америка вообще способны на выработку общего намерения. Это, впрочем, не исключает сотрудничества Москвы и Вашингтона с третьими игроками, равно как и односторонних действий. В первом случае очевидно, что Россия продолжит активно работать с Анкарой и Тегераном — 22 ноября в Сочи пройдет саммит с участием президентов Путина, Эрдогана и Роухани. Односторонние действия также имеют свою логику, но именно здесь кроется основная опасность саботажа достигнутых договоренностей.

В военных операциях Москва продолжает гнуть свою линию: 15 ноября российские бомбардировщики Ту-22МЗ, пролетев над Ираном и Ираком, нанесли новые авиаудары в районе Абу Кемаля на востоке Дейр-эз-Зора. В тот же день российская авиация поддержала с воздуха обстрелы сирийской армией оппозиционных группировок в Восточной Гуте, являющейся одной из «зон деэскалации». За день до этого бойцы оппозиции, ведомые группировкой «Ахрар аш-Шам», атаковали базу правительственных войск. Поддержка Россией военной операции в Восточной Гуте встретила шквал критики в прооппозиционных и западных средствах массовой информации, обвиняющих Москву в нарушении условий перемирия в «зоне деэскалации». Российская же сторона по-прежнему исходит из того, что силовые меры против «не сложивших оружие сил оппозиции», где бы они ни располагались, являются единственным средством усадить их за стол переговоров.

Вашингтон старается сохранить остатки своего влияния на территориях, пока не занятых правительственными силами, и начать переговорный процесс до того, как поддерживаемая им оппозиция будет ликвидирована или вынуждена покинуть контролируемые ею «карманы» территории. В связи с этим слова министра обороны Джеймса Маттиса о том, что «США будут бороться с ИГ так долго, как считают нужным», сигнализируют, что, во-первых, американцы намерены сохранить свои силы на сирийской территории, во-вторых, находятся на стадии обдумывания долгосрочной роли, которую они могут играть в этой стране после окончания острой фазы конфликта.

Подобная позиция Вашингтона вызывает раздражение у российских военных. В стремлении продемонстрировать деструктивную позицию американцев российское Минобороны совершило очевидный промах, опубликовав скриншот видеоигры в качестве «доказательства» содействия США террористам ИГ. Позднее министр иностранных дел Сергей Лавров признал, что у Москвы «нет доказательств, что Соединенные Штаты вступили в сговор с боевиками ИГ». Однако неудавшаяся информационная акция Минобороны «не отменяет отказа командования США наносить удары по колоннам террористов, отступающим в районе Абу-Кемаля», из чего российские военные делают вывод, что сговор имеет место.

Но на этот счет есть и другие версии. По одной из них, подобная ротация боевиков позволяет американцам аргументировать свое военное присутствие в Сирии и иметь перманентный рычаг давления на сирийское руководство и Россию. По другой — суннитские радикалы, в том числе боевики ИГ, стали для американцев вынужденными союзниками в недопущении превращения Сирии в часть коридора шиитского влияния Ирана. По третьей — это просто способ закрепить контроль на земле по принципу «территория в обмен на жизнь». Ранее, согласно расследованию BBC, в том числе из этих соображений американские военные содействовали вывозу боевиков ИГ из Ирака в Сирию и Турцию.

На фоне потока взаимных обвинений создается ощущение нарастания очередной волны конфронтации между Россией и США в Сирии. Но именно сейчас у сторон есть все необходимое, чтобы избежать этого варианта развития событий: есть соответствующие намерения, создана институциональная платформа, выработаны договоренности. Главное теперь — провести все это через узкий фарватер внутриполитических и региональных вызовов к ожидаемой промежуточной цели — переговорам в Женеве.