Полезная бумага: почему в России рано вводить интернет-голосование

С российскими выборами происходит очень показательная история. При любой дискуссии, в ходе которой критикуются те или иные механизмы избирательного законодательства (например, муниципальный фильтр или требования по числу подписей избирателей для кандидатов, не имеющих права на льготную регистрацию) и предлагаются их изменение или отмена, профессиональные защитники российских выборов выступают за стабильность: «Дайте системе поработать, не надо так часто менять правила, пусть все будет как есть». Однако, когда практически каждый год сама власть начинает менять эти правила, они горячо защищают нововведения.

Эстонский пример

Так получилось и с идеей эксперимента с голосованием через интернет на выборах в Мосгордуму в одном или нескольких округах. Выборы намечены на сентябрь, а соответствующий законопроект уже внесла в Думу группа депутатов от ЛДПР и «Единой России». Зачем нужна такая срочность, остается загадкой, но все выглядит так, что где-то решение фактически принято и вопрос только в его оформлении. Вся дискуссия ведется вокруг единственной страны в мире, где широко используют интернет-голосование, — Эстонии. На прошедших там 3 марта парламентских выборах в электронном голосовании приняли участие 247 232 человека, или 28% избирателей. Дескать, давайте как в Эстонии, где избирателей в несколько раз меньше, чем в Москве, совсем иная политическая культура, а вся политика построена на неизбежных коалициях и всеобщем взаимном контроле.

Однако никто не задается вопросом: почему же другие страны мира, включая богатые и технически развитые, такие как США, Великобритания, Япония, Франция или Германия, не используют на выборах такую прогрессивную технологию? Почему там предпочитают крайне консервативные избирательные механизмы в виде бумажных бюллетеней?

Вопрос веры

Ответ очень прост: главное на выборах — это доверие к результатам. Выборы должны формировать власть таким образом, чтобы ни у кого не было никаких сомнений в ее законности. Никакие технические новации не стоят того, чтобы ставить доверие к результатам под вопрос. Удивительно, насколько российские чиновники не понимают такой простой вещи.

Простой вопрос: для чего вводилось видеонаблюдение на выборах, которым российские власти так гордятся? Ответ очевиден и многократно воспроизводился представителями Центризбиркома: чтобы повысить доверие. Работает ли на эту же цель идея электронного голосования? Нет, она ведет ровно в противоположную сторону. Потому что исчезновение бумажного бюллетеня, который можно проверить и пересчитать, превращает результаты выборов в вопрос веры к организаторам и государству. Веры в то, что в самой программе изначально не будет никаких настроек, программирующих заранее заданный результат. Даже при голосовании бюллетенями мы часто не можем обеспечить контроль и нормальный подсчет, а тут и контролировать будет нечего. Именно поэтому в мире редко применяется не только интернет-голосование, но и электронное голосование на участке, когда избиратель подает голос, нажав на кнопку, а результат подсчитывает машина (такие технологии используются, например, в Швейцарии и Бразилии). Чаще используются электронные сканеры вроде российских КОИБов, но бюллетени при этом все равно остаются бумажными.

Кому может принести пользу новая идея? Двум типам людей. Первые — те, кому нравится любая движуха. Вторые — те, кто будет зарабатывать на новых разработках или их пиаре, именно они и есть главные бенефициары. То, что личные вкусы одних и меркантильные интересы других оказываются важнее стратегических интересов политической системы, во многом говорит о качестве принимаемых решений.

Пересчет на фотофинише

Здесь стоит вспомнить опыт США. После скандальных пересчетов голосов на президентских выборах 2000 года там почти повсеместно были внедрены электронные сканеры на избирательных участках. Ручной подсчет без сканера остался в штате Нью-Гэмпшир и некоторых округах Вирджинии. Знаменитые «бюллетени с дырками», которые надо было проколоть напротив выбранного кандидата и из-за которых возникли сомнения в результате президентских выборов во Флориде, давно отменены. Считает машина, но, если есть сомнения, проводится ручной пересчет, и есть бюллетени, которые можно пересчитать. Такой пересчет обязателен, если разница между результатами кандидатов составляет меньше 0,25%. И на последних выборах в конгресс в ноябре 2018 года такой пересчет проводился несколько раз. В частности, на выборах сенатора от Флориды, где республиканец Рик Скотт обошел демократа Билла Нельсона на 12 603 голоса, или на 0,14%.

Ну это же Америка, скажете вы, у нас таких близких результатов, ставящих исход выборов под сомнение, не бывает. Но это не так: сомнительные результаты, требующие пересчета, случаются и на российских выборах. Так, на выборах депутата Верховного совета Хакасии 8 сентября 2013 года по округу № 2 два кандидата набрали одинаковое число голосов и победителя пришлось определять жребием (повезло коммунисту). В декабре 2003 года на выборах депутата Госдумы по Каменск-Уральскому округу № 163 Георгий Леонтьев победил с перевесом в пять голосов (73 083 к 73 078 у обладателя второго места). На выборах мэра Воркуты 13 марта 2011 года кандидат от КПРФ Геннадий Горбачев после предварительного подсчета опережал представителя «Единой России» Валерия Будовского на пять голосов. Но после отмены итогов голосования на одном из участков уступил Будовскому один (!) голос (8471 против 8470).

Соблазны для власти

Вначале граждане должны полностью доверять избирательной системе, и лишь затем возможны любые технические эксперименты. Кроме проблемы доверия возникает и много иных сомнений. Например, можно проконтролировать выдачу гражданину кода (или карты), который позволит проголосовать через интернет. Но пока не существует никаких механизмов, позволяющих проконтролировать использование этого кода (карты и т.д.), чтобы проголосовал именно тот гражданин, а не кто-то другой. Возникает множество соблазнов электорального давления или коррупции. То, с чем нет проблем в Эстонии, в других странах вполне может возникнуть.

Кроме того, система неизбежно будет знать, как голосовал пользователь. Кто поверит рассказам о тайне электронного голосования в стране, где нормой стали продажи баз личных данных граждан и использование личной информации о политических активистах (переписки, разговоры, сообщения) в государственной пропаганде? Причем жертвами этого информационного хакинга и вторжения в личную жизнь стали не только представители оппозиции, но и самой власти (вспомните «дело «Шалтая-Болтая»). Возникает вопрос и о самой безопасности системы как таковой, ведь тема цифрового вмешательства в выборы в современном мире — одна из самых популярных и скандальных. Даже Норвегия со всеми ее механизмами защиты личных прав граждан была вынуждена отказаться от введения электронного голосования из-за сомнений в надежности защиты персональных данных. А в 2017 году электронное голосование было фактически отменено в Нидерландах. Правительство объявило, что все голоса должны считаться традиционным способом для обеспечения безопасности и поддержания открытости и честности результатов выборов.

Возникает и множество иных вопросов, например правовых, как на одних и тех же выборах применять разные правила в разных округах, но в пределах одного региона. Но они никого не интересуют, если система утрачивает способность кого-то в чем-то убеждать, что-то доказывать и требует просто верить.