Проблема договора: что общего у Дмитрия Козака и Джона Локка
Дискуссия между жителем района Свиблово Кириллом Шуликой и вице-премьером Дмитрием Козаком на недавних слушаниях в Государственной думе по болезненной для многих москвичей программе реновации городского жилья вызвала немалый ажиотаж. Некоторые участники слушаний интерпретировали слова вице-премьера так: «Ваша собственность получена в 1990-е годы, и не надо ее абсолютизировать». Эта весьма вольная, надо сказать, интерпретация тут же вызвала волну гневных обвинений в том, что чиновник высшего уровня подверг сомнению священное право частной собственности.
Если же все-таки не следовать привычке вырывать слова из контекста, как это особенно любили коммунистические агитаторы в Советском Союзе, а попытаться услышать и понять, что говорит противоположная сторона, то со словами господина Козака всё несколько сложнее. Дословно он сказал следующее: «Право собственности абсолютно, пока не ограничивает права собственности других». И далее по записи выступления: «Если они [права собственности на квартиры в многоквартирном доме] будут абсолютны, ничем не ограничены, жилой дом точно развалится!» При всем скептическом отношении к нашему правительству давайте согласимся, до отрицания права частной собственности реплике Козака так же далеко, как пьяным матросам с крейсера «Аврора» было далеко до ценностей эпохи Просвещения.
Столкновение свобод
Кстати о Просвещении. Английский философ, известный как основоположник либеральной политической теории, Джон Локк лет 300 с лишним назад задавался похожими вопросами, что и господа Козак с Шуликой. На фоне приближающейся «Славной революции» 1688 года в Англии Локка, как и некоторых других его коллег, сильно волновал вопрос, каким образом личная свобода и имущество одного человека могут существовать неприкосновенно, не нанося при этом ущерба другим людям с их персональной свободой и всем нажитым добром. Казалось бы, свобода, как и собственность, принадлежат мне естественным образом: живу в своей квартире и делаю что хочу. Но как быть с тем, что моя собственная воля неизбежно рано или поздно столкнется с волей других? Например, сосед над моей головой, сделав ремонт, сломал общую вытяжку, и теперь вентиляция не работает не только в его, но и в моей квартире и у всех остальных жильцов тоже. Его право частной собственности, конечно, священно, но мое-то при этом очевидно нарушено. Как тут быть?
Не оставляя веры в склонность человека к мирному общению с себе подобными и природному чувству любви, Локк, не без сожаления, признавал, что столкновения интересов и конфликты между волей разных людей, увы, неизбежны. Более того, поскольку никто не может быть судьей самому себе (в силу отсутствия способности человека полностью объективно оценивать себя и свои поступки), конфликт между двумя субъектами, чьи устремления, свобода и воля столкнутся друг с другом, не найдет разрешения до тех пор, пока не найдется кто-то третий, кто сумеет их рассудить. Этот кто-то, скорее всего, не может быть обычным человеком, проходящим мимо, — к решению такого судьи доверия не будет. Вряд ли вообще кто-то сможет быть хорошим судьей, не имея под рукой общих законов, норм и правил, которые были бы понятны всем и приняты всеми как справедливые, в том числе теми, кто оказался в споре и не может разрешить его самостоятельно. Иначе война без конца, и наш общий дом, правда ведь, развалится.
Значит, по меньшей мере для успешного разрешения конфликтов между людьми, как и для сохранения их свободы и собственности, нужны общие для всех законы. А еще нужны те, кого выберут эти законы разрабатывать, обязательно сидящие отдельно как от тех, кто эти законы будет исполнять, так и от тех, кому будет доверено по ним судить. Так родилась локковская идея «гражданского общества», образуемого особым договором, действующего на основании верховенства права, выборности и разделения властей. Почему я должен в этот договор вступать? Ровно потому, что, заключив подобную сделку, у меня появляется чуть больше возможностей обеспечить неприкосновенность своей свободы и собственности. Которые, да, как мы помним, заканчиваются там, где начинается нос соседа, с его свободой и собственностью, точно так же никем не отчуждаемыми в пределах собственного носа. А при любом споре, пожалуйста, изволь прочитать закон и отправляйся в суд. Всё остальное должно быть неважно, в том числе то, как сам ты далеко сидишь от начальственной ложи.
Ровно так, в соответствии с принципами Джона Локка, устроена не только современная Британия, где любит покупать недвижимость сегодняшняя российская элита, но и США, и большинство стран мира, которые принято считать свободными и демократическими. Вступление в гражданство этих стран, как правило, почтенно и вожделенно для многих, ведь оно подразумевает, что ваша личная свобода и ваше имущество, движимое и недвижимое, будут неприкосновенны в 99 случаях из 100. За исключением разве большой войны или какой-то другой глобальной катастрофы. Если же по каким-то причинам ваш дом или ваши земли потребуются государству, с которым вы состоите в договоре, компенсация последует незамедлительно и в полном объеме, а иногда и больше того. Вспомним, как возмущались еврейские поселенцы в Секторе Газа 15 лет назад, когда Государство Израиль исходя из соображений большой политики решило снести их дома. Дело дошло до открытых столкновений с полицией и войсками! И что же? Еврейское государство всем лишившимся жилья в поселениях предоставило новенькие дома, да еще и в более безопасном месте.
Присяга на верность
И тут невольно вспоминается другая российская новость. Президент Владимир Путин предложил разработать процедуру присяги для тех, кто вступает в российское гражданство. Идея замечательная, ничего не скажешь. Хорошо, когда договор между гражданином и государством действует исправно, его пункты ясны и понятны и, главное, соблюдаются обеими сторонами. А формой заключения такого договора, особенно для новоиспеченных граждан, меняющих страну проживания в зрелом возрасте, во многих государствах как раз и служит особая присяга.
Только одно, пожалуй, настораживает. Спикер Госдумы Вячеслав Володин, которому президент дал соответствующее поручение, пообещал представить текст присяги «исходя из международного опыта и наших традиций». Последнего, по правде говоря, хотелось бы максимально избежать. Ведь, если быть честным, больших традиций соблюдения неприкосновенности личной свободы и частной собственности в нашей замечательной стране никогда не было, да и сегодня не всегда они наблюдаются. Потому-то так нервно реагируют граждане порой даже на разумные слова вице-премьеров — слишком хорошо знают, как иной раз бывает у нас на практике и со свободой, и с собственностью.
Так что лучше уж мировой опыт, желательно по старине Локку. Чтоб в пределах моего носа ни сосед, ни его высокопревосходительство товарищ председателя совета министров, ни сам, страшно сказать, государь — никто вторгаться не имел права. Иначе смысла никакого не имеет ни гражданство, ни все те слова, которые вокруг него могут быть произнесены. Одна только беда, дом-то наш общий, и правда развалиться может.