Эмиссия эмиссии рознь: почему неправы критики Столыпинского клуба

Столыпинский клуб без устали упрекают в желании разогнать инфляцию. По мнению наших оппонентов, к таким последствиям приведет предлагаемая нами ограниченная и связанная эмиссия, направленная на рефинансирование кредитов промышленным предприятиям через банки и институты развития. То есть самая стандартная мировая практика. При этом наши критики не хотят замечать того факта, что эмиссия в больших объемах, чем предлагаем мы, осуществляется Центробанком постоянно. И как раз эти деньги попадают на потребительский и валютный рынки.

Сейчас программа «Экономика роста» приобрела вид законченной концепции с конкретными просчитанными KPI и готова к реализации. В целом она была одобрена правительственной межведомственной рабочей группой и в мае отправлена премьеру Дмитрию Медведеву. Единогласия, однако, достичь не удалось. Минфин, Минэкономразвития, Центробанк и ВШЭ выступили со своими замечаниями. Правда, замечания эти касаются прежде всего одного раздела программы — денежно-кредитной политики. О нем и поговорим.

Целевые деньги

Обвинение Столыпинского клуба в желании запустить печатный станок стало уже общим местом. Нас упрекают в том, что эмиссия вызовет неконтролируемую инфляцию. Возражения о ее связанном характере и использовании апробированных международным опытом инструментов упорно игнорируются.

Между тем эмиссия осуществляется Центробанком постоянно, только толку от нее для экономического роста никакого. В 2015 году ЦБ провел эмиссию в 1 трлн руб. для домонетизации банковского оборота. А в 2016 году с начала года было проэмитировано 900 млрд руб. для докапитализации АСВ. По итогам 2016 года эта сумма превысит 1 трлн. Можно вспомнить и 2 трлн руб., направленных на докапитализацию банков. За последние три года ЦБ эмитировал 8,4 трлн руб., т.е. больше, чем мы предлагаем эмитировать за пять лет (7,5 трлн). Все эти деньги как раз попадают на валютный рынок и оказывают инфляционное давление на курс рубля и экономику в целом. То есть эмитировать деньги для потребрынка, прикрывая провалы в регулировании банковской системы, — можно, а пустить сопоставимую сумму в виде связанных синдицированных кредитов на развитие промышленности «вашингтонский консенсус» не велит.

При этом инфляционные риски от эмиссии сильно преувеличены. Даже Минэкономразвития признало, что низкий объем внутреннего производства и высокая доля импорта — основные факторы, повлиявшие на инфляцию в 2015 году. Их вклад в инфляцию — 65%. А есть ведь и другие немонетарные факторы — те же тарифы. Развивая внутреннее производство, пусть даже и путем эмиссии, мы будем снижать инфляцию, а не разгонять.

Стимулы для реформ

В таблице разногласий по результатам обсуждения зафиксирована позиция Центробанка о том, что переход к стимулирующей денежно-кредитной политике не решит проблем экономического роста, так как они носят институциональный характер. Но никто не отрицает институциональных проблем. Просто их наличие, на наш взгляд, не означает отказ от политики стимулирования экономики. Наоборот, такая политика, запустив механизмы роста, модернизации, структурных изменений, повышения качества жизни, станет основным инструментом преодоления структурно-институциональных проблем. Проще говоря, при изменении структуры экономики, появлении большего числа хозяйствующих субъектов появится реальный запрос и на институциональные реформы, которые без такого запроса остаются «вещью в себе». Уж сколько было реформ институтов, но воз и ныне там.

Также ЦБ указывает на необходимость постепенности и своевременности смягчения денежно-кредитной политики. Но никто не предлагает «резкого» смягчения. Наоборот, «Экономика роста» ориентирована на взвешенные и постепенные шаги с параллельным введением в действие всех остальных элементов и инструментов программы, включая подавление немонетарной инфляции.

Еще одно возражение ЦБ: повышение доступности финансовых ресурсов может происходить только в условиях ценовой стабильности. Это квинтэссенция политики Банка России за последние два десятилетия. Практика показала крайнюю неудачность такого подхода. За 20 лет не нормализованы ни инфляция, ни процент, ни валютный курс. По нашему мнению, именно такой подход — одна из базовых причин макроэкономических неудач России. Десятки стран, совершивших «экономическое чудо», проводили политику «финансового развития», которую в адаптированном для России варианте предлагаем мы.

Ложный опыт

Наши оппоненты часто просто грешат против существующих фактов.

Например, Минфин указывает, что опыт Бразилии по выдаче через госбанки целевых кредитов с субсидируемыми ставками вызвал не ускоренный рост, а подорвал экономику. Это не так. Экономический рост в Бразилии был и намного больше, чем у нас. В 2008 году ВВП Бразилии и России были практически равны — $1,695 трлн и $1,661 трлн соответственно. За шесть лет ВВП Бразилии вырос на 38,4%, до $2,346 трлн, наш — только на 12%, до $1,861 трлн. Преувеличиваются и текущие бразильские проблемы. Последующий в 2015 году спад уронил российскую экономику на 20% ВВП к 2008 году, а экономику Бразилии только на 5% к 2008 году. Совершенно не учитывается, что в России, в отличие от Бразилии, огромные средства размещаются в правительственных резервах (в том числе в UST-bills), поэтому мы можем избежать текущих долговых проблем Бразилии.

А уж ссылка Минфина на опыт Южной Кореи как подтверждение эффективности текущей монетарной политики и вовсе никуда не годится. Не та ли это Южная Корея, которая с 1971 года подняла индикатор М2/ВВП с 28 до 117,3% (в России сейчас 48%), а ссудный процент, напротив, снизила с 18% в 1980-м до 8,5% в 2000-м? При этом на момент начала реформ в Корее в 1970 году инфляция составляла 14,8%, а в 2010-м — 2,9%.

Наши оппоненты из Высшей школы экономики указывают, что хотя «идея связанного финансирования с помощью специальных механизмов и по целевым каналам выглядит привлекательно, но уязвима с точки зрения реализации, с учетом коррупционных рисков при сложившемся качестве госуправления». Возможно, что какая-то часть действительно утонет в коррупционном болоте, но сами по себе наши механизмы, в частности Специальные общества проектного финансирования (СОПФ), на порядок менее коррупциоемки, чем используемое сейчас субсидирование процента. СОПФ более десятилетия успешно используется ведущими инвестиционными банками мира. Не верю, что наше государство не способно правильно наладить и использовать эти инструменты.