Транспортный узел: почему протестуют дагестанские дальнобойщики
Протесты дагестанских дальнобойщиков, не согласных с введением системы «Платон», прочно обосновались в первых строках новостей федеральных СМИ. Но эффектные картинки митингов у обочин автотрасс не всегда позволяют понять, что действительно происходит и какие угрозы несет в себе происходящее. Для понимания этого важно задаться вопросом, почему заметным центром протестов стал именно Дагестан.
Профессия «камазиста»
Первая и самая очевидная причина — это географическое положение республики на крупной транспортной артерии, соединяющей Россию с Азербайджаном. По ней в другие регионы страны везут не только овощи и фрукты из Закавказья и Дагестана, но и, например, иранский ширпотреб, активно поставляемый на вещевые рынки российского юга. Спрос на услуги перевозчиков из-за этого в республике велик. Хотя с дагестанцами на этом рынке активно конкурируют водители из того же Азербайджана, профессия дальнобойщика, или «камазиста», как называют ее сами дагестанцы, в республике одна из наиболее распространенных.
Другая причина особой уязвимости Дагестана перед повышением сборов для дальнобойщиков состоит в том, что в этом регионе от условий перевозок зависят далеко не только водители. «Мультипликативный эффект» любых изменений в этой сфере для Дагестана, по-видимому, больше, чем для многих других частей страны.
Дело в том, что заметная доля дагестанских дальнобойщиков встроена в хозяйственные цепочки, от бесперебойной работы которых помимо самого перевозчика зависят еще десятки других работников и их семей в Дагестане и, например, в Подмосковье. В сельском хозяйстве республики достаточно распространена схема, когда фермер, наладивший реализацию товара где-нибудь в Центральной России, имеет там собственную базу для хранения овощей или докорма скота. Такой фермер нанимает постоянных дальнобойщиков (а в некоторых случаях и приобретает собственную фуру) для перевозок между его дагестанскими угодьями и точкой в другом регионе. Чем выше сборы с перевозчиков, тем ниже рентабельность таких межрегиональных хозяйств.
Но в рискованном положении оказываются не только они. Есть недалеко от Махачкалы, к примеру, село с более 5 тыс. жителей, основная часть которых занята кустарным изготовлением муки. Крупные потребители их продукцией не интересуются, зато десятки местных и, например, ростовских дальнобойщиков регулярно ездят в село за товаром, чтобы потом оптом перепродать его на рынках. Очевидно, что от изменения системы сборов первыми страдают не большие транспортные компании, а именно такие «свободные агенты». А их уход с рынка ставит под угрозу благополучие целых сел.
Привычка к диалогу
Однако особая активность дальнобойщиков в Дагестане связана не только с ущербом для бизнеса из-за новых условий перевозок. Другая причина в том, что в Дагестане у населения большой навык публичных протестов. И есть опыт, когда за протестами следует диалог между сторонами.
Конечно, так получается не всегда. Например, митинги дагестанцев, утверждающих, что их родственники пострадали от неправомерных действий силовиков, проходят на главной площади Махачкалы регулярно, но далеко не всегда митингующие получают от властей ответы по существу. Но когда в протестных акциях участвуют крупные группы населения, например жители села, от которого власти «отрезали» часть территории, или работники рынка, который мэрия собирается закрывать, криком в пустоту такие протесты чаще всего не заканчиваются. За острой фазой, где на горизонте могут показаться и силовики, противостояние обычно переходит в фазу поиска компромисса.
Почему власти Дагестана, несмотря на смены руководителей региона и их политической стилистики, до сих пор были склонны договариваться с участниками подобных протестов? Причин несколько. Одна из них — сохранившиеся в республике негосударственные общественно-политические СМИ, обеспечивающие публичность массовым акциям. Другая причина — специфическая местная «верхушечная демократия», при которой в верхах имеется сложная система сдержек и противовесов между выходцами из разных частей республики, представителями разных неформальных союзов чиновников и предпринимателей. В этой ситуации у любой крупной группы протестующих с большой вероятностью во власти найдется тот, кто не сможет отстраниться от разговора с ними. Например, потому, что представляет ту же национальность, что и протестующие, или состоит с кем-то из них в родстве.
Впрочем, каковы бы ни были истоки этих традиций в местной политике, акция дальнобойщиков станет для них серьезной проверкой. У нее много «осложняющих» особенностей по сравнению с другими подобными протестами в Дагестане. Во-первых, проблемы, с которыми она связана, в основном в компетенции федеральных, а не региональных властей. Во-вторых, попытки привязать чисто экономический протест к недавним политическим акциям в городах России могут привести к тому, что чиновники будут бояться искать точки сближения с протестующими.
Но если диалога не получится, под угрозой окажется механизм, который ранее не раз отодвигал от опасной черты этот весьма небогатый и внутренне конфликтный регион.
