Каждый пятый считает себя жертвой
Каждый пятый считает себя жертвой
Институт проблем правоприменения изучил отношение россиян к борьбе с преступностью
18% россиян сочли себя жертвами преступлений, совершенных в последние годы, но в полицию пошла лишь половина из них, согласно опросу Института проблем правоприменения. Эти данные сильно расходятся с официальной статистикой
Только 48% россиян, считающих себя жертвами преступлений, сообщали о них в правоохранительные органы; менее половины этих заявлений легли в основу уголовных дел. Это следует из данных всероссийского опроса, который провел Институт проблем правоприменения (ИПП) при Европейском университете в Санкт-Петербурге. Аналитический обзор результатов опроса, выполненный экспертами ИПП Алексеем Кнорре и Кириллом Титаевым, есть в распоряжении РБК.
Жертвой преступления себя назвал почти каждый пятый россиянин. «Виктимизационные опросы позволяют объективно оценить уровень преступности, поскольку полицейская статистика не только подвержена искажениям, но и не отражает тех преступлений, по поводу которых граждане в полицию не обращались», — говорится в обзоре. По мнению исследователей, данные о количестве обращений в правоохранительные органы позволяют более адекватно оценить работу полиции, нежели соцопросы о доверии к ней.
Представления россиян о том, что такое преступление, не всегда соответствовали рамкам Уголовного кодекса, убедились в ИПП. Но смысл исследования в том числе в том, чтобы выяснить, «какие именно посягательства на их права расцениваются гражданами как преступные»; именно эта информация, по мнению экспертов ИПП, должна быть «основанием для государственной политики в сфере контроля преступности».
«Ситуация, когда лишь небольшая часть людей сообщает о преступлениях, — нормальная. Однако она свидетельствует о том, что официальная криминология ущербна, потому что захватывает лишь видимую часть айсберга», — считает руководитель международной правозащитной группы «Агора» Павел Чиков.
В России реальный уровень преступности традиционно не исследуется и до ИПП подобную работу практически никто не проводил; вся аналитика строится на официальных данных о зарегистрированных преступлениях, подчеркнул Чиков. А, например, в США опросы о скрытой преступности проводятся официальными статистическими службами регулярно, добавляет он. И они также фиксируют, что лишь небольшая часть преступлений регистрируется официально. «С точки зрения анализа структуры преступности важно знать реальное положение вещей. Замеры эффективны, только когда проводятся систематически и охватывают недавний период времени», — подытожил Чиков.
Интервьюеры опросили по телефону 16 818 россиян из 75 регионов. Исследование прекратилось, когда количество респондентов, заявивших, что подвергались преступлениям в последние пять лет, превысило 3 тыс. Таким образом, к жертвам преступлений причислили себя 18% респондентов.
Состав респондентов по основным демографическим показателям в целом соответствовал российскому населению. Для телефонного опроса оказались труднодостижимы маргинализованные россияне, однако это принципиально лишь для тяжких насильственных преступлений, доля которых в общем объеме преступности невелика, отмечают эксперты ИПП.
13 млн потерпевших
Из 16,8 тыс. респондентов 1288 ответили, что были жертвами преступлений за последний год; среди них 416 опрошенных (32,2%) ответили, что были жертвами неоднократно. Отсеяв респондентов, которые, вероятно, неадекватно оценивали ситуацию или «скорее риторически подчеркивали частотность преступлений, чем называли реальное число», исследователи подсчитали, что в отношении 16 818 опрошенных за последний год было совершено 1862 преступления.
«Если мы экстраполируем эту цифру на все взрослое население страны, то получим 12,9 млн преступлений против совершеннолетних в год», — говорится в аналитическом обзоре. По официальным данным Генпрокуратуры, в 2017 году правоохранительные органы зарегистрировали всего чуть более 2 млн преступлений.
Затем интервьюеры задавали респондентам прямые вопросы, которые выявляли наличие того или иного криминообразующего признака. Преступления, о которых рассказывали респонденты, они разбили на несколько основных групп: нападения, угрозы, разбой и грабеж, кража, обычное мошенничество и удаленное мошенничество (посредством телефона или интернета).
Наиболее часто жертвы преступлений сталкивались с кражами (20%), однако мошенничества и удаленные мошенничества совокупно составляют 34%. В 10% случаев люди подвергались грабежу и разбою, нападению и угрозам — в 6 и 7% случаев соответственно.
Еще 19% оказалось невозможно отнести к какой-либо определенной категории. Это не значит, что все они не были преступлениями. Но происшествия этой категории, как выяснили социологи, реже всего служили поводом для обращения в правоохранительные органы. «Перед нами события, которые люди субъективно оценивают как преступления, но отстаивать эту мысль не готовы» — так эксперты интерпретируют данные опроса в этой части.
В 11% случаев к жертвам применялось физическое насилие. 68% причисливших себя к потерпевшим понесли материальный ущерб, а 59% считают, что в результате преступлений их имуществом завладели другие люди. Чаще всего — в 46% случаев — под материальным вредом опрошенные понимали утрату наличных денег; еще в четверти случаев — утрату техники.
Стыд потерпевшего
Среди людей, считающих себя жертвами преступлений, в правоохранительные органы обращались не более половины. Кроме недоверия полиции у этого есть и иные причины.
Например, потерпевшие от краж заметно чаще подают заявления о преступлении, чем жертвы мошенничества. Эксперты объясняют это тем, что в случае кражи жертва реже чувствует себя виноватой. Так, 75% жертв удаленного мошенничества заявили интервьюерам, что к преступлению привела их собственная оплошность. В случае краж и грабежей эта цифра составляет 40–50%, в случае нападений и угроз — менее четверти.
Кража приводила к возбуждению уголовного дела в 35% случаев, угроза — лишь в 12% случаев, следует из результатов опроса. «Если экстраполировать данные, увидим, что в год граждане обращаются в правоохранительные органы по поводу примерно 6,1–6,3 млн событий, которые они считают преступлениями, и по поводу 2,7–2,9 млн случаев возбуждаются уголовные дела. Однако в реальности количество возбужденных уголовных дел меньше», — указали эксперты. Они поясняют, что в этом вопросе респонденты часто могли ошибаться: например, считать, что по их заявлению было возбуждено уголовное дело, хотя на самом деле этого не произошло.
В действительности полиция возбуждает дела по еще меньшей доле заявлений, утверждает в беседе с РБК руководитель Московского профсоюза работников полиции Михаил Пашкин. «В год в МВД поступает порядка 20 млн сообщений о преступлениях. А возбуждается всего 2 млн уголовных дел. Обычный участковый 80% времени занимается написанием отказных», — сказал Пашкин.
По его словам, это связано не только с малозначительностью большинства жалоб, но и с тем, что сотрудники правоохранительных органов пытаются избежать потенциальных висяков — нераскрытых преступлений, плохо сказывающихся на отчетности. «Если обращается человек с жалобой, что у него украли кошелек в общественном месте, часто его стараются убедить, что он этот кошелек просто забыл или выронил. Хотя если постараться — поднять камеры, сделать биллинг телефонов в месте, где он был, то ничего невозможного нет», — говорит Пашкин.
Проблема не только в недоверии полиции, но и в природе отдельных видов преступлений, считает Павел Чиков: «Карманные кражи, кражи из автомобилей, даже уличная преступность, преступления против половой неприкосновенности — все они высоколатентны».
Данные о доходящих до суда уголовных делах более надежны и соответствуют официальной судебной статистике. По подсчетам экспертов, удаленные мошенничества становятся предметом судебного разбирательства лишь в 3% случаев (и в 17% от случаев, когда было возбуждено уголовное дело). Кражи — в 10% вообще и в 30% в случаях возбужденных уголовных дел. Из уголовных дел по нападениям 57% дошли до суда, но из всех нападений, которые пережили респонденты, лишь 14% привели к судебному процессу.
Шансы жертв добиться имущественной компенсации составляют единицы процентов. Они максимальны, если речь идет о грабеже или разбое, но даже в этой категории преступлений вероятность возместить ущерб исследователи оценили в 9%.
Преступления внутри одной среды
Важнейшим наблюдением ИПП называет то, что более 30% жертв грабежа, разбоя, мошенничества и угроз были знакомы с преступниками; для нападений эта доля достигает 40%. «Это еще раз подтверждает тезис о том, что в России преступления совершаются внутри одной социальной среды, а не являются агрессией со стороны криминальной субкультуры в отношении других граждан», — констатируют эксперты. Еще одно подтверждение этого тезиса в том, что среди «очных» (не удаленных) преступлений их местом чаще всего было жилое помещение — квартира, дом или дача (22%), и лишь на втором месте — пространства улиц, парковок или парков (16%).
Другой стереотип, который опровергает исследование, — о том, что вероятность подвергнуться тому или иному виду преступления зависит от благосостояния жертвы. На деле с уровнем дохода она связана слабо. При этом студенты и молодые люди чаще всех становятся жертвами нападений и грабежей, реже всех — жертвами мошенничества: от последнего наиболее часто страдают пенсионеры и пожилые люди.
Мужчины чаще женщин становятся жертвами нападений, угроз и грабежа. Женщины, судя по опросу, чаще страдают от удаленного мошенничества. Однако такой результат может объясняться и тем, что «мужчины склонны не говорить о таком виктимном опыте», полагают авторы исследования.
