Почему России нужен уступчивый Башар Асад

5 декабря в Женеве возобновились переговоры по Сирии. Предыдущий раунд, прошедший с 28 ноября по 1 декабря, закончился, можно сказать, дипломатическим успехом Дамаска. Спецпосланник ООН по Сирии Стаффан де Мистура представил 12 принципов мирного урегулирования, которые не включали неудобные для режима в Дамаске требования резолюции 2043 Совета Безопасности ООН, такие как принятие новой Конституции и политическая реформа. Несмотря на это, делегация сирийских властей не спешит вернуться за стол переговоров.

Похоже, Дамаск готов продолжать общение с оппозицией, только если будет признана его лидирующая роль в мирном процессе. Уходящий год стал переломным — интенсивность боевых действий в стране шла на убыль. После почти семи лет кровопролития мир и стабильность стали для сирийцев намного важнее, нежели проблемы власти и будущее политической системы.

Новая политика

А вот перед Россией переход от военной фазы сирийского конфликта к политико-дипломатической ставит более сложную задачу. Нужно обозначить свое влияние в регионе иными, уже не военными, способами. Именно этим можно объяснить гиперактивность российского руководства в последние недели: Москва, похоже, стремится приложить максимум усилий для удержания переговорного процесса под своим контролем.

Проблема в том, что со временем режим Башара Асада будет все меньше зависеть от российского оружия и все больше нуждаться в финансовой помощи для восстановления разрушенной инфраструктуры. Однако это делает формат «тройки» (Россия, Иран, Турция), ставший в последнее время основным для Москвы на сирийском направлении, уже не столь привлекательным.

Во-первых, ни одна из этих стран не способна решить проблемы, связанные с экономическим восстановлением Сирии. А во-вторых, позиции России в скором будущем уже не будут выглядеть предпочтительнее ее партнеров по альянсу — Турции и Ирана. Напротив, Москве придется смириться с относительно скромной ролью.

Все это заставляет Россию искать новых союзников, в первую очередь среди недавних оппонентов. Очевидно, что в мире не существует силы, способной заставить президента Башара Асада, вышедшего победителем из военного конфликта, уйти в отставку. Однако российское руководство недвусмысленно дает понять, что, несмотря на это, оно готово помогать включению оппозиционных сил в руководство страны, состоящее преимущественно из представителей правящей партии БААС.

Желанием продемонстрировать свою исключительность и незаменимость продиктованы последние инициативы со стороны российского руководства, начиная с заявления Владимира Путина о необходимости проведения конгресса сирийского народа в Сочи и заканчивая серией встреч, которые российский президент провел с лидерами стран Ближнего Востока.

Самым показательным был приезд Асада в Сочи, вокруг которого впоследствии строился график встреч и телефонных переговоров российского президента. Визит должен был продемонстрировать всему мировому сообществу, что именно Москва является ключевым игроком, имеющим исключительное влияние на сирийский режим и способным склонить его к диалогу с оппозицией. За все время сирийского конфликта Башар Асад покидал территорию страны лишь дважды, в 2015 и 2017 годах, и оба раза для встречи с российским лидером.

Поделить победу

Подобный расчет, однако, потребует от Москвы очень тонкой игры. Во-первых, ни Анкара, ни особенно Тегеран не намерены отступать от своих позиций. Встреча Путина с президентами Ирана и Турции Хасаном Роухани и Реджепом Эрдоганом показала, что у сторон есть лишь ситуативный интерес к сотрудничеству, что же касается стратегического видения будущего Сирии, то оно у каждого из лидеров свое.

Так, главным итогом встречи «тройки» стало перенесение на неопределенный срок конгресса сирийского народа в Сочи, изначально запланированного на начало декабря 2017 года. По всей видимости, конгресс должен стать демилитаризованным аналогом встреч в Астане, основной фокус которого будет направлен на рассмотрение политической повестки. Судьба этого форума во многом зависит от способности внешнеполитических и оборонных ведомств, а также спецслужб трех стран выработать более или менее консолидированный подход к сирийскому политическому диалогу.

Во-вторых, сирийский режим по мере укрепления своих позиций становится все менее заинтересованным в переговорном процессе, не видя более в оппозиции серьезных оппонентов, способных составить ему серьезную конкуренцию в борьбе за политическое лидерство. Косвенным подтверждением тому может служить первоначальный отказ Дамаска участвовать в переговорах в Женеве.

Это, в свою очередь, делает инклюзивный национальный диалог, который должен определить контуры будущего сирийского государства, переговорами победившей стороны с проигравшей. Предметом таких переговоров может быть в лучшем случае включение отдельных представителей оппозиции в подконтрольные баасистам органы власти, при условии выполнения ими ультимативных требований со стороны Дамаска.

Основным вопросом, определяющим в том числе и эффективность переговорного процесса, является способность Москвы использовать оставшиеся в ее арсенале рычаги давления на Дамаск с целью принуждения последнего к политическому диалогу. В противном случае добытые Россией за последние два года преимущества рискуют достаточно быстро обесцениться.