Мордашов рассказал, как построил бизнес без мата, махорки и воровства

Алексей Мордашов (Фото: Владислав Шатило / РБК)

В конце 1980-х — начале 1990-х экономическая система СССР оказалась в глубоком кризисе: заводы терпели убытки, зарплату выдавали с задержками и в натуральном виде, а привычные правила управления перестали работать. Череповецкий металлургический комбинат (ЧерМК, сейчас — ключевой актив «Северстали») проходил масштабную трансформацию — от советской плановой модели к рыночной. Алексей Мордашов, который в то время пришел на завод молодым специалистом, стал одним из ключевых участников приватизации и перестройки управления предприятием. Эти события описываются в книге «Короткий ответ — да», выпущенной ИД «Череповец».

РБК ознакомился с ее содержанием и приводит пересказ историй, которые сопровождаются комментариями самого бизнесмена.

Как Мордашов оказался на комбинате

Будущий главный бенефициар «Северстали» учился на инженерно-строительном факультете Ленинградского инженерно-экономического института (ЛИЭИ). Был круглым отличником, хотя и прогуливал две трети учебного плана — «занимался наукой, сидел в библиотеке, ходил в публичку, много читал». После выпуска вернулся в Череповец из-за «квартирного вопроса»: перспектив получить жилье в Петербурге не было.

Мордашов признался, что на ЧерМК его сразу заметили как человека, который очень быстро перемещается в пространстве. «Когда мне нужно было попасть в какую-нибудь из комнат, я бегал. Не ходил, а бегал. Мне нужно было быстрее. Я бежал по коридору. И это многим выносило мозг. Все привыкли, что экономист — это такая серьезная тетя. От нее зависит, план выполнен или не выполнен. А тут пришел парень, который бегает. Шок», — делится бизнесмен.

Мордашов рассказал об ошибке, которая обошлась ему в $7 млрд

Бизнес

В 1990-м, уже будучи сотрудником меткомбината, он отправился в командировку в Австрию — изучать западные рыночные модели. Отбор был строгий — из всего СССР отобрали пять человек, до 30 лет, со знанием немецкого языка. Новолипецкому комбинату достались две «путевки»: одну дали реальному специалисту, а вторую — сыну министра металлургии СССР Серафима Колпакова. С ним у Мордашова случился конфликт. «Все кончилось тем, что он нажаловался папе и меня со стажировки отозвали дней на десять раньше, да еще и с черной меткой», — приводятся в книге слова бизнесмена. Министр, как оказалось, лично «звонил и ругался» директору ЧерМК Юрию Липухину. Впрочем, Мордашову это только помогло: директор сам был в противостоянии с министерством и дал 25-летнему сотруднику повышение до замначальника планового отдела. Через год — 18 декабря 1992-го — Мордашова назначили финансовым директором.

Мордашов — о приватизации: «Я просто хорошо сделал то, что мне поручили»

Комбинат был акционирован в сентябре 1993 года, а акции распределены среди трудового коллектива. Главным инструментом стала компания «Северсталь-Инвест», учрежденная решением совета трудового коллектива. В ней 76% принадлежало Мордашову, 24% — Череповецкому металлургическому комбинату — «Северстали». Формально «Северсталь-Инвест» покупала у комбината металл по рыночной цене, но с отсрочкой платежа. За это время продукция продавалась, нередко по бартеру, например в обмен на автомобили, которые затем превращались в наличные. Эти деньги шли на выкуп акций предприятия у работников.

Критики говорили, что деньги следовало направить на зарплаты. Мордашов возражает: зарплаты платили, пусть и с двухмесячной задержкой — по сравнению с шестимесячными просрочками, например, в Воркуте. На тот момент комбинат оценивался в $66 млн.

В итоге 48% компании было выкуплено членами трудового коллектива. Остальные 3% впоследствии были выставлены на торги. На чековом аукционе в апреле 1994 года консолидация акций комбината «Северсталь-Инвестом» была продолжена: компания приобрела за ваучеры 26,6% из выставленных на торги 29% АО «Северсталь».

«Приходилось слышать и такое мнение: дескать, Липухин (на тот момент руководитель комбината) подарил Мордашову завод. Или Мордашов его как-то отжал», — говорит бизнесмен, отмечая, что было две причины, почему директор ЧерМК не взял процесс в свои руки: страх перед новым и непонимание, что такое акционерная собственность.

«Зачем ты в это влез? Тебя посадят»

Когда Мордашов рассказал матери о «Северсталь-Инвесте», она испугалась: «Алексей, зачем ты в это влез? Они тебя подставят. Тебя посадят». Советская инерция была сильна — в 1993-м еще никто не был уверен, что частная собственность и рынок — надолго. Даже опытные директора опасались отката назад.

По словам Мордашова, рентабельность ЧерМК в момент приватизации составляла минус 10%. «Когда сейчас я слышу иногда, что вот такой жирный лакомый кусок достался какому-то, так сказать, раздолбаю… Нашей команде пришлось очень-очень попотеть, чтобы получился тот «лакомый кусок», которым предприятие теперь действительно является», — продолжает он. Бизнесмен отметил, что заводы и фабрики, которые действительно «достались раздолбаям», уже «давно распилены на металл».

Мордашов признается, что часто повторяет восточную поговорку: «Когда караван разворачивается, последний верблюд становится первым». Сам себя он называет этим последним верблюдом: «Незашоренный, молодой, энергичный и хоть чему-то где-то учившийся, оказался в нужное время в нужном месте». В книге бизнесмен признается, что это удача, и благодарит за опыт и взаимное уважение Юрия Липухина, несмотря на то что их пути разошлись.

Вместо денег — чай и махорка

После того как старое разрушилось, предстояло выстроить новую систему. В те годы неплатежи стали «самым страшным бичом» промышленников. «Мы меняли все на все, — вспоминает Алексей Мордашов. — Я попросил потом специально уточнить: за 1993 год мы не получили оплату примерно половины месячного производства. Это больше чем 300 тыс. т проката. Сначала финансовым, потом генеральным директором я подписывал акты на списание металла, отгруженного и неоплаченного».

Комбинат, в свою очередь, вынужденно задерживал платежи своим контрагентам — угольщикам, железной дороге. Были задержки в выплатах зарплаты сотрудникам. Иногда платили натурой: «Решили часть металлопродукции обменивать на товары, — рассказывает Мордашов. — Мужики получили в счет зарплаты мешок махорки. В другой раз был насыпной чай мешками. Помню, мама поливала этим чаем грядки. Считалось, что он чем-то полезен для растений. Это был какой-то дикий кошмар, и продолжался он долго, несколько лет!»

Еще на комбинате боролись с расцветшим в рыночные 1990-е воровством: в книге описано, как однажды в сталеплавильном производстве украли застывшую плавку конвертера — целых 300 т металла. Другие бичи — мат и алкоголь. В начале 2000-х сделанная тайком запись совещания директора цеха полимерных покрытий ЧерМК вдохновила «сетевых диджеев» на создание треков и клипов, которые услышали миллионы людей. Начальника-скандалиста уволили, но уволить за мат полкомбината было невозможно. А вот в борьбе с воровством и пьянством сильно помогали карательные меры — штрафы и увольнения.

Поездка в США, которая сэкономила $200 млн

В конце 1990-х годов Мордашов и занимавший тогда позицию главного стратега компании Вадим Махов отправились в США, чтобы ответить на вопрос, как компании развиваться дальше. На ЧерМК хотели срочно выделить $200 млн для реконструкции кислородно-конвертерного цеха — но для комбината это была «фантастическая сумма». По итогам визита оказалось, что у американцев конвертер еще более старый, чем работавший на тот момент в Череповце, но с поддерживающими капексами и сравнительно скромными инвестициями в оснастку и вспомогательное оборудование агрегат показывает отличные характеристики, и менять его никто не собирается. На обратном пути Вадим Махов резюмировал: «Ну вот, одной поездкой мы с вами сэкономили $200 млн».

Мордашов тогда заявил коллеге, что в дальнейшем все точки принятия технических и экономических решений в компании будут сверяться с глобальными бенчмарками.

Прятки от McKinsey в шкафчике

В новых условиях на то, чему западный бизнес учился столетиями, у россиян не было и пары лет — и компания выбрала ориентироваться на ведущие мировые практики. В Череповец приезжали «умники-варяги», носители лучшего мирового опыта из ведущих компаний стратегического консалтинга. В книге описано, как порой люди это воспринимали.

Сотрудники McKinsey осматривали цеха, проверяли состояние рабочих мест. В раздевалке они открыли первый попавшийся шкафчик — посмотреть, насколько он удобен для использования, — а внутри был живой человек. Рабочий, который увидел, что ему навстречу идет «комиссия», решил таким образом спрятаться «от греха подальше», чтобы ему не задавали «странные вопросы» о целях и о том, как он их достигает.

Мордашов про диверсификацию бизнеса: «Сделки любят тишину»

Диверсификацию бизнеса Мордашов называет естественной эволюцией — сначала, по его словам, в компании увидели целесообразность инвестировать в смежные бизнесы, в транспорт, машиностроение. Потом — сознательно сделали акцент на бизнесах модели b2c, которые обслуживают массового клиента.

«Что дальше? Cделки любят тишину. Могу лишь обозначить два момента. Первое — я предпочитаю инвестировать в бизнес, в котором разбираюсь или чувствую силы погрузиться, создавать ценность. Я стратегический, а не портфельный инвестор. Второе — наш набор активов может меняться, но одно остается неизменным: «Северсталью», ЧерМК я хотел бы и планирую владеть всю свою жизнь», — признается бизнесмен.

О том, что общего между санкциями, ездой на велосипеде и морозом

Мордашов сравнил адаптацию к санкциям с ездой на велосипеде: пока нажимаешь на педали — ты двигаешься вперед, перестал крутить — остановился и упал. «Так и здесь. Мы пробуем, ищем варианты поставок, платежей. Вот так не получается — давайте попробуем вот этак. Кто ищет, тот всегда находит», — продолжает бизнесмен. По его словам, компании помогает фокус на внутренний рынок: устойчивая динамика российской экономики помогает находить сбыт, не пересекая границ.

Еще одно сравнение, к которому прибегает в книге Мордашов, — это влияние мороза на жизнь в России. «Ведь лютый холод — вещь в принципе опасная, даже может привести к смерти. Но с этим можно жить. Есть такая присказка: «Не спи — замерзнешь». Вот мы и не спим. Постоянно двигаемся, крутимся, вертимся. И кто знает, двигались бы мы вперед такими темпами, если бы не мороз», — говорит владелец «Северстали».