«Отчаянный шаг»: почему дети нападают на школы и как им помешать

Фото: Холявчук Светлана/PhotoXPress.ru

В Подмосковном Серпухове в православной гимназии Введенского женского монастыря произошел взрыв, который организовал бывший ученик. Он планировал активировать взрывное устройство во время утренней молитвы, но бомба сработала на входе в гимназию. Пострадали 10 человек. Следственный комитет расценил действия подростка как попытку самоубийства общеопасным способом. В 2021 году в российских образовательных учреждениях зафиксировано шесть подобных случаев. РБК Петербург спросил у экспертов, какие меры могут быть наиболее эффективными в предотвращении новых трагедий и насколько новые технологии помогут в решении этой задачи.

«Ещё при строительстве школы № 777 были предусмотрены максимальные меры безопасности — наше образовательное учреждение имеет первую категорию безопасности объекта, поэтому нам положена охрана и на территории, и внутри здания: дети проходят по карточкам через внешний периметр, а затем через внутренний. У нас установлено наружное и внутренне видеонаблюдение, и мы можем видеть заблаговременно все нештатные и подозрительные ситуации на территории нашей школы. Есть и тревожные кнопки, которые обеспечивают быстрое прибытие мобильных групп Росгвардии в случае ЧС.

В районных школах ситуация немного иная. Общей проблемой безопасности петербургских школ являются неквалифицированные сотрудники охранных предприятий. Как правило, в этих организациях нет подготовленных людей. В охрану идут либо дедушки, которые не могут быстро среагировать на опасную ситуацию, либо люди без определённой физической подготовки.

Но важно отметить, что одно «железо» проблему вооружённых нападений на школы не решит. Сколько бы заборов и препятствий мы ни поставили, это не избавит таких детей от возможного буллинга, прессинга, каких-то проявлений, которые не заметны для системы. Из всех случаев, свидетелями которых мы стали, видно, что дети, решающиеся на отчаянный шаг, как правило флегматичны и в школе ничем особо не выделяются, не привлекают внимания. Здесь важен комплекс мер, начиная от отношений с ребёнком в семье, заканчивая работой классного руководителя, социального педагога и школьного психолога и связью школы с родителями. Здесь важно очень внимательное отношение к ребёнку со всех сторон. Сейчас в каждой школе есть такие специалисты, хотя столь же актуален вопрос их квалификации.

Сейчас нам предложили попробовать систему, которая по лицу ребёнка распознаёт, какие эмоции он испытывает, заходя в школу и выходя из неё. Это может быть интересный информативный эксперимент, который позволит выявить детей, испытывающих дискомфорт, и выяснить, с чем связаны его отрицательные чувства. Также государство сейчас готово финансировать подобные технологии для раннего выявления проблемных детей и работы с ними».

«В моем детстве половина мальчиков ходила с ножами. Если мы хотим решить эту проблему, то такие меры как рамки металлоискателей и турникеты довольно эффективны. Если же мы противостоим готовящемуся продуманному преступлению, то, к сожалению, это всё не работает. И, судя по опыту США, где во многих округах школы превращены в бастионы, эффективных мер просто нет — если не превратить проход в школу в аналог предполетного досмотра.

Но даже в случае соблюдения всех инструкций у такой сложной системы, как в аэропорту, есть своя цена. Допустим, у нас в школе стоит пропускная система в стиле аэропорта. Какова пропускная способность одного блока, где есть ассистент, наблюдатель и досмотрщик, — допустим, 2 человека в минуту. Школа 10 классов, 5 классов в параллели по 20 человек — это уже 1 тыс. На досмотр через один блок понадобится 500 минут, то есть без малого 10 часов. Если мы готовы инвестировать в то, чтобы у нас в каждой школе были какие-то разумные сроки прохождения — 10 блоков досмотра. Но что важнее, это еще и 30 человек, которые их обслуживают. Вряд ли директора школ обрадуются перспективе нанять еще 30 человек в каждое учебное заведение. Это разговоры из области фантастики, и не только в России.

Если говорить о системах тотального видеонаблюдения, они, будучи правильно организованными (а это далеко не всегда так), достаточно эффективно работают на расследование, но очень плохо работают на превенцию. Причин две. Первая — количество людей, которые должны вылавливать опасные ситуации и подавать сигнал группам реагирования. Потому что у нас нет робота-полицейского, который отклеивается от потолка и хватает человека. Но главное, это должны быть десятки, тысячи людей, которые сидят и на эти камеры непрерывно смотрят, потому что количество камер в крупных городах уже сейчас таково, что отслеживать что происходит в живом режиме нереально.

Следующий этап, это когда есть полу-автоматизированная помощь — видеоаналитика, которая позволяет привлечь внимание человека, принимающего решения. Но проблема в том, что внешние сигналы преступного поведения очень шумные. То есть, количество ложных срабатываний будет превышать всякий разумный предел. А на страну нужно будет нанимать 2 млн бойцов, которые по этим сигналам будут что-то предпринимать и почти всегда это будут ошибки. Потому что уверенно различить на видео в автоматизированном режиме игрушечный автомат или настоящий очень сложно.

Распознавание эмоций тоже сомнительный шаг. У нас нет какой-то научно доказанной связи между внешним проявлением эмоций и сильно агрессивным поведением. Поэтому если мы выставляем какие-то маркеры, это уже само по себе сильно снижает эффективность работы. Работать вхолостую год за годом способен только очень редкий человек. Вам подают сигнал, что там опасность, вы прибываете — там ничего. Работать такая система будет чисто формально.

Единственный механизм, эффективность которого обсуждается — это так называемая социальная превенция — работа психологических и психиатрических служб, социальный мониторинг неблагополучных семей и т.д. Но это гораздо сложнее, чем просто поставить рамки металлоискателей и нанять сторожей, поскольку требует радикального изменения культуры. То есть, учитель может понимать, что кому-то из детей требуется психологическая помощь, но он также понимает, что последствия для ребенка со стороны коллектива, в случае обращения за этой помощью, могут быть пагубными. Мы наблюдаем здесь позитивные тенденции, видим нормализацию оказания психологической помощи. Но в целом, пока риск получить клеймо «психа», особенно в среде представителей групп риска, для любого человека, обратившегося к психологам в сложной ситуации, сохраняется».

Мнение спикеров может не совпадать с позицией редакции

Подготовили: Ольга Зарубина, Юлия Воробьева

Публикация от 13.12.2021 дополнена 14.12.2021