Ни мира, ни труда, ни мая: почему пролетариат снова оказался угнетенным
Наталия Андреева, руководитель проектного направления ЦСР «Северо-Запад»:
«Майские праздники — хороший повод поговорить о будущем труда. Это обсуждение назревает уже давно, причем, по традиции первомая, во всем мире: западные исследователи уже всерьез озабочены ситуацией на рынках труда (и в экономическом, и в социальном, и в политическом плане), а работники — своим не слишком стабильным настоящим и не внушающим оптимизма будущим. Многие проблемы, характерные для Запада, могут стать актуальными и у нас, причем уже довольно скоро.
Страдающий пролетариат
Озабоченность западных исследователей, социальных чиновников и политиков связана с несколькими трендами.
Во-первых, в развитых странах уже сорок лет идет постепенная поляризация рынка труда — исчезновение рабочих мест, требующих «средней» квалификации и средней же оплаты (в 1975 году их доля в общей занятости в западных странах составляла около 55%, в 2005-м — уже только 35%) — и соответствующее увеличение долей высококвалифицированного и низкоквалифицированного труда. Спасибо за это нужно сказать развитию международной торговли, оффшорингу и технологическому развитию: если низкоквалифицированный труд держался за счет «ручных» сервисов (от парикмахерских до уборки улиц), то «средние» рабочие места мигрировали в развивающиеся страны (производства, колл-центры, рутинные операции всех родов и видов и пр.).
Во-вторых, прямо сейчас этот тренд усугубляется невесёлыми перспективами низкоквалифицированного труда. Пандемия COVIDа фактически убила перераздутый за счет потребительского кредита сектор услуг и избыточного / демонстративного потребления в развитых странах — и пострадал от этого, как водится, пролетариат сервисной экономики. В США из 30 млн. исчезнувших рабочих мест порядка 19 млн. — это низкооплачиваемые места, которые занимали люди, живущие от зарплаты до зарплаты (в России, кстати, ситуация схожая: по данным свежего опроса «Росгосстрах Жизнь» и банка «Открытие», примерно у 60% наших с вами сограждан вообще нет сбережений). На гигономику платформ надежды тоже возлагать не стоит, поскольку она держалась и держится на том самом потребительском спросе, который только что схлопнулся.
В-третьих, отдельную проблему в сфере занятости создало и углубляет технологическое развитие. Количество не обеспеченных рабочей силой высокотехнологичных рабочих мест только в США составляет несколько миллионов; что будет после дальнейшего развития автоматизации, роботизации и прочих элементов Индустрии 4.0, науке не известно. Конечно, у всех на слуху утверждения технологических компаний, согласно которым автоматизация и роботизация создадут массу рабочих мест взамен «убитых». Однако экономисты и статистики, работающие, так сказать, в поле, на ближайшие 10 лет прогнозируют увеличение спроса только на вспомогательный медицинский и «социальный» персонал, техников (преимущественно медицинских), строителей и пр.
Популизм и эксперименты
Поэтому, надо полагать, в ближайшем будущем развитые страны ждут, прежде всего, попытки выработки нового социального контракта, которые могут вылиться в дальнейший общемировой подъем популизма. Он, собственно, — главный маркер устаревания социального контракта, поскольку означает, что с социальной защищённостью всё плохо (особенно в случае прекариата и пролетариата сервисной экономики), что великие обещания про «больший кусок пирога для каждого» не выполняются (в США — еще с середины 1970-х годов), и что существующие правительства и институты гораздо больше озабочены «экономикой», чем «населением». Конечно, всегда есть шанс на изобретение «другого государства» — или даже «альтернативы капитализму», но конструктивных предложений ни у кого пока нет, потому что левый проект зачах где-то в 1970-х, а неолиберальный, как тот Сусанин, завёл нас туда, где мы есть.
Также продолжатся эксперименты с базовым безусловным доходом, во многих случаях связанные не столько с желанием поддержать «население», сколько с чисто политической ситуацией (just business). В США, например, чеки на пресловутые $1200, которые рассылаются в качестве COVIDной помощи, подписаны лично Дональдом нашим Трампом (прекрасный пример ситуационного маркетинга!).
Хочешь жить — умей учиться, но…
Из более конструктивного — большое количество государственных программ по переобучению людей (reskilling & upskilling). Пока самые ответственные люди в этом плане — фрилансеры (хочешь жить — умей учиться: как показывают штатовские опросы, разнообразные тренинги, курсы и пр. в США проходит примерно 70% фрилансеров — против 49% regular workers). Но разбираться со структурной безработицей и массой «лишних» людей всё равно придётся; администрация Трампа ещё в 2018 году запустила масштабную инициативу «National Council for the American Worker», нацеленную на hard skills в области цифровых технологий (и, кстати, при участии крупнейших американских работодателей — Walmart, Home Depot, General Motors и Microsoft). Но, надо сказать, в рамках этой инициативы планировался upskilling 3 млн. рабочих мест, что на фоне текущей ситуации ещё не статистическая погрешность, но уже близко к тому.
Параллельно с умножением программ переобучения, будет нарастать кризис систем подготовки кадров. Причем он будет связан не с падением спроса (спрос будет большой и как минимум частично финансируемый государством, особенно в части переобучения взрослых), а с неготовностью колледжей, университетов и прочих корпораций от образования к этому спросу. Очевидные победители в такой ситуации — Coursera, edX и прочие платформы-агрегаторы, просто потому, что они уже есть. Государственные же аналоги (CareerOneStep в США, кадровые платформы в ЕС) пока, кажется, проигрывают это соревнование — просто с точки зрения качества user experience. Оффлайн-организации тоже могут оказаться в незавидном положении, особенно в случае продления COVIDных ограничений.
А что у нас?
Ситуация в России довольно сильно отличается от общемировой — в силу специфики нашего рынка труда. Несмотря на то, что уровень развития уязвимой для кризисов сервисной экономики в России приближается к показателям США (по оценкам консультантов Ernst & Young и Deloitte, доля сервисов в ВВП США в 2019 году составляла 68%, в ВВП России — 67%), количество занятых в РФ на протяжении последних двадцати лет очень стабильно. По данным официальной статистики, рынок труда никак не отреагировал даже на кризис 2007-2008 годов (объяснения у этой стабильности могут быть разные: от модели «коррекция рынка труда происходит за счет уменьшения заработной платы, а не за счет увольнений» до «все колебания приходятся на серый и черный сектор экономики — и потому официальная статистика просто не может их зафиксировать»; однако самого факта стабильности основного пула «белых» рабочих мест это не отменяет).
Сценарии развития ситуации на российском рынке труда прямо связаны с двумя факторами.
В краткосрочной перспективе, конечно же, речь идет об экономических последствиях пандемии COVID-2019: больше всего, как и в целом по миру, в России пострадали компании третьего сектора и транспортно-логистический сектор, однако институциональная специфика нашего рынка труда (проще снизить зарплату, чем уволить человека), теоретически, должна смягчить ситуацию для работников.
Куда более сложный сюжет связан с долгосрочными тенденциями развития российской экономики, точнее — со степенью ее диверсификации и скоростью технологического обновления российских отраслей. Именно скорость перемен и внедрения технологий будут определять объемы структурной безработицы и степень поляризации рынка труда, с которыми столкнулись экономики США и стран ЕС.
И это тот случай, когда ситуация догоняющего развития является скорее плюсом, чем минусом: у России пока есть возможность выстроить проактивную, а не реактивную политику в области массовой переподготовки и обучения новым профессиям».
Повтор публикации от 2 мая 2020 года