Катастрофическая деградация: почему РАН превращается в «клуб стариков»

Конец 2017 года был ознаменован масштабным протестом сотрудников Российской академии наук (РАН) против уничтожения науки. В открытом письме к президенту Владимиру Путину российские академики заявили о сокращении финансирования институтов РАН, их «бессмысленной реструктуризации», «абсурдной бюрократизации науки» со стороны Федерального агентства научных организаций (ФАНО), а также росте числа эмигрантов среди ученых.

Один из академиков РАН, подписавшийся под письмом, научный руководитель института лингвистических исследований Академии наук Николай Казанский рассказал РБК Петербург, каким образом Академия превращается в рудимент, а отечественная наука терпит крах:

Исследования под диктовку

«Когда утверждался новый статус академических институтов, многократно провозглашалось, что ФАНО не имеет права вмешиваться в научную сторону деятельности институтов РАН, однако фактически агентство именно этим и занимается, пользуясь тем, что все финансовые рычаги находятся в его
руках. Сейчас все институты извлечены из системы РАН и переданы ФАНО — в результате роль Академии в науке оказывается сведенной к нулю, а всем управляет структура, которая по замыслу правительства должна была заниматься только хозяйственными делами. Например, Академия наук в настоящее время может только утверждать научные планы институтов без настоящей координации исследований и не может вносить в них необходимые оперативные изменения. Связано это с внедрением системы госзаданий, которые формируются по аналогии с техзаданиями на годы вперед.

Исходя из мнимой целесообразности госзаданий, ФАНО диктует институтам сокращение числа научных тем. Объясняется это тем, что все научные госзадания должны быть нацелены только на «конкретный результат». Но ведь есть исследования, по которым нельзя дать никаких гарантий результата (например, работа над недешифрованными текстами). Теперь их не проводить? В результате директору каждого института вместо того, чтобы заниматься организацией научных исследований, приходится бороться за выживание коллектива и сохранение необходимого для страны спектра исследований.

Разрушению научной деятельности способствует и уничтожение системы так называемого международного безвалютного обмена учеными. В институте, где я работаю, есть группа ученых, занимающихся балканистикой. Они использовали безвалютный обмен для поездок в Албанию, причем за этими поездками часто следовали конкретные научные проекты. Теперь взаимодействие прекратилось из-за того, что безвалютный обмен больше не финансируют. Причем это тревожит не только российских ученых. Например, директор Института истории Национальной академии наук Белоруссии Вячеслав Данилович в преддверии совместной российско-белорусской конференции, посвященной военной истории XX века, подчеркивал, что единственная страна, с которой у Белоруссии нет обмена учеными — это Россия.

Угроза библиотекам

Во взаимоотношениях ФАНО с Академией наук появились и откровенно нелепые юридические сложности. В течение двух лет институты своими силами переоформляли все свое имущество в соответствии с новыми требованиями ФАНО (хотя ожидалось, что, взяв на себя хозяйственные заботы, ФАНО пришлет в каждый институт своего представителя, который бы занимался хозяйственно-юридическими вопросами). Это произошло из-за того, что агентство решило возродить постановление Общего собрания академии наук СССР от 1930 года, согласно которому все институтские библиотеки были объединены и централизованы. Формально в 1930 году оно было исполнено, но фактически в течение почти 90 лет библиотеки продолжали спокойно работать в каждом институте. Сотрудники центральной библиотеки [Библиотека академии наук — БАН — ред.] работали в тесном контакте с учеными, создавая, например, уникальные систематизированные каталоги. Теперь ФАНО возмутилось тем, что сотрудники Библиотеки академии наук работают в помещениях институтов, а не в главном здании библиотеки, и что в помещении институтов хранятся библиотечные книги.

Следует сказать, что специальные библиотеки при институтах комплектуются сейчас в большей степени за счет даров сотрудников. В преддверии юридических изменений остановился процесс комплектования библиотек новыми книгами, уникальные собрания оказались под угрозой оптимизации. Помещения, в которых располагаются институтские библиотеки, требуется оформить как площади, переданные в безвозмездное пользование. И нет никаких гарантий того, что библиотеку не «оптимизируют», после чего помещение не сдадут в коммерческую аренду.

Еще одна опасность заключается в только что опубликованной идее преобразовать научные бюджетные учреждения в автономные — которые смогут перейти на самообеспечение (к 2019 году мы должны будем доложить о реализации соответствующего плана). Но если речь идет о науке, то мы должны исходить не из планов по созданию определенного количества автономных учреждений, а из научных планов, которые в проекте ФАНО вообще не учитываются.

«Клуб стариков»

Все эти действия приводят к тому, что Академия наук превращается в клуб стариков, читающих друг другу доклады. Да, кроме РАН наукой занимаются, например, вузы. Однако, даже преданные делу науки сотрудники университетов не могут заниматься ее организацией. Они могут координировать деятельность в пределах факультета или кафедры, но не в масштабах города и тем более страны. Подготовить 10 научных конференций по нескольким узким темам ни одному учебному заведению не под силу. Академические институты, понимая, какую область нужно подтянуть, проводят такие конференции.

Кроме того, уже несколько поколений университетских преподавателей компенсируют невысокие зарплаты репетиторством. И даже если зарплаты станут больше (​при условии, что все станут заниматься наукой), значительная часть преподавателей все равно продолжит заниматься репетиторством, потому что это уже стало их образом жизни. В этом нет вины преподавателей, но, к сожалению, объективная реальность выглядит именно так.

12 к 600

Разрушение академической науки может привести к крайне плачевной ситуации. Уже сейчас, если сравнивать наши результаты с коллективными усилиями наших западных коллег, мы поставлены в совершенно неравные условия конкуренции. Например, в Англии над Оксфордским словарем в момент подготовки нового издания работали 600 человек. В России над его русским аналогом, Большим академическим словарем русского языка, работает 12 человек. Реальное соотношение — 1 к 50. Разрыв в финансировании еще больше, но при этом результаты сопоставляют без поправок на разницу в условиях; самих сотрудников, работающих над такими монументальными проектами, оценивают не по их труду, а по наукометрическим базам данных, основывающихся на журнальных
публикациях.

Но дело даже не в том, что не находят финансирования. Если бы мне завтра дали эти 600 ставок, их было бы некем заполнить. Нет на 150 млн населения столько русистов, которые обладают достаточными компетенциями для такой работы. И это страшно. Это говорит о катастрофической деградации филологической культуры нашего общества».

Позиция спикера может не совпадать с мнением редакции