Почему Россия так часто проигрывает в международных судах

Фото: Наталья Ильина для РБК

Периодически проигрывают все. Но в итоге выигрывает тот, кто делает из своих проигрышей нужные выводы. Сделает ли их Россия?

Не ради выигрыша

«Не много ли Россия платит нанимаемым иностранным юристам и не много ли они за такие деньги проигрывают?» — такой вопрос возник у многих после публикации данных о соглашении СКР с британской юридической фирмой, представлявшей Россию в широко известном деле Литвиненко. Здесь же уместно вспомнить процесс в Гааге с акционерами ЮКОСа, неудачные экстрадиции, и процесс, который вел еще сам Березовский, и дело «Арктик Санрайз».

Бывает, что Россия проигрывает серьезные судебные процессы на Западе. Но тема участия в международных судебных разбирательствах не так однозначна, как кажется. Иногда юристы нанимаются просто для политических резонансных дел, в которых не участвовать просто нельзя. Самым свежим примером является дело Литвиненко: не участвовать вообще в нем Россия не могла, хотя бы потому, что ей было необходимо получить информацию о происходящем в английском суде.

В современной политической обстановке, да еще по такому резонансному делу вряд ли кто‑то мог надеяться на то, что можно было бы назвать «выигрышем». Расходы по делу Литвиненко можно списать в графу «выполнение государственных политических функций». Об их обоснованности мы, увы, ничего не узнаем, поскольку информация покрыта российской следственной тайной и британским нормами, защищающими отношения клиентов со своими юристами.

Расходы на «политические» и резонансные дела всегда будут отличаться непрозрачностью и вызывать вопросы и критику. Даже в самых демократических государствах можно найти подобные черные дыры — расходы на некие судебные процессы, имеющие значение для «государственных интересов и национальной безопасности».

Существуют и объективные причины для неудач России в международных судах. Многие дела, особенно касающиеся российской зарубежной собственности и различных долгов, имеют свои корни, подобно известному делу Noga, в «темных» 1990‑х.

В те годы многие законы принимались с ходу, а контракты на миллиарды подписывались «на коленке». Поскольку с тяжким наследием тех годов никто системно не разбирался, то возникают самые неожиданные конфликты. Причем требования многих истцов основаны на давно уже всеми позабытых законах и непонятно кем подписанных договорах.

Будет ли осуществлена генеральная ревизия всех потенциальных рисков 1990‑х и 2000‑х? В текущей политической и экономической ситуации — вряд ли. Следовательно, можно ожидать и новых судов.

Суд «под ключ»

Часто иностранные юридические фирмы нанимаются всевозможными органами и организациями, действующими «от имени» Российской Федерации для того, чтобы просто переложить ответственность. В том же знаменитом деле о $50 млрд ЮКОСа, взысканных с России в Гааге, до сих пор непонятно, кто нанимал юристов на этот процесс, кто давал им инструкции и кто согласовывал соответствующие расходы. Конспирологические теоретики указывают то на Минюст, то на Минфин, то даже на самого вице-премьера Шувалова. Но открыто никто ничего не признает.

Основным принципом отдельных госчиновников в ситуациях с иностранными судебными разбирательствами является нечто вроде «найми и забудь». И с таким подходом неизбежно возникают проблемы в коммуникации между российскими заказчиками и западными подрядчиками.

Подавляющее большинство дел, так или иначе связанных с Россией, изобилует всевозможными логическими несообразностями, юридическими парадоксами и местным колоритом. Никакой юрист, будь он трижды «королевский адвокат», не способен работать при отсутствии внятных инструкций и понятных «исходных материалов».

Поскольку чаще всего заказчик получает документы по делу в других организациях, а там, написав обязательные отписки, уже обо всем забывают, зарубежным юристам приходится до всего доходить исключительно своим умом и с помощью дорогостоящих экспертов.

Стоимость услуг резко возрастает, эффективность падает, в суд предоставляется документ, имеющий очень мало общего с тем, как это действительно происходило лет восемь — десять назад в России. Ответчики (или иные лица) активно возражают, судья видит несообразности, представители Российской Федерации лихорадочно мечутся в поисках инструкций — все заняты и получают свои гонорары. Только результат для России неутешителен.

Возможным разрешением подобной коммуникационно-бюрократической проблемы могло бы стать создание некой комиссии из представителей государственных органов, крупных юридических фирм и адвокатских сообществ, которая бы анализировала необходимость привлечения иностранных консультантов для значимых судебных процессов, а также стоит ли нанять иностранного консультанта совместно с российскими юристами, которые и будут решать коммуникационные проблемы. Так же будут определяться ответственные за процесс и рассматриваться бюджеты. Сейчас это звучит наивно, но вряд ли можно навести порядок в найме иностранных юристов без мнения российского юридического сообщества.

В мировых «юридических джунглях»

И наконец, Россия отнюдь не всегда проигрывает. Просто о российских выигрышах очень не любят писать. Вспомнить хотя бы достаточно удачное выступление России в целом ряде экстрадиционных дел, включая решения французских судов по экстрадиции бывшего министра финансов Подмосковья и известного петербургского банкира из Австрии.

К удачам нанятых Россией юристов можно отнести и дело Пугачева, который в результате активного юридического наступления на него в Великобритании был вынужден тайно переехать во Францию. В конце концов и знаменитое дело Noga Россия не проиграла. Разумеется, если провести подсчет «очков», то он может оказаться отнюдь не в пользу российской стороны и ее юристов. Но это можно пока частично списать на то, что Россия только учится жить в мировых «юридических джунглях».

О выигрышах и проигрышах нанятых Россией юристов в иностранных судах можно сказать одно: периодически проигрывают все. Но в итоге выигрывает тот, кто делает из своих проигрышей нужные выводы. Сделает ли их Россия?