Как Россия расплатится за территориальные амбиции

Фото: из личного архива

Вмешательство России в украинский конфликт некоторые политики оправдывают естественной логикой расширения империи. Однако Россия уже не империя, а украинские территории никогда не были и не будут ее колониями.

Цена господства

Во сколько обходится России Крым? Сколько стоит и будет стоить Новороссия? Сколько платит Россия за удовлетворение своих амбиций и оправданна ли цена? Появление этих неизбежных вопросов в риторике политиков и журналистов, стоящих по разные стороны воображаемых баррикад, довольно знаменательно. Откройте российские газеты второй половины XIX — начала XX века или почитайте публицистику периода конца империи. Вопрос о том, какова цена имперских завоеваний для государственного бюджета и подданных-налогоплательщиков, часто становился предметом дебатов Госдумы. Его любили обсуждать как русские ультраправые, так и автономисты из Польши и Украины. Эти дебаты подогревали страстные споры о национализме, предназначении Российской империи и роли колоний (или окраин) в экономике. Каковы бы ни были ответы, сам вопрос «зачем» уже намекал на близость заката.

Имперские правительства по‑разному воспринимали проблему оправдания экономических издержек империализма. Британия со второй половины XIX века стала медленно переходить к децентрализации имперской экономики, передавая финансовый контроль некоторым колониям и снижая давление на бюджет. Фактически это было преддверием деколонизации. Впрочем, это не мешало ей продолжать борьбу за сферы влияния с той же Россией. Россия также настойчиво продолжала проглатывать новые территории. Но вопрос «зачем» периодически возникал — в размышлениях офицеров, ведших войска через пустыни Средней Азии, и расчетах некоторых экономистов.

Сперва суверенитет — потом расходы

Сравнение современной России с Российской империей стало трюизмом. Его порой транслирует официальная пропаганда, с ним соглашаются и некоторые из оппонентов режима. Однако, за исключением сомнительности внешнеполитических предприятий, оправдываемых в одном случае распространением христианской цивилизации и борьбой с конкурентами, а в другом — защитой «русского мира» (хотя в реальности дело скорее в попытке сохранить политический режим), реальных параллелей не так уж и много.

На институциональном уровне то квазигосударственное строительство, что происходит на востоке Украины, ни в какую известную истории имперскую модель не вписывается. Даже для имперских правительств, не очень‑то любивших считать прибыли и убытки от колониальных войн, последовательность действий всегда была довольно жесткой: сперва суверенитет над территорией, потом расходы на нее. И между военным завоеванием и началом административного освоения новых земель часто был перерыв, порой в несколько лет. Всем было хорошо известно, что война составляла не очень существенную долю в стоимости новой окраины или колонии. Уровень расходов резко увеличивался с введением администрации, налогов (как ни странно, так как их нужно было собирать), таможенных постов, введением валюты, валютного контроля и прочих невоенных институтов.

У нас нет точных сведений о том, как и сколько тратит Россия на территориях ДНР и ЛНР. Цифры этих затрат вряд ли появятся в открытых бюджетах или на сайтах госзакупок. Однако они, предположительно, весьма велики. И если нынешний статус-кво сохранится и Украина перекроет финансовые поступления в эти области, то России, по всей видимости, придется вливать в черную дыру Донбасса новые и новые средства. Эта модель никак не соответствует империи образца до 1917 года.

И когда сегодня влияние России на украинские события пытаются объяснить «имперской логикой», мы имеем дело с подменой понятий. Империя может быть как определенной формой государственного устройства (такой была Российская империя), так и формой геополитического господства. Во втором случае возможны любые формы финансовой и нефинансовой поддержки других формально суверенных, но фактически зависимых режимов. Российские политики часто утверждают, что США — империя второго типа, для которой почти весь мир — зона колониального господства, тогда как Россия всегда вела себя как империя лишь в своих границах.

Убыточные колонии

Однако следование «классическому» образцу империи не сулит России никаких благ. Изучение бюджета Российской империи конца XIX — начала XX века показывает, что все ее «колонии» были убыточными. Идея колонии как ресурсного придатка в России так и не реализовалась. Первыми такими колониями должны были быть Кавказ и Закавказье. Но обладание этим регионом вылилось в 50‑летнюю Кавказскую войну, в течение которой ни о каком экономическом освоении и речи быть не могло. И даже после этого оказалось, что дешевле и проще оставить все как есть и не вкладываться в развитие этих территорий.

Еще более экономически бесперспективным было обретение Туркестана. Административные издержки в колониях были высоки. Значительная их доля складывалась из компенсаций русским чиновникам, служившим на окраинах. Должности на Кавказе и в Туркестане были непривлекательными, и в качестве «приманки» использовались 50‑процентная надбавка к жалованью, прочие финансовые льготы и ускоренное прохождение по службе для чиновников (вспомните майора Ковалева из гоголевского «Носа» — его чин был выслужен на Кавказе).

Самыми экономически успешными были западные территории, включая Польшу и Финляндию, которые могли бы самостоятельно балансировать свои расходы и доходы. Однако экономическая асимметрия Российской империи предполагала только один способ бюджетного устройства — крайнюю централизацию. Польша лишилась своего автономного бюджета после восстания 1863 года, финансовая автономия Финляндии тоже была предметом конфронтаций между имперским правительством и сеймом. Чтобы перекачивать средства из одной части империи в другую, требовался жесткий контроль расходов и доходов на окраинах. Это довольно плохо получалось из‑за того, что управлять южными окраинами из центра можно было только через местных царьков — генерал-губернаторов (в Средней Азии) и наместников (на Кавказе). Но и в отношении этих окраин к концу XIX века удалось установить более или менее действующий финансовый контроль.

Имперский «надрыв»

Однако одна из главных проблем имперской экономики и политики состояла в том, что финансовая асимметрия давала неисчерпаемый повод для раздоров. Споры о том, кто кого кормит и кто сколько кому должен, не прекращались. Русские националисты считали, что Россия вот-вот надорвется из‑за того, что окраины ничего не вносят в казну.

В 1890‑х годах активно обсуждалась проблема «оскудения центра» империи, связывавшаяся, конечно, с «процветанием» Польши и западных окраин. Публицисты и депутаты с удовольствием считали, сколько платит русский мужик за польского фабриканта или сарта в Туркестане, а депутаты польской фракции (коло) в Государственной думе доказывали, что Польша переплачивает в бюджет и имперские расходы тянут развивающуюся экономику польских губерний вниз.

Одни и те же цифры бюджета могли быть истолкованы в пользу той или другой стороны, и не важно было, что при существовавшей системе отчетности посчитать точно расходы центра и его доходы на окраинах было невозможно. Главное — «цена империи» была удобным способом оживить межнациональные или межрегиональные противоречия.

Впрочем, Россия не была исключением: практически все колонии Британии (за исключением Индии), Франции и других стран приносили огромные убытки бюджету, несмотря на прибыльность многих частных колониальных компаний. Историки-экономисты до сих пор пытаются рассчитать «цену империи» и вклад колоний в их развитие, и многие сходятся в том, что в конечном итоге колониальные амбиции привели к «надрыву» и упадку великих держав, прежде всего Великобритании.

Сравнение современной геополитической стратегии России с процессом строительства Российской империи неправомерно: официальная и подпольная помощь оказывается территориям, которые России не принадлежат и, скорее всего, принадлежать не будут. Хотя попытки навязать имперские иллюзии обществу не новость. В 2003 году, например, британский историк Найал Фергюсон заявил, что Соединенные Штаты должны признать себя империей в прямом смысле, а не «гегемоном», лишь издалека помогающим другим странам демократизироваться. Нужно вспомнить, рассуждал Фергюсон, что Британская империя несла своим колониям свет освобождения и демократические права. Эта миссия оправдывала финансовые жертвы империи и ее агрессивную политику, и США должны были последовать примеру Британии. Впрочем, за исключением политиков, поддерживавших войну в Ираке, эта историческая интерпретация никого не увлекла. Давайте и мы не будем обманываться.