Равнение на Катар

Фото: РБК

Россия, Кипр, Евросоюз — «Хороший, плохой, злой». Как здесь распределились роли — решать читателю. Но вкладчики — граждане и компании — наивно считали, что, размещая активы в стране ЕС, могут рассчитывать на равные для всех условия. Весьма ироничны в этом контексте заявления руководства ЕС, что Кипр — машина по отмыванию российских денег. В этом случае Евросоюзу следовало бы пересмотреть собственную политику в отношении Кипра.

Зачем признавать девять лет членства Кипра в ЕС следствием некомпетентности европейских властей, если можно просто говорить о них с германской перспективы в свете грядущих парламентских выборов? Тем более что в отличие от долговых кризисов Греции и Испании ситуация на Кипре не ставит германские, французские и голландские банки под удар. А посему кого в Вашингтоне или Берлине волнует, кто примет этот удар на себя: киприоты, русские, британцы? На мой взгляд, такой подход недальновиден и расплата в той или иной форме неизбежна. Скорее всего, он окажет влияние на результаты британского референдума по вопросу выхода из ЕС или ускорит процесс переориентации России на Восток.

Отношения ЕС и России в последнее время были весьма эмоциональными: взаимное неуважение, недопонимание, недоверие. Как в неудачном браке, никто не помнит, кто начал ссору, но ясно, что недалеко до развода. Утвержденные кипрскими властями санкции унизят представителей российского бизнеса, не говоря уже о том, что принесут им убытки. Это при том, что переводы с Кипра и через кипрские организации проводились в соответствии с законодательством о противодействии легализации доходов, полученных преступным путем, и в соответствии с соглашением об избежании двойного налогообложения, содержащем все модные ныне критерии межгосударственного обмена налоговой информацией. Иными словами, инициатива соблюдения международных норм оказалась наказуемой. Да, в российско-европейских отношениях наблюдается напряженность на фоне застопорившихся переговоров по вопросу безвизового въезда россиян в Европу, а также планируемого НАТО развертывания системы ПРО в Польше. Однако коренная причина разногласий между Россией и ЕС заключается в различии их ценно­стей и специфике условий, эти ценности сформировавших.

ЕС строит открытое общество, для которого фасад зачастую важнее фундамента. На волне успехов, достигнутых Западной Европой после Второй мировой войны в создании экономического и политического союза 100 миллионов граждан, она привыкла воспринимать себя как образец миролюбивой социал-демократии. Вместе с тем европейцы толерантны к иным политическим системам, существу­ющим, например, в Китае, на Ближнем Востоке или в странах Африки, не всегда соглашаясь со всеми их элементами, однако проявляя разную степень деликатности в отношении их традиций, свобод, экономической и коррупционной практики. Деликатность к отдель­но взятой стране при этом прямо пропорциональна объему экспорта ею европейских товаров и объему запасов ее полезных ископаемых. Принять же инакость России Европе почему-то всегда было особенно трудно — видимо, в силу многовековых культурно-исторических связей с этим соседом — и со времен развала Советского Союза стало еще труднее. СССР, может, и был в 1983 году окрещен «империей зла» в исторической речи Рональда Рейгана, но индивидуальность его была очевидной и понятной.

К сожалению, кипрский кризис показывает, что ведущие страны мира примут Россию в свои ряды как равного игрока и начнут считаться с ее интересами, только если она сама активно заявит претензии на подобный статус. Для этого ей необходимо предпринять два серьезных шага.

Во-первых, важно четко сформулировать свои ценности и предъявить их мировому сообществу не в контексте противостояния, а как часть исторического наследия, естественную и проверенную временем. Необходимо заявить: наша модель развития не идеальна, но мы заслуживаем уважения, как и любая другая страна.

Во-вторых, России стоит учиться на примерах других стран, в част­ности Катара, который удачно использует традиционные элементы власти. Россия — одна из стран с наиболее развитыми механизмами «жесткой силы», особенно армией и Военно-морским флотом, и как таковая может восприниматься мировым сообществом не только в качестве агрессивной державы, но и как миротворец (например, в альянсе со странами БРИК).

Катар может служить для России и отличным примером успешного использования пропаганды. Ряд международных пиар-компаний ведут официальную «раскрутку» страны, работая с элитной целевой аудиторией, а не тратя катарские деньги на бесполезные слоганы в духе «инвестируйте в нас», как это делается для многих других стран. Косвенная же реклама страны ведется путем организации спортивных состязаний, за которыми следит весь мир, размещения на территории страны филиалов ведущих западных университетов, влияния на весь Ближний Восток через собственный телеканал «Аль-Джазира» и, наконец, путем национализации бренда Qatar Airways.

«Сколково» как российский ответ Карнеги-Меллону в Катаре — это, конечно, хорошо. «Аэрофлот» тоже имеет неплохую репутацию, но этого недостаточно, чтобы создать устойчивый положительный имидж.

Еще один полезный урок Катара — его местами сомнительная, но весьма эффективная внешняя политика: это государство умело позиционирует себя в качестве международного посредника в самых сложных сферах международных отношений. Что же касается России, то два суверенных фонда и обширные долларовые резервы позволяют ей делать такие же огромные зарубежные инвестиции. Реализовать российский потенциал на практике можно через вложения в элитную недвижимость и крупные компании, с активным участием в управлении ими в качестве акционера. Если уж Китаю удалось без лишнего шума приобрести порт Пирей, почему бы России однажды не скупить греческие или кипрские газовые месторождения, порты, банки и прочие стратегические активы? Ресурсов ей хватит.