«Я никогда не имел ни двух, ни трех миллиардов»

Фото: Алена Кондюрина для РБК

Бывший миллиардер Александр Лебедев рассказал, почему он продает Национальный резервный банк, как работает его отельный бизнес в нашем Крыму, удалось ли его картофельному хозяйству заработать на контрсанкциях и зачем он собирается открыть «Ё-буфет».

​«Отели в Крыму, недвижимость, растениеводство. Все работает»

— Говорят, ваш Национальный резервный банк может купить Анатолий Мотылев, владелец «Российского кредита». Вы ведете переговоры?

— Вопрос по банку самый простой. Позвольте мне ответить на этот простой вопрос в конце беседы, в качестве символического завершения карьеры банкира.

— Хорошо, тогда каким бизнесом вы занимаетесь?

— Отели в Крыму, недвижимость, растениеводство. Все работает. Но под новые проекты кредит брать под 20% годовых нереально. Банки требуют все закладывать. И залог акций, и залог всех основных фондов и т.д. Закладывать основные фонды стоимостью €30–40 млн под €5 млн смысла нет.

— Ваше хозяйство «Максим Горький» — один из крупнейших производителей картофеля не только в России, но и в мире. Прошлогоднее эмбарго на ввоз картофеля помогло вашему развитию? Ваши цены выросли?

— Нет. И по картофелю, и по зерновым и масличным (мы производим более 300 тыс. т) страна самообеспечена. Цены в прошлом году были и так нормальные. Получили 300 млн руб. чистой прибыли. Увы, вся прибыль ушла на покупку валюты для импорта техники, семян. Резко выросли цены на удобрение (это экспортный товар). Получился минус.

Плохо зависеть от импорта. Рады бы российскую технику использовать, но соотношение цена/качество пока не позволяет. Кроме КамАЗов, вся остальная техника — сотни единиц — импортная. 3 тыс. га поставили под полив — все системы, увы, американские. Вскоре все наше сельское хозяйство будет переходить на полив, климат сильно меняется. Производство поливных систем в России — это тема.

— Расширяться планируете?

— У нас 50 тыс. га в обработке. Расти экстенсивно можно, но лучше уходить в глубокую переработку. А если взять планку импортозамещения, например, по картошке фри, поставив задачу 30–40% производить в России [сейчас весь продукт импортный], то это уже 40–50 млн евро [нужно вложить в завод]. Из картофеля делается три вида продукции: картофель фри, чипсы и картофельные хлопья. Вот задача: заместить половину импорта картофеля фри. На это нужен год.

«Медиа — очень рискованный бизнес»

— Газета The Times этой весной цитировала некоторые ваши высказывания: например, что за спиной Владимира Путина в России действуют некие «темные силы» и Путин — главная надежда, что эти силы удастся остановить. Про какие силы вы говорили?

— Журналисты сделали более провокационный текст, чем мне хотелось. Мысль проста: политиков у власти надо рассматривать в том числе и с точки зрения, что может произойти без них. Не придут ли более реакционные радикальные силы?

— Про «Новую газету». Ее главный редактор Дмитрий Муратов недавно заявлял, что выпуск печатной версии может быть приостановлен…

— Газета работает.

— Да, но у издания есть финансовые проблемы. Муратов говорил, что вы больше не финансируете газету. Как она живет?

— Почти девять лет [Лебедев стал акционером газеты в 2006 году] я ежемесячно делал финансовые пожертвования. У газеты остается небольшой убыток. Необходимость в пожертвованиях отпала, уже месяцев десять никто их не делает. На информационную политику, как и раньше, кроме редакции, никто не влияет. Я остался заместителем редактора, небольшими акционером, но ведь сами акции всегда носили символический характер. Контрольный пакет, 51% акций, оставался у коллектива, у [бывшего президента СССР] Михаила Горбачева — 10%, у меня было 39%. 25% я недавно бесплатно вернул редакции.

— Про вашу британскую газету Independent. Была новость, что продаете, потом вы опровергли, но сказали, что готовы найти соинвесторов. Получилось?

— Будут предложения — рассмотрим. Если говорить прямо, бизнесмены опасаются участвовать в медиа. Анализируя события моей судьбы, можно понять: медиа — очень рискованный бизнес. Малорентабельный. Газеты [Evening Standard, Independent и «i»] безубыточны. Телевидение [London Live] — пока нет, хотя за год убыток сократился более чем вдвое. В телевидение интересно привлечь акционеров, которые влили бы £5–6 млн капитала и вместе с нами подписались бы на эту тему. Она перспективна: показатели канала улучшаются много месяцев подряд.

— Тот же Муратов говорил, что вы считаете своей миссией поддерживать свободные медиа и свободу слова. Это по-прежнему так?

— В душе — да. О последствиях нетрудно догадаться, ведь все, о ком пишут журналисты, если это не фимиам, не любят именно издателя. Идеально, чтобы СМИ не зависели ни от кого — ни от государства, ни от частного лица. Модель Guardian такова: финансируется из специального траста, в котором есть другой актив, приносящий прибыль, а сама газета убыточна.

«Сто ларьков откроешь, вот тебе $100 тыс. Вот так они и жили»

— Вы согласны с последней оценкой вашего состояния от журнала Forbes?

— Не читал, какая она?

— $400 млн. Близко к реальности?

— Нет. Никогда не было близко, никогда не имел ни двух, ни трех миллиардов долларов. Эти оценки утопичны. Сколько стоит сегодня наш сельскохозяйственный актив? Если брать цену земли, которая в собственности, заводов, складов, хранилищ, всей техники, то должен стоить миллионов €120–150. Столько потрачено денег. А если считать по финансовому результату? На сегодняшнем рынке мультипликатор невысокий, если он вообще есть. Оценки Forbes — это медвежья услуга, потому что возникает неправильное впечатление, люди думают, что либо у тебя в кармане огромное количество денег, либо что ты дебил — сначала имел миллиарды, а потом...

— Ну вот, например, в отельный бизнес Крыма вы сколько инвестировали?

— А это до сих пор не бизнес. Сначала была вынужденная конвертация долга в строительство, потом фан — сделать из Алушты место лучше Монако. Как-то незаметно, вводя по 10 тыс. кв. м, построили 25 отелей. Увлеклись. Сейчас работаем над тем, как сделать это а) привлекательным, б) прибыльным. Но это особый случай, как понимаете. Сейчас у нас там минимум 100 тыс. кв. м [крупнейшие отельные комплексы — «Миндальная роща» и «Море»]. К сожалению, власть города не сделала то, что обещала. Убрать разные помоечные ларьки с набережной я не смог.

— Но чиновники, вероятно, сменились после присоединения Крыма к России?

— Может, они и сменились физически, а психология у них точно такая же. В каждый сезон предыдущей власти они брали взятки за открытие каждого ларька. Условно $1 тыс. возьмешь с ларька, сто ларьков откроешь, вот тебе $100 тыс. Вот так они и жили от сезона к сезону. И живут пока.

— Как для вас прошел прошлый курортный сезон, как начался новый?

— В прошлом году уже в июле-августе приехали россияне, и поэтому нельзя сказать, что сезон провалился. Россияне больше денег оставляют в кафе, ресторанах, барах, спа. Россия в целом богаче, чем Украина. Загрузка по спа-отелю «Море» была в прошлом сезоне 80%. Выручка по отелю июль—сентябрь была около 200 млн руб., но на конец года образовался 15-миллионный убыток. Причины — краткий сезон, высокая налоговая нагрузка. Даже без налога на прибыль. Сейчас 95% загрузка.

Собственник должен уметь заставить менеджмент зарабатывать не внутри CapEx и OpEx [капитальных и операционных расходов]. Это крайне трудная задача — ее нерешенность и есть одна из главных проблем в нашей экономике на уровне бизнес-еди­ниц. А налоги доедят то, что не осело в завышенных в два-три раза затратах.

«Как закрыть банк, сдав лицензию, никто не знает»

— Возвращаясь к вопросу о банке. Вы действительно хотите его продать?

— Все знают на рынке, что мы готовы к продаже давно. Отсекаем покупателей, которым лицензия нужна для неблаговидных дел, таковых на рынке хватает. Банковский бизнес двигается к тому, что через пять-шесть лет у нас будет, как у китайцев, наверное, 80 или 100 банков, если не меньше. Государственные банки могут получить любую поддержку, вне зависимости от того, что у них с балансом. Частные банкиры на такое не могут рассчитывать.

— Что сейчас собой представляет НРБ как бизнес-актив?

— Это финорганизация, только с собственными средствами и атрибутами банка. Здесь лежат деньги акционеров. Банковские операции практически не ведем, если не считать один-два кредита в квартал, гарантии. Не привлекаем вклады или иные остатки. В банке остается сто человек. Исторически остались какие-то счета, мы не можем от них избавиться. Из 20 тыс. [банковских] карточек осталось 150. Есть процессинг, есть казначейство, ОПЕРУ, IT, бухгалтерия. Все как положено. Каждый месяц платим налоги, зарплату.

Просто закрыться не можем, ибо этого на рынке, по существу, никогда не происходило. Банки закрываются всегда одинаково: выведут оттуда средства клиентов недобросовестные владельцы и менеджеры — и в банкротство. А как закрыть банк, сдав лицензию, никто не знает.

— Но есть случаи самоликвидации банков.

— Есть пара случаев с капиталом 2—50 млн руб.

— А у вас сколько?

— У нас официально 7 млрд руб., а вообще миллиардов 10–11, наверное. Разница объясняется 100-процентными резервами по кредитам. Нет смысла развивать банковский бизнес. Если собирать пассивы физических лиц под 15% и давать кредиты под 20% — то не вернут просто эти 20%.

«Наша история должна быть вкусной»

— Вы про многие проекты сегодня говорили, что это не бизнес, что вы на этом не зарабатываете. А на чем вы хотите заработать?

— Забавный вопрос. Вот у меня стоит проект кафе (показывает на план в кабинете). Экспертизу этого проекта делаю года два с половиной. Я когда-то обсуждал с авторами проект «Едим как дома». Но у них, судя по СМИ, задача иная. Наша идея — культурная конкуренция, смысловая, изменение через питание, если хотите, кармического кода с саморазрушения на здоровое питание, с линейкой продуктов своего производства. Без глютена, без сахара. Хлеб из гречки, в маленьких городах, где такое кафе как театр или центр культуры, — помните, раньше большевики строили клубы в деревнях?

Любой профи-ресторатор сочтет проект утопией. Поэтому и экспертиза сложная. Посмотрите на финансовую модель Chipotle. Это мексиканский фастфуд. Средний Chipotle — это кафе величиной полторы этой комнаты, маленькая кухня, просто два противня. Примерно средние затраты на одно кафе — миллион долларов, выручка — два [в год]. Мы хотим, чтобы средние затраты были не выше $200 тыс.

— Вы такие кафе в Москве открывать планируете?

— Сначала в провинциальных городах, где жизнь другая. И за рубежом. Во всех этих городах типа Слободского — такой маленький поселок в Кировской области, где я был депутатом, — много культурной публики, а пойти некуда. Поэтому, если средний чек будет 100–150 руб., то они придут сюда. Но там должен ансамбль выступать вечером, скрипач играть, местный танцколлектив.

— А то, что семья Михалковых — Кончаловских сейчас началась заниматься подобным проектом, вас не смущает?

— Отлично. Будет конкуренция. Юля [Высоцкая] — талантливый повар, они люди энергичные и со связями. Пожелаем им успеха. Наш стартап на другую тему. Одним словом: «Ё-буфет!»