Где искать доказательства коррупции в России?

Фото: из личного архива

Чтобы контролировать бизнес в России, совсем необязательно им владеть. Достаточно регулировать вход и выход капитала на ключевых рынках.

Патримониальное государство?

Документальный фильм «Тайные богатства Путина» в эфире BBC на прошлой неделе многим показался элементом информационной войны и вызвал бурную реакцию российских властей. В нем поставлен вопрос, ответ на который требуется независимо от того, разделяет ли зритель мнение создателей фильма о личной вовлеченности в коррупционные схемы высшего руководства России или нет.

Этот вопрос касается системы власти в современной России, а именно специфики отношений между властью и бизнесом. В фильме звучит следующая фраза: «Президент может потребовать от бизнеса все, что он сочтет нужным. Как ему удается обеспечить беспрекословное исполнение своих требований представителями бизнеса?»

Ответ, предложенный создателями документальной ленты, сводится к тезису о патримониальном характере власти в России. Президент, по мнению цитируемых в фильме источников, в основном беглых российских олигархов и опальных политических технологов, ведет себя подобно царю. Все состояния в современной России создаются с благословения обладателя политической власти и сохраняются до тех пор, пока бизнес признает абсолютное верховенство обладателя политической власти и работает в его интересах. Иными словами, секрет подчинения бизнеса — в превращении любой собственности в условную, передаваемую бизнесу во временное пользование в обмен на согласие служить.

Предположение о патримониальном характере власти в России не ново. Собственно, автор теории патримониальной власти Макс Вебер видел в дореволюционной России один из ярких примеров (Weber M. Economy and Society: An Outline of Interpretative Scoiology). Чин, дворянское звание и прилагающееся к ним благосостояние получали за службу царю. Патримониальная собственность не имеет абсолютного характера, а обусловлена службой обладателю политической власти. Впоследствии в России, в том числе постсоветской, пример воплощения патримониальной власти видели многие. К примеру, известный американский советолог Ричард Пайпс прямо говорит о преобладании патримониальной власти на всем протяжении российской истории (Пайпс Р. Собственность и свобода).

Кто собственник?

Слабое звено теории патримониальной власти — это необходимость доказать роль политического лидера как «собственника последней инстанции», подобно тому как Центральный банк выступает в качестве кредитора последней инстанции.

Создатели «Тайных богатств Путина» попытались это сделать. Некоторые из цитируемых в фильме лиц говорят о том, что первое лицо российского государства имеет долю во многих высокоприбыльных бизнесах. Но создатели ленты признают, что любые разговоры о точной оценке находящихся под контролем российского президента ресурсов бессмысленны. Это может быть и упомянутая ими цифра в $40 млрд, и любая другая, вплоть до размеров российского ВВП.

Но даже хорошее журналистское расследование вряд ли сможет найти документальное подтверждение фактов личного участия российских чиновников — обладателей политической власти в собственности крупнейших компаний. Как показывают периодически вспыхивающие вокруг незадекларированной собственности скандалы, любое формальное владение чиновниками акциями рано или поздно может стать достоянием общественности. Размеры скандалов даже с учетом понятной секретности и попыток ограничить любые утечки информации несопоставимы с гипотезой о связи российского бизнеса и чиновничества преимущественно через права собственности на всех уровнях — федеральном, региональном и местном.

Спасением для теории патримониальной власти может быть предположение опосредованного участия чиновников в собственности через подставных лиц. Члены семьи здесь становятся хорошим подспорьем или же «теневые ребята» (цитируя одного из героев документальной ленты), представляющие интересы политической фигуры в советах директоров ключевых компаний.

Увеличение числа посредников между политической властью и бизнесом делает систему нестабильной и уязвимой. Где взять достаточное количество «теневых ребят», чтобы напрямую контролировать все и вся в российской экономике? Даже Госплану СССР подобная задача оказалась не по плечу.

Может, ключ к «секретным материалам» о характере власти и бизнеса в России стоило бы поискать в другом месте — например, отказавшись от предположения об исключительно прямом (через собственность) контроле власти над бизнесом?

Вход и выход

Может ли непрямой, необязательно предполагающий участие в собственности контроль быть эффективным и обеспечить подчинение бизнеса политической воле? Вероятно, в российских условиях именно косвенный контроль зачастую оказывается самым эффективным. Его осуществляют представители власти не как собственники последней инстанции, а как охранники на входе на российские рынки.

Во-первых, титул собственности в стране со слабыми традициями уважения к закону и прочим формальным вещам сам по себе мало значит. Чтобы гарантировать формально зафиксированные права, нужна не бумажка, а контроль над судом и исполнительной властью.

Во-вторых, вместо того чтобы приставить к каждому значимому бизнесу смотрящего (самого собственника, члена его семьи или «теневого парня»), не лучше ли создать систему, при которой бизнес будет работать на политика по собственной воле и даже с огоньком?

О создании системы, которая бы стимулировала людей работать на конкретное лицо, мечтал еще Борис Березовский. Однако воплотить мечту в реальность удалось другим людям — политической элите сегодняшней России. В созданной ими системе для входа на рынок требуется приобрести «входной билет» у чиновника, играющего роль охранника на входе. Неоплатившие билет на рынок просто не попадают или, случайно попав, вытесняются с него усилиями разнообразных инспекций. Поэтому счастливчики, оказавшиеся на рынке, действуют в условиях ограниченной конкуренции и получают сверхприбыль. В их кровных интересах — сохранение подобной системы, гарантом которой является власть чиновника не как собственника, а как охранника. При таком раскладе деньги чиновникам как на личные прихоти, так и на социально значимые проекты бизнес понесет сам.

Необходимость в применении других методов принуждения возникает лишь тогда, когда бизнес упорствует в своем отказе принять подчиненное положение. Здесь возможно все — от лишения прав собственности, о котором говорят сторонники гипотезы патримониальной власти, до грубой силы — лишения свободы или даже жизни особо неуступчивых.

Система работала, пока бизнес был заинтересован во входе на российские рынки. С введением санкций западных стран против России и особенно при стабильно снижающейся цене на энергоносители, основной источник дохода в российской экономике, система стала сбоить. При отсутствии желающих войти на рынок и, наоборот, растущем числе желающих уйти с него контроль входа потерял смысл, а контроль выхода (движения через границу людей и капитала), напротив, стал актуальным.

В итоге получается, что для раскрытия действительных коррупционных механизмов, распространенных в России, создатели «Тайных богатств Путина» выбрали не самый верный подход. Убедительных доказательств патримониальной собственности политического класса России ими в итоге не было да и не могло быть представлено.

А что, если поискать документальные свидетельства контроля власти над бизнесом в России через контроль входа и выхода с российских рынков? Доказательства коррупции охранников на входе, возможно, удовлетворили бы не только взыскательного зрителя, но и суды, как зарубежные, так и — никогда не говори «никогда» — российские.

Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.