«У нас отнимали достоинство»: воспоминания узника Освенцима о войне

После падения режима Муссолини значительная часть Италии оказалась оккупирована немцами. 7 апреля 1944 года Террачина вместе с семьей был арестован и отправлен в тюрьму «Реджина Коэли», затем в лагерь Фоссоли (Больцано), а в конце концов в Освенцим. Несмотря на то что семья пряталась, ее удалось найти благодаря доносу ухаживающего за сестрой Террачины молодого человека. За информацию о семье евреев он получил 40 тыс. лир.

«Все плакали, дети стонали, но на станциях, где останавливался наш поезд, никто не мог вмешаться. Эсэсовцы охраняли конвой. Мы ехали в наших экскрементах», — вспоминает Террачина

Свой первый день в Освенциме Террачина вспоминает так: «Шеренга женщин начала продвигаться вперед, и эсэсовцы перед ними стали указывать, кто должен идти в одну сторону, а кто в другую. Уничтожение началось, но мы все еще не знали об этом. Я отправился на поиски моих братьев и матери. Она обняла и благословила меня. Больше я ее не видел. Мой отец тем временем шел к газовой камере с моим дедом. Он повернулся, посмотрел на меня, помахал, поднял руку. Скоро мне дали регистрационный номер. «Где мои родители?» — спросил я другого несчастного. И он ответил: «Видишь этот дымоход? Их больше нет». Получив номер A-5506, Террачина начал бороться за жизнь. «В Аушвице заключенный не имел имени. У нас отнимали всякое достоинство. Из тех, кто вышел из лагеря, очень немногие смогли выжить и вернуться к тому, чтобы быть обычными людьми», — повествует итальянец

В лагере Террачина познакомился с таким же ребенком — Сами Модиано, семья которого попала в Освенцим в 1944 году. «Крепкая дружба сразу же объединила нас: очевидно, мы нуждались друг в друге. Мы много говорили о его жизни на Родосе и о моей в Риме, когда были свободны. Я помню, что мы почти не говорили о зверствах, больше о прежней жизни», — рассказывает Террачина. После освобождения друзья потерялись, и только через несколько лет Модиано увидел Террачину по телевизору. Они продолжают дружить.

27 января 1945 года лагерь освободили советские войска. Пьеро Террачине было 16 лет, он весил 38 кг и был единственным из восьми членов своей семьи, кто избежал смерти. «Я шел сам, но многие не могли даже стоять. Я вышел, чтобы набрать немного снега, растопить и выпить. Другой воды не было. Безжизненные тела лежали на земле. Мне приходилось искать место почище. Вдруг я оказался перед советским солдатом, полностью одетым в белое. Он увидел, что я не могу причинить ему вреда и махнул рукой, приглашая подойти, — вспоминает итальянец. — Мы все, освобожденные, чувствовали, что стали жертвами ужасной трагедии. Много времени прошло, пока не осознали, что этот кошмар позади. Но нас занимало множество проблем: я понимал, что никогда больше не увижу родителей, дедушку, дядю, и ничего не знал о судьбе своих братьев и сестры»

После освобождения Террачину направили в госпиталь в Сочи и формально записали в Красную армию, но единственным появлением Пьеро в ее рядах стало участие в параде в честь окончания войны против Японии в августе 1945-го. «Советские солдаты погрузили меня на телегу, запряженную лошадью, и отвезли в импровизированный госпиталь. Затем меня перевели в больницу во Львове, а оттуда — в санаторий «Правда» в Сочи, у подножия Кавказа, на берегу Черного моря. Там я начал дружить, там родились какие-то привязанности, я влюбился в медсестру, которая меня лечила. Именно в Советском Союзе я снова начал жить... До сих пор помню свою первую игру в футбол...» — делится он. В Россию Террачина вернулся только спустя много лет, в середине 2000-х, чтобы найти медсестру Лидию, которая помогла ему выжить. Несмотря на то что найти следы удалось, Террачина с ней так и не встретился: Лидия умерла.

Вернувшись в 1947-м Рим, Террачина обнаружил, что его дом разграблен и захвачен беженцами. По решению суда ему разрешили занять одну комнату. «Я позвонил по номеру, который когда-то был моим домашним. Ответа не было, и это стало подтверждением моих опасений, что я больше никогда не увижу никого из ближайших родных. Я звонил дяде, папиному брату, но никто не ответил. Потом я позвонил тете, маминой сестре. Ответил кузен. Вместе с еще одним двоюродным братом он встретил меня на вокзале», — рассказывал Террачина

Почти всю жизнь Террачина преподавал в школе, за что был удостоен почетной степени в области образования Университета Молизе, и выступал, рассказывая об Освенциме в вузах, тюрьмах, на телевидении и по радио. По его словам, самое трудное — говорить с учениками начальных классов, потому что, несмотря на то что он старается не вдаваться в детали, дети все понимают. Он рассказывает о повседневной жизни концентрационного лагеря Освенцим, но и та была ужасна. «Долгое время я не мог разговаривать с моими друзьями и родственниками о том, что произошло. Я очень боялся, что кто-то спросит, как именно мне удалось выжить. Меня пугал тот факт, что кто-то может спросить: «Почему ты спасся, а мой сын или муж нет?» Изо дня в день я пытался жить нормальной жизнью, но каждую ночь мне снился лагерь», — вспоминал Террачина

В конце 80-х Террачина был избран в совет Ассоциации бывших депортированных (Consiglio dell’Aned (Associazione ex deportati). Он участвовал в многочисленных проектах по сохранению памяти, продвигаемых разными учреждениями, снялся в фильмах Memoria (1997) и Progetto Memoria, был консультантом итальянского правительства по вопросам памяти и холокоста с 2002 по 2007 год. В 2003-м получил орден «За заслуги перед Итальянской Республикой» (на фото)

«Опыт Террачины и других интернированных в нацистских концентрационных лагерях остается непостижимым для нашего понимания, — говорит автор фоторепортажа Паоло Веццоли. — Но история помогает понять и приблизиться к прошлым эпохам и местам, к жизням, которые никогда не будут нашими и о которых у нас есть лишь частичная информация».

«Когда случается катастрофа, подобная той, что случилась со мной, обычно говорят: «Жизнь начинается снова, жизнь продолжается». Это неправда. Жизнь кончается. А потом начинается другая, в которой у вас, как и у всех, есть радости и печали. Но груз прошлого, того прошлого, мы, выжившие, должны нести вечно. Иногда это становится невыносимым», — говорит Террачина