«Каха стал классиком реформ, как Бальцерович и Гайдар». Памяти Бендукидзе
Мы познакомились с ним в 1991-м, еще в Советском Союзе на одной из дискуссий об экономической политике в Научно-промышленном союзе (позднее - РСПП), который тогда еще был не профсоюзом олигархов, а клубом красных директоров. Как в этот круг попал Каха – не понимаю! Он не был ни красным, ни директором в то время. Он вообще сильно выделялся из общего пейзажа – и своим внешним видом, и своим поведением. Его сильно интересовало то, что говорили другие, у него была своя, весьма своеобразная точка зрения, которую он не стеснялся высказывать. Он красиво и образно говорил, побуждая аудиторию замолчать и прислушаться. Он постоянно находил примеры из бизнес-жизни, которые становились case-study для коллективного обсуждения. Он стал регулярным участником таких встреч, и его отсутствие обедняло их.
В то время наши взгляды сильно расходились: я уже успел поработать в Совете министров СССР и понимал, как работает государственная машина, какие критерии и механизмы принятия решения в ней существуют, какие цели и интересы может преследовать государство. Каха тогда был «экономическим анархистом» - он считал, что немедленное уничтожение остатков советской экономической машины пойдет всем на пользу. В то время как «красные директора» просили денег, он, представляя интересы нарождавшегося класса предпринимателей, просил свободы. Мы с ним тогда часто спорили – на мой взгляд, его стремление к разрушению государственных механизмов было чрезмерным, а надежды на невидимую руку рынка и совесть бизнесменов – необоснованными. Но это не мешало нам сидеть рядом и внимательно слушать друг друга.
На какое-то время наши дороги разошлись и вновь сошлись только в 2002-2003 годах, когда я от имени «Интерроса» стал вести с ним переговоры о слиянии «Силовых машин» и холдинга ОМЗ, контролирующим акционером которого он стал к тому времени. Не заметить изменения во взглядах Кахи было невозможно. Наверное, можно считать, что ему не повезло в эпоху приватизации, когда вместо нефтяной скважины или месторождения цветных металлов он получил машиностроительные заводы с непонятной судьбой и огромным количеством производственных и социальных проблем. Но, думаю, именно это заставило его и разбираться с этими проблемами, и находить для них решения, и учиться искать компромиссы с другими участниками.
Каха был тяжелым переговорщиком. Его стремление выиграть по максимуму было настолько сильным, что не раз нам приходилось останавливаться и расходиться. Казалось, договориться уже невозможно. Но проходил день, другой, телефонный звонок, встреча с глазу на глаз за чашкой чая, и… мы начинали движение вперед. Та сделка не удалась - ее экономические условия показались кому-то неадекватными, но для меня ее итогом стали интереснейшие разговоры о будущем этих предприятий. Каха с увлечением рассказывал о перспективах шельфового бурения и возможностях по строительству буровых платформ. Мы часами обсуждали с людьми из атомного комплекса перспективы строительства атомных электростанций, а с правительственными чиновниками механизмы кредитной поддержки экспорта машиностроительной продукции и строительных услуг, без чего выход на мировые рынки энергетического машиностроения был невозможен.
К этому времени у Кахи уже сложилось свое понимание того, какую роль могло бы играть государство в регулировании экономики. И, как это часто бывает, именно в этот момент он со своими взглядами оказался востребован у себя на родине, где свершилась «революция роз». О том, что сделал Каха в Грузии, известно много. И сам он об этом рассказывал, и других приглашал посмотреть и «потрогать руками». В 2006-2008 годах редкая дискуссия в Москве проходила без отсылок к грузинскому опыту, без заслушивания очередного приехавшего из Тбилиси со «сводкой последних новостей». Стремительное продвижение Грузии вверх в мировых рейтингах по удобству ведения бизнеса и по противодействию коррупции и сейчас кажется фантастическим. Да, страна маленькая, и многое сделать там легче. Но маленьких стран с аналогичными проблемами много, а вот найти пути и возможности с ними справиться смогли единицы.
К моменту ухода из грузинского правительства Каха стал таким же классиком экономических реформ, как Лешек Бальцерович и Егор Гайдар. Его приглашали правительства других стран – и выступить с лекцией, и дать совет, и помочь с планами. Он с мощью бульдозера проходился по правительственным кабинетам Киева и требовал от украинских властей реальных шагов по трансформации уродливой государственной системы.
Конечно, его мечтой был тот день, когда его знания и опыт будут востребованы его второй родиной, Россией, за делами которой он не переставал следить никогда. Наша последняя с ним встреча была за месяц до его смерти. Мы с горечью говорили о том, что реальных шансов на изменение ситуации в нашей стране у нас практически нет. Что каждый дополнительный день существования российского политического режима делает будущее страны все более мрачным, а выход из тупика все более тяжелым. На этой печальной ноте не хотелось расставаться, и Каха сказал: «Все равно мы их переживем и сделаем это!»
Не получилось. Его большое сердце не выдержало.
