Telegram и другие провокации: как запреты влияют на подготовку к выборам
Историю про неслучившийся (пока?) запрет Тelegram в России, как и историю про возможный запрет русскоязычных СМИ, зарегистрированных в иностранных юрисдикциях, довольно сложно интерпретировать рационально. И в Совете безопасности, и в ФСБ, где придумывают правила, по которым потом должны играть медиа, знают и про VPN, и про Tor, и про прочие глупости, которыми непременно воспользуются несознательные граждане. Зачем резать кошке хвост по частям, да еще и предваряя обрезание публичными анонсами? Ведь вместо отрезанного кусочка хвоста у животного будут отрастать какие-то виртуальные субституты. Кажется, потому, что в данный момент запрещать что-либо радикально силовики и их союзники не хотят, они хотят превратить запреты в главную ставку грядущей избирательной кампании.
Аномальная активность
Он пойдет на четвертый срок или нет? — вот вопрос, от которого сегодня страдают бессонницей аналитики, дипломаты, разведчики и просто неравнодушные к политике граждане. Он пойдет, он уже всё решил — говорят пессимисты и так называемые патриоты, исповедующие доктрину «нет Путина — нет России». Однако если это так, зачем ключевые политические фигуры из окружения президента буквально вывалились в публичное пространство: они раздают интервью, фонтанируют инициативами, в общем, как бы участвуют в кастинге. Правда, непонятно, в каком: на пост премьера, на пост президента или просто на выживаемость?
Еще меньше ясности с силовиками. Принято считать, что Сергей Шойгу, Виктор Золотов, Александр Бортников получают сегодня от президента всё что хотят. Почему и они вдруг стали выдавать публике идею за идеей: от воинственной статьи генерала Юрия Балуевского до заявлений Николая Патрушева в Госдуме? Если президент уже у вас в кармане, зачем вам суетиться и заигрывать с общественным мнением, рассказывая ему про ужасы западных вмешательств? Особенно на фоне грядущих выборов. Поведение силовиков, которые инспирируют публичные обсуждения запретов, «расчесывая» гражданские чувства оппозиционной публики, необъяснимо, если мы полагаем, что уж они-то точно все знают про четвертый срок.
Добавим загадок. Мы видим, что на уровне риторики Кремль и президент Путин лично весь июнь воздерживаются от разжиганий и «хайпов», по крайней мере относительно внутренней политики. Цена слухов про «справедливость, доверие, уважение» в качестве опорных элементов предвыборной кампании пока не велика, но вот вам встречи с молодежью, примирительный тон, «вы — наше будущее» и так далее. Да, когда президент говорит о внешней политике, тормоза отказывают, но когда речь заходит о событиях внутри страны, в ход идут общие фразы, а не что-то вроде «размазать по асфальту».
Четвертый срок как провокация
Суммируем. Кремль делает вид, что президент Путин точно пойдет на выборы, и готов мириться со всеми «конструктивными» силами, которые предлагают что-то, отличное от революции. Умиротворяет, а не пугает. Вышеперечисленные силовики и их политические партнеры, наоборот, ставки повышают и пользуются любым поводом, чтобы вновь завести пластинку про «Россия — осажденная крепость». Довольно странная ситуация, учитывая, что за девять месяцев до выборов Кремль, по идее, должен взять бразды управления повесткой в свои руки.
Что вообще происходит? Нужно ли бессмысленное обсуждение блокировки Telegram, например, куратору внутренней политики Сергею Кириенко, когда у Кириенко 16 губернаторов на кону в сентябре и нет даже вчерне сверстанного плана кампании Путина? Совсем не нужно. А зачем тогда оно происходит? Зачем в Совете Федерации экзаменуют русскоязычные СМИ на предмет иностранных влияний?
Попробуем выдвинуть простую версию. Те, кто «расчесывает» повестку — сами или через подручные публичные фигуры, — не уверены до конца, что президент пойдет на четвертый срок. Еще меньше у них уверенности, что следующие шесть лет они смогут оборонять свои позиции и захватывать чужие. Поэтому сегодня они занимаются провокациями, смысл которых заключается в том, чтобы нащупать хорошую «точку сборки» протеста, который напугает президента и скомпрометирует фракцию примиренцев и технократов, окопавшуюся в Кремле и правительстве. Сколько человек выйдут на улицы в связи с частичным запретом иностранных СМИ и соцсетей? 100 тыс. минимум, если протест будет собирать Навальный. Силовикам и госкапиталистам сегодня нужны эти 100 тыс. недовольных на улицах Москвы и Питера в июле или августе. Им нужен управляемый микро-Майдан, который они точно смогут подавить. А после этого вопрос о содержании четвертого срока решится сам собой.
Братья по оружию
На столе у президента, грубо, три сценария. Первый — самый пока вероятный. Рутинная кампания. 60% явки, 60% за Путина. Бараки, реновация, немного экономики, немного судебной реформы. И шесть лет, которые, как кажется, Путин потратит, чтобы перетряхнуть команду и найти несколько преемников в возрасте до 50. Второй вариант — преемник здесь и сейчас, самый маловероятный, но возможный сценарий, в котором ставка будет сделана не на новое лицо, а на фигуру из окружения, уже имеющую публичный вес. Володина, Медведева, Матвиенко и так далее. И третий вариант — кампания по сценарию «осажденной крепости», отправной точкой которой может стать только массовый уличный протест.
Что такое микро-Майдан с управленческой и юридической точек зрения? Это очень много фото, видео, прямые включения, которые потом будут скрупулезно изучать по всему миру. Это набор спорных паралегальных решений, которые придется принимать в условиях дефицита времени и без точного понимания, с кем, собственно, власти имеют дело. И, что самое важное, эти решения резко сузят коридор возможностей президента Путина. Решения про «разгонять и сажать» со стрельбой и кровью и их публичное выполнение на Тверской или проспекте Сахарова девальвируют любые новые договоренности по Украине или результаты встречи с Трампом, они одновременно сами собой закроют Россию до конца и превратят тех, кто их исполнял, и тех, кто их принимал, в людей, повязанных кровью.
Таким образом, микро-Майдан — это и есть идеальная «точка сборки» такого четвертого срока, где президент Путин превращается в английскую королеву. Он есть, но коридор возможностей задает уже не он, а реальное политбюро из силовиков и публично поддержавших их политиков. Это смена модели — резкий переход от персональной диктатуры к хунте, для которой и Конституция, и экономические резоны уже не имеют решающего значения. Грубая аналогия — указ президента Венесуэлы Мадуро, который в начале года передал почти все политические полномочия армии и министру обороны, чтобы они подавили не прекращающиеся уже который год протесты. Мадуро, в сущности, сделал именно это: переформатировал свой режим из персональной диктатуры в военную хунту. Он больше не правит Венесуэлой, ею правят военные, которые одновременно стреляют в демонстрантов и отвечают за распределение продовольствия.
Хороший, плохой, злой
Технически решить проблему иностранного влияния можно без всяких обсуждений в течение недели, которая уйдет на голосование за закон «Об информационной безопасности» — такой проект в аппарате Совбеза писали трижды с 2014 года. «Великий русский файрвол» существует, он сделан на коленке, но уже обкатан на учениях летом 2015 года. Проблема в том, что пока для президента Путина это слишком резкое решение, на которое он не готов. Не получится собрать протест вокруг такого файрвола, потому что президент без явной угрозы не отдаст команду на его запуск. Поэтому силовики — Золотов, Бортников, в меньшей степени Шойгу — мельчат, пытаясь нащупать такую меру, которая, с одной стороны, не напугает президента, с другой, соберет им Майдан.
Что стоит у них на пути? Только политические инстинкты Путина. Президент давно не тот человек, которым был в 2005 году. Голова у него занята внешней политикой, душа просит уважения и признания граждан, но он все еще не похож на лидера, который готов сдать Россию Золотову и Бортникову с Патрушевым на их условиях, удовлетворившись банкетами в Кремле и сирийской шахматной доской. Проблема в том, что восприятие протеста президентом и сам протест — это две разные вещи. Если его и можно спровоцировать на ненужные ему, резкие и необратимые шаги, то только протестами. По факту в стране нет ни революционной ситуации, ни революционной партии, которая представляла бы для президента опасность. Но оперативная съемка с нужных ракурсов из толпы буйной молодежи может дать аргументы тем, кто утверждает, будто партия профинансированных из-за рубежа провокаторов в России есть. Как говорят, именно оперативная съемка разгрома офиса Партии регионов в Киеве была последней каплей, после которой Путин принял решение по Крыму.
Инстинкты и здравый смысл против машины провокаций, построенной самыми близкими к президенту людьми. Плохой расклад и для граждан, и для президента. Последний по сути шанс, что все закончится без крови и «великого русского файрвола», уплывает из рук. Путин может сыграть на опережение, заявив, что пойдет или не пойдет на четвертый срок, в ближайшие недели. Но, скорее всего, не сделает этого. Он объяснил Оливеру Стоуну, что будет «держать интригу», потому что интрига — это и есть политика, не хочешь держать интригу, «нет нерва» — уходи. Но интрига Путина уже просчитана теми, кто знает его, возможно, лучше, чем он сам. Время и большая часть его окружения играют против него и против любых мирных сценариев грядущих выборов.
