Не тот народ: почему Борис Джонсон разочаровал Владимира Путина
В Лондоне арестовали счета RT — какой светильник разума угас. До этого министр иностранных дел Великобритании призвал неравнодушных сограждан устраивать демонстрации вокруг российского посольства в Лондоне под лозунгом «Руки прочь от Алеппо».
Ничего удивительного для носителей тайного геополитического знания, где Англия — вечный враг России. Но немного странно для тех, кто еще не забыл, что люди, которые закрывают RT и призывают неравнодушных не скрывать своих чувств у посольства России, недавно назывались фаворитами Путина, чуть ли не исполняющими его политический наказ.
Народный министр
Приглашать на демонстрации к чужому посольству в собственной столице — естественное поведение для политика-популиста, но совершенно нестандартное для члена правящего кабинета и вдобавок министра иностранных дел.
Однако весь нынешний правящий кабинет Британии необычен. Он ведь в некотором смысле народный кабинет. Он выполняет волю простых британцев покинуть Евросоюз вопреки желаниям местной элиты и европейской бюрократии, интеллигенции и финансового истеблишмента.
А Борис Джонсон — народный министр. Он, конечно, окончил Итон и Оксфорд, надо же было где-то научиться читать и писать, но дальше стал вести себя совсем не аристократически. Он лондонский Пигмалион наоборот, из белокожей оксфордской статуи добровольно превратившийся в торговку фиалками.
Как мэр и кандидат в мэры Лондона Джонсон прославился неполиткорректными высказываниями вроде тех, какими сейчас славен Дональд Трамп. Джонсон с медийным прозвищем Бо Джо признавался, что курил в молодости траву, провел кампанию выборов лондонского мэра в 2008 году так, что пресса противоположного лагеря закрепила за ним звания клоуна, расиста и мракобеса. Это он сказал, что от голосования за тори у вашей жены вырастет грудь, а у вас шансы купить БМВ, что девушки идут в университет, чтобы выйти замуж, и что Обама не любит британскую империю, потому что он частично кениец. В 2007 году, когда Трампа не было и в помине, сравнил глаза и выражение лица Хиллари Клинтон с медсестрой-садисткой из больницы для душевнобольных.
Короче, «наш человек», умеющий говорить на «нашем» языке, шутками похожий иногда на Путина или российского телеведущего, не боящийся указать их место женщинам и бывшим колониям. И этот «наш человек» обрушился на нас со всей силой, да еще где — в самом обидном вопросе о Сирии. Выходит, общность языка, словаря, пересекающиеся с нашим множества взглядов и шуток не спасают от нападок, не делают друзьями?
Война с элитой
Во многих отношениях Борис Джонсон был Трампом раньше Трампа — как и многие другие политики партии Brexit и вообще евроскептики. И как о Трампе, о них у нас с симпатией говорили те, кто считает, что Запад стал слишком сух, формален, идеологизирован.
Партия Brexit в Великобритании является коллективным Трампом также в том отношении, что обоим их противники приписывают связи с Путиным и выполнение путинской программы. «Brexit может порадовать только Путина», — говорил премьер-министр Дэвид Кэмерон. «Теперь это официально. На выборах Клинтон состязается с Путиным», — пишет колумнист The Washington Post, а другие колумнисты и штаб кандидата Клинтон только поддакивают.
По всем признакам, Борис Джонсон — тот самый народный министр (как прежде был народным мэром), а правительство — то самое народное правительство, на недостаток которых в западной политике слышны жалобы из России. Как сейчас Трамп — народный кандидат, хоть и миллиардер.
Народными в наших глазах их делают сразу несколько вещей. Они в конфликте с собственной интеллигенцией и партийно-политическим истеблишментом, они откровенны в вопросе о мигрантах, а те, что в Британии — вдобавок против брюссельской бюрократии и за выход из ЕС. А брюссельскую бюрократию и ЕС у нас принято попрекать: чьи санкции? кто не дает безвизовый режим? кто все время нас поучает? Зато народные политики по обе стороны Атлантики с удовольствием отступают от словаря и грамматики политически корректного языка. Значит, уверены у нас, не врут и не притворяются. В глазах российских политиков это не только признак яркости, но и признак искренности: такие не будут читать проповеди, а станут разговаривать начистоту. Панталоны, фрак, жилет, всех этих слов на русском нет, и не надо. Россия ведь этого и хочет — без проповедей, без лицемерия, без фрака, без панталон, да, скифы мы, да, санкюлоты мы.
У нас уверены, что все проблемы между Россией и Западом происходят от антироссийской, капризной, зараженной лицемерием западной элиты, которая не представляет собственные народы. А вот если наладить контакт напрямую, мимо элиты, с народами или с теми политиками, которые представляют народ, проблемы исчезнут. Отсюда и наши попытки собрать свой четвертый интернационал: провалившийся съезд радикально правых западных партий в Петербурге летом 2015-го, будущий фестиваль молодежи и студентов в Сочи для левых, в друзьях — те из западных руководителей, кто сделал шаг в сторону вправо или влево от стандартов: Орбан, Ципрас, Саркози.
Но что мы видим в реальности? Brexit, может, и радует Путина (хоть сам он о своей радости высказывался менее определенно, чем многочисленные западные политики и журналисты), но британское правительство и министр Борис Джонсон совсем не собираются его радовать. Наоборот, они его пока преимущественно расстраивают, хотя и народные, и противники истеблишмента, и шутят ненормативно.
Какой урок из этого может извлечь российская дипломатия? Яркость и нестандартность — они во все стороны одинаковые, светят, говоря библейским языком, на правых и не правых. Светят, но не всегда греют. Хорошо, когда яркость, неординарность, решительность выбирают нужное тебе направление, но плохо, когда ты оказываешься в их прицеле, а одно из свойств, по определению присущих политической нестандартности — способность и даже вкус к переменам направления и резким маневрам. Политические партнеры Путина знают это по себе. Поверхностная общность языка и некоторого количества традиционных ценностей здесь не гарантирует политического союзничества.
Пройденный материал
Но что-то подсказывает, что российская дипломатия если не выучила, то прошла этот урок и держит его в уме.
Она прошла его в ноябре 2015 года, когда Турция сбила российский военный самолет. Путин и многие вокруг него жаловались на отсутствие масштабных, решительных, полновластных лидеров в современной Европе: все какие-то блеклые, зажатые, формальные, после ухода Ганди, Тэтчер, де Голля не с кем поговорить. Им, бывало, противопоставляли Эрдогана: сильного, властного, энергичного, неординарного. К тому же защитника турецкого ментального суверенитета, который принимает западные ценности не подряд, а избирательно, а от прочих гордо обороняет свою великую державу.
Именно эти свойства в полной мере, всей тяжестью обрушились на Россию, когда проекты России и Турции столкнулись в Сирии и из союзников по отвоевыванию уважения у Запада они за несколько недель стали противниками по вопросу о сирийском будущем.
Конечно, с Эрдоганом удалось примириться. Турции слишком дорого ссориться с Россией, а неудавшийся переворот вернул в центр картины мира Эрдогана тему западного лицемерия и смены режимов, которая так близка Путину. Но теперь это не восторженная дружба государей, это прагматический союз правителей, чьи интересы и само право на власть поставлены под сомнение внешними силами.
Не похоже, чтобы это сильнейшее политическое переживание не оставило никаких следов в российской внешней политике. Поэтому те, кто думают, что Путин, Россия, МИД всеми силами души и разума впрягаются за Трампа и ничего для него не пожалеют, ибо надеются, что при нем жизнь станет тихою, нежною, как ласка, скорее всего, ошибаются. Нет такой надежды. На Трампа, может быть, сморят как на меньшее из зол (как смотрит на Клинтон американский истеблишмент), но в Сибирь за него не пойдут. Яркость и нестандартность имеют свойство менять направление, промахиваться и срываться с места раньше времени, бить неприцельно, по площадям, и про это в Москве помнят.
