Тегеранская тревога: почему в Иране так ждали итогов саммита в Хельсинки
Одной из тем, обсуждавшихся на встрече президентов Дональда Трампа и Владимира Путина в Хельсинки, стала ситуация вокруг Ирана, связанная с выходом США из ядерной сделки и стремлением Вашингтона ограничить иранское влияние в Сирии. Американская сторона добивается от Москвы отказа от нейтральной позиции по этому вопросу. В Тегеране опасаются, что Трампу каким-то образом удастся договориться с Путиным, чтобы тот поспособствовал полному выводу иранских и проиранских сил из охваченной гражданской войной страны.
Напомнить о себе
Буквально накануне саммита, 12–13 июля, в Москве пытался повлиять на российскую позицию Али-Акбар Велаяти, советник духовного лидера Ирана аятоллы Али Хаменеи. Он приезжает уже не в первый раз, официальная повестка примерно одна: политическое взаимодействие, расширение экономического сотрудничества, иранская ядерная программа. Со времен предыдущего визита Велаяти в Москву в феврале 2016 года декорации несколько изменились: тогда иранские и российские аналитики обсуждали беспокойство России по поводу возможного ирано-американского сближения, в то время как нынешние встречи 12–13 июля состоялись в период явного обострения «иранской ядерной проблемы». Теперь в Иране, напротив, обсуждают возможность стать разменной картой в отношениях России и США. «Можно ли доверять России?» — это важный внутриполитический вопрос, на который Велаяти, очевидно, искал в Москве положительный ответ.
По прибытии в Россию советник не стал вдаваться в детали двух посланий, которые он привез Владимиру Путину от Али Хаменеи и президента Хасана Роухани, но по традиции назвал двусторонние отношения стратегическими. Основой для этой характеристики по-прежнему служат взаимодействие в Сирии и поддержка Россией так называемой ядерной сделки 2015 года, а также ссылка на «долгосрочную повестку дня, разделяемую двумя странами».
В Москве на заседании Валдайского клуба Велаяти подтвердил, что иранские специалисты находятся в Сирии и Ираке по приглашению легитимных правительств этих стран и покинут их только в случае, если в Дамаске и Багдаде решат, что помощь иранских военных советников больше не требуется. Таким образом, Тегеран снимает с себя ответственность за присутствие на территории иностранных государств. Сопротивление политике США и Израиля в отношении стран региона служит здесь удобной идеологической опорой, особенно в конструкции «Иран и Россия совместно противостоят натиску террористов, подпитываемых из Вашингтона и Тель-Авива».
Недавняя риторика Москвы этим заявлениям не противоречит. 28 июня представитель России в ООН Василий Небензя в своей речи признал законные основания присутствия иранцев в Сирии, хотя при этом в Москве не раз заявляли о необходимости вывода всех иностранных сил с ее территории. Впрочем, в Москве предпочитают отзываться об отношениях с Ираном сдержанно. Например, на каждом саммите Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) повторяются заявления о положительном отношении России к полноценному членству Ирана, который подал заявку еще в 2008 году, но перемены статуса в Тегеране до сих пор не дождались.
По итогам переговоров в Москве Велаяти заявил о готовности российских компаний вложить $50 млрд в энергетический сектор исламской республики, заметив, что это позволит компенсировать выход европейского бизнеса, который вынужден соблюдать санкции США против Ирана. В Кремле, однако, не стали спешить с подтверждением этих инвестиций, а министр энергетики Александр Новак сообщил, что российское предложение к Ирану прежнее — нефть в обмен на товары.
После майского решения Трампа прекратить участие в ядерном соглашении с Ираном в Тегеране сохраняли надежду на Европу. Но несмотря на недовольство европейских лидеров новыми санкциям США, надежд на поддержку европейского бизнеса не так много. Поэтому после фактического провала ядерной сделки — главного достижения президента Роухани — консервативная элита Ирана стремится к демонстрации единства со странами антиамериканского фронта, Россией и Китаем, куда, кстати, Велаяти направился сразу после Москвы.
Вопросы к союзнику
Однако претензий к России у иранцев достаточно. Помимо уже давно обсуждаемых — отказа в 2012 году от поставок комплексов С-300 в связи с санкциями ООН, затяжного строительства Бушерской АЭС — есть и новые. Среди них — готовность России вместе с Саудовской Аравией наращивать экспорт нефти в рамках формата ОПЕК+, частые визиты в Москву премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху и российское молчание по поводу удара по иранским целям в Сирии 10 мая, как раз на следующий день после очередной встречи Нетаньяху и Путина. Можно вспомнить и недавнее высказывание заместителя министра иностранных дел Сергея Рябкова о том, что предложение о выработке нового соглашения, дополняющего СВПД, «заслуживает рассмотрения», в то время как иранцы неоднократно заявляли о неприемлемости любых приложений к «ядерной сделке». Однако в данной ситуации официальный Тегеран предпочел оставить неприятную рефлексию на потом, устроив встречу Велаяти с Путиным в один день с Нетаньяху и всего за несколько дней до саммита в Хельсинки.
Наилучшим способом подчеркнуть близость двух стран по-прежнему остается военное сотрудничество в Сирии. Недаром Велаяти поспешил заявить о полученном согласии Путина вскоре посетить Тегеран для проведения очередной встречи «астанинской тройки».
Иранские консерваторы любят повторять, что народ давно привык к санкционному давлению, но на самом деле ситуация в Иране гораздо тяжелее, чем в 2012 году, когда были введены наиболее жесткие санкции ООН. Естественно, усиление изоляции в таких условиях крайне нежелательно, а потому и потребовалась коммуникация духовного лидера с президентом России. Попытка представить российско-иранские отношения в рамках парадигмы холодной войны, когда США — главный враг, представляются наилучшим сценарием в Тегеране, где над условно либеральным и прозападным президентом Роухани давно нависает угроза импичмента.
