Россия в штопоре: какие альтернативы остались у Путина
Назад, в Египет
Предпринятые властью в начале 2014 года резкие шаги сделали, как представляется, необратимыми ряд наблюдавшихся с середины 2012 года трендов. В результате траектория российского политического режима стала похожа на движение самолета в штопоре.
За последние пару лет произошла стремительная трансформация российской элиты в новый вариант номенклатуры, которой присущи следующие черты: 1) полная зависимость от должности и непосредственного начальника; 2) вытекающий из этого короткий горизонт планирования; 3) более сильные вертикальные связи и слабые горизонтальные, что обеспечивается постоянной ротацией на уровне руководителей регионального уровня; 4) предоставление собственности в пользование за верную службу с возможностью ее отъема; 5) юридические и моральные рамки для власть предержащих шире, а не уже, чем для обычных граждан. Подобные тренды наблюдались и прежде, но раньше речь шла о гибриде номенклатуры и элиты, сейчас же черт элиты почти не осталось.
Происходит демонтаж многих прежних достижений. Это касается и судебной системы, и выборов, и реформы местного самоуправления. Наиболее тяжелы последствия в отношении общества, поскольку здесь демонтированы не столько механизмы функционирования, сколько базовые общественные установки. Общество, бродившее по пустыне два-три десятка лет и изживавшее советские черты, переходя к новой нормальности, вновь вернулось в Египет.
Заложники прошлого
В 2014 году власть решила усиливавшуюся с конца 2011 года проблему своей легитимности, но дорогой ценой – перейдя от демократической легитимности к военно-вождистской. Беда в том, что эта новая путинская легитимность не передается и не наследуется, и что перейти обратно к выборной легитимности, не меняя режима, власть не может. Кроме того, вождистская легитимность нуждается в постоянном подкреплении-подновлении, особенно в ситуации экономического кризиса и падения уровня жизни, когда блеск побед быстро тускнеет. Способов всего три: демонстрация новых побед; ужесточение риторики «осажденной крепости»; показательные репрессии – и в отношении элит, и в отношении граждан.
Страна – заложница режима, а режим – заложник ранее сделанных решений. Сценарии развития зависят теперь не столько от его выбора, сколько от умения не утратить полностью контроль над ситуацией. В этом смысле предложенный недавно Алексеем Кудриным сценарий смены команды при сохранении лидера ничего, по сути, не дает.
Как ни странно, резкое и, по-видимому, долговременное падение цен на нефть вселяет некоторые надежды на деэтатизацию, дерегулирование, децентрализацию. Решение в декабре по делу Алексея и Олега Навальных и недавний призыв Вячеслава Володина к более конкурентным выборам в регионах можно рассматривать как позитивные сигналы о том, что Кремль, во-первых, способен к оперативному реагированию на быстро меняющуюся политическую ситуацию, и во-вторых, предлагаемые им решения могут лежать в плоскости публичной политики и предполагать некоторое укрепление крайне ослабленных институтов.
Регионы не спасут
Развитие ситуации при резком финансовом ослаблении власти чем-то может напоминать 1990-е годы, когда власть, уходившую из рук слабевшего центра, подхватили в регионах. При этом прямой повтор 1990-х невозможен, в том числе и потому, что отсутствие политики и негативный отбор привели к деградации политических элит на всех уровнях, как федеральных, так и региональных. Изложенный недавно Евгением Примаковым сценарий переноса центра тяжести в регионы, увы, сейчас невыполним.
Невыполним в силу, прежде всего, деградации региональных элит. Лишь один из семи глав регионов имеет опыт прохождения через реальные выборы – губернаторские до 2005 года или думские в территориальных округах. Многие из нынешних глав регионов – новички и вообще не имели до назначения опыта публичной политической деятельности. Две пятых губернаторов – либо «варяги», никогда прежде не работавшие в регионе, который теперь возглавляют, либо «гастролеры», имевшие отношение к региону лишь в далеком прошлом.
Кремль практикует подход к регионам как к отделам корпорации, перебрасывая чиновников с отраслевых отделов – федеральных министерств и ведомств – на территориальные, и с одного территориального отдела на другой (побыл губернатором одного региона – перебрасывают на другой). Приход вместе с губернаторами целых управленческих команд с их старого места службы или из корпораций-спонсоров, стоящих за губернаторами, создает эффект оккупационных или вахтовых властей и приводит к противостоянию старых и новых региональных элит.
Не удержались в роли центров консолидации региональных элит и популярные мэры столичных городов – их назначаемые губернаторы извели как класс. В этом губернаторам помогли другие федералы из числа постоянно теперь ротируемых силовиков и правоохранителей, тоже, как правило, рассматривающих регион как место длительной служебной командировки. Таким образом, остающиеся корневые региональные элиты сейчас ослаблены, дезорганизованы и обезглавлены.
Сценарии коллапса
Режим, решив на время проблему своей легитимности и получив второе дыхание, не решил по сути ни одну из стоявших перед страной серьезных проблем – трудности на Северном Кавказе; масштабный управленческий кризис, перерастающий в политический; деградация социальной и технической инфраструктуры, – а лишь усугубил их. Добавились и новые вызовы, связанные с риском падения легитимности, обострением внутриэлитных конфликтов, ростом напряженности из-за сокращения социальных расходов, вооруженным конфликтом на востоке Украины.
Все эти вызовы повышают риск коллапса режима, который может проходить по двум основным сценариям: 1) «дворцовый переворот» при росте недовольства в элитах и населении в ситуации затянувшейся конфронтации с Западом и вследствие обострения борьбы в элитах за сокращающийся «рентный пирог»; и 2) социальный взрыв из-за роста напряженности и неадекватной реакции власти на протесты по самым разным поводам, от политики до безработицы, падения уровня жизни и т.д. Эти сценарии не являются альтернативными и могут реализовываться совместно.
Важно другое: с уходом Путина или его легитимности с политической сцены наиболее вероятным следствием станет хаос в силу эффекта «политической пустыни». В стране нет ни институтов, способных удержать выпавшую из рук лидера власть, ни самостоятельных, пользующихся авторитетом политических фигур. Власть сможет поднять любая, пусть немногочисленная, но хорошо организованная, способная опередить остальных сила. Представляется, что основных таких сил две: 1) кто-то из спецслужб в связке с радикальными националистами; 2) Рамзан Кадыров (в январе он впервые вошел в число пользующихся доверием федеральных политиков с пятипроцентным рейтингом – как у Валентины Матвиенко и выше Алексея Кудрина).
Второй вариант выглядит фантастическим только на первый взгляд. И амбиций, и ресурсов у лидера второго российского авторитарного режима, с недавних пор активно позиционирующего себя на мировой арене, довольно для того, чтобы побороться за «путинское наследство» – или хотя бы за его часть. Возможны, наверно, и какие-то союзы, коалиции как между двумя этими силами, так и внутри первой силы.
Полтора года в запасе
Изменение нынешнего крайне неустойчивого политического равновесия зависит от сравнительной скорости целого ряда процессов, как внутри России, так и во внешнем мире – прежде всего, на Украине и в Европе. У нынешнего режима есть еще год-полтора в запасе. Режим санкций и сейчас уже тяжелый, а через год станет совсем губительным для российской экономики. Финансовая «подушка» проедается. Запреты на выезд широким категориям силовиков и чиновников создают недовольство; они могут быть лишь временными или должны быть чем-то существенным компенсированы. Да и в целом гипертрофированная роль силовых элит требует восстановления баланса.
Возможно, примерно на такую дистанцию закладывается и сам режим, идя на жесткую конфронтацию с Западом, которую российская экономика долго не выдержит, или переводя элиты среднего звена в состояние военно-полевого лагеря. Исходя из этого, есть основания надеяться, что произойдет позитивный сдвиг в направлении институционализации, подразумевающей честные выборы, реальные партии и восстановление публичной политики.
