Возвращение врага: как Трамп стал «не нашим»
В заявлении МИД России по поводу американского удара по авиабазе в Сирии есть все возможные словосочетания, используемые для изображения праведного гнева, но нет только одного слова — «Трамп». Россия держит «форточку последней надежды» для контактов с США приоткрытой.
Дональд Трамп не был бы американским президентом, если бы не ударил по Сирии в ответ на химическую атаку в Идлибе. И дело не только в его рейтинге, который падает медленно, но верно — галсами, как осенний лист. США не могут сосредоточиться исключительно на внутренней повестке, как обещал новый президент, потому что в этом случае это уже будут не Соединенные Штаты. Владимир Путин, в свою очередь, не был бы российским президентом, если бы не заявил, что США осуществили «агрессию против суверенного государства», и не ответил бы приостановкой действия меморандума о безопасности полетов в Сирии.
Новая фаза прокси-войны
Это ставит Соединенные Штаты и Россию на грань очередной, уже слишком опасной, фазы прокси-войны. В этом нет ничего нового, просто теперь стороны перестанут делать вид, что борются не друг с другом за статус самой крутой державы мира, избрав для этого такую площадку, как Сирия, а с международным терроризмом и просто все никак не могут согласовать цели. Эта площадка, когда-то по непонятной причине рассматривавшаяся как плацдарм для потенциального примирения двух стран, напротив, способствовала сначала усилению конфликтности между ними, а затем фактически сдерживала сближение двух les enfants terribles мировой политики.
И вот результат — новая разрядка двух лидеров постпорядка отменяется (как уже почти отменился постпорядок, потому что Трамп вынужден действовать так, как если бы он был самым банальным, классическим президентом ведущей мировой державы). Трамп уже «не наш». И от этого фрустрация российской стороны еще сильнее, чем могла бы быть при потенциальном президенте Хиллари Клинтон — глава американского государства, на которого возлагались такие надежды, фактически предал наши интересы, интересы установления новой модели мирового порядка, где российский лидер мог бы стать «президентом Соединенных популистских стран», причем на своих условиях.
При этом на серьезный «асимметричный» ответ, вроде усиления присутствия в Донбассе или, допустим, присоединения Южной Осетии, у Москвы нет моральных и материальных ресурсов. Только если отношения с США окончательно рухнут, можно ожидать нетривиальных шагов, невзирая на ресурсную недостаточность.
Зато с точки зрения внутренней политики, Путин ничего не теряет: концепцию осажденной крепости еще и демонтировать не успели, как приходится ее подкрашивать и приводить в боевое состояние. Враг снова у ворот, и это опять Соединенные Штаты. А что лучше может способствовать мобилизации населения вокруг национального лидера России, да еще в период начинающейся предвыборной кампании? Это win-win ситуация для Путина: стал бы Трамп «нашим» — мы победили западный мир, не стал — россияне еще теснее сплачивают ряды вокруг своего президента-защитника от супостата.
Отправив «Томагавки» в Сирию, Трамп лишь поддержал высокий рейтинг одобрения деятельности Путина. У предвыборной кампании, которой сонмища кремлевских политологов никак не могли придумать не то что интригу — даже повестку, теперь появился первый пункт: борьба с американской военщиной.
Игра без правил
Возвращение к «дотрампистской» модели внешней политики и внутренней мобилизации — вроде бы привычный сюжет. Но он крайне опасен, потому что правила противостояния отсутствуют. И дело не только в том, что непонятно, как США и Россия будут теперь вести себя в отношении друг друга в Сирии, — нет правил «менеджерирования» мира.
У американских президентов времен Леонида Брежнева и последующих вождей, участвовавших в «гонке на лафетах», был ядерный баланс с пониманием неприемлемого ущерба. С американской стороны использовалась доктрина сдерживания, с российской — доктрина Брежнева. Мир — поделен на понятные сферы влияния. Такая модель, при всей ее взрывоопасности, была безопасней, чем нынешняя невнятица. Потому что правила были четкими. Теперь и правил нет, и игроки, вовлеченные во взаимную фрустрацию, Трамп и Путин, достаточно эмоциональные лидеры, способные на быстрые и неожиданные шаги.
В те времена даже, например, событийная канва прокси-войны двух сверхдержав во Вьетнаме не мешала попыткам диалога США и СССР (в эпоху Никсона, с которым часто сравнивают Трампа) и началу короткой, но впечатляющей эпохи детанта, разрядки. В мемуарах Генри Киссинджера можно найти множество свидетельств того, как две стороны изо всех сил старались не увязывать повестку восстановления отношений с новостями из Вьетнама, отделяли установление мира от новостной ленты прокси-войны. Едва ли современные дипломаты как с той, так и с другой стороны готовы к такой модели отношений. Как минимум у американцев нет своего Киссинджера, что уж говорить о российской стороне.
Российский политический класс может дать еще один шанс Трампу. Но если и до новых сирийских событий не так-то просто было насытить конкретными вопросами повестку потенциальной встречи двух лидеров, то теперь почва для общения Трампа и Путина размыта химическими и ракетными атаками. Кажется, ситуация описывается известным выражением, которое когда-то было использовано генералом Александром Лебедем по несколько иному поводу: «Два медведя в одной берлоге не живут».
