Игра Кадырова: как события в Мьянме стали сюжетом российской политики
Протесты по поводу происходящего вокруг мусульманского народа рохинджа в Мьянме начались в России не в первые выходные сентября, а заметно раньше, не менее двух лет назад. Правда, до последнего времени они наблюдались в основном в интернете, не выплескиваясь на улицы. Мусульманская молодежь не только выражала в Сети солидарность с братьями по вере, но и возмущалась невниманием к бирманским событиям со стороны мирового сообщества, прежде всего стран Западной Европы и США. Антиамериканизм — один из мощных объединителей для исламского сообщества. Различия в отношении к российским властям в представлениях о будущем страны здесь отходят на второй план. Поэтому сетевые активисты разной внутриполитической ориентации дружно писали посты, в которых клеймили «лицемерие Вашингтона», чье внимание к правам человека на Мьянму не распространилось.
Поле для Кадырова
Что изменилось в этих протестах теперь? Прежде всего то, что в защиту рохинджа громко выступил глава Чечни Рамзан Кадыров. Он давно осваивает роль главной фигуры среди российских мусульман, высказываясь по всем волнующим исламское сообщество темам: от запрета хиджабов в школе до строительства мечетей в городах России. И то, что именно после его выступления протесты по поводу событий в Мьянме вышли в офлайн, уже заставило многих говорить о том, что влияние Кадырова на исламскую молодежь, например в Москве, достаточно велико.
Какие последствия могут иметь эти события для руководства Чечни? Пожалуй, наименее вероятный сценарий — конфликт с федеральной властью, хотя ее позиция по событиям в Мьянме, озвученная в заявлении МИДа, довольно сильно отличается от позиции Кадырова. События на западе Индокитая при всем их драматизме все же никак нельзя считать центральным вопросом для российской внешней политики. Мьянма не Сирия, и из-за нее ссориться с одним из ключевых региональных лидеров никто во власти, скорее всего, не захочет. Что фактически подтвердил и Владимир Путин в своем комментарии действий Кадырова.
Молодежная политика
Более важным для официального Грозного будет то, покажет ли он способность в дальнейшем контролировать протестную волну. Если да — это станет для него дополнительным политическим капиталом: глава Чечни в этом случае может получить репутацию лидера, способного влиять на исламскую молодежь, в том числе в Москве, в моменты обострений. Если же события получат дальнейшее уличное развитие, явно нежелательное для федеральной власти, особенно в столице, это создаст политические риски для руководства Чечни. Судя по тому, что чеченские депутаты Госдумы во время несанкционированного митинга в Москве мягко призывали его участников «не поддаваться на провокации», риск этот в Грозном осознают.
В какой мере развитие сюжета с протестами будет на деле зависеть от Грозного — вопрос открытый. Неясно вообще, насколько сегодня возможен контроль за действиями мусульманской молодежи в мегаполисах из одного центра. Пожалуй, наиболее неадекватное из мнений, высказанных по поводу событий у посольства Мьянмы, состоит в том, что там собрались только представители «кланово-родовых структур».
Но даже самое поверхностное исследование молодежи, прибывшей в Москву из мусульманских регионов, показывает, что от реалий традиционного общества ее жизнь довольно далека. Заметная часть этой молодежи никак не зависит от родственников материально, тесно общается в Москве, в том числе и в исламской среде, с представителями разных национальностей и в целом гораздо более модернизирована, чем принято считать. В Чечне известны многие случаи, когда чиновникам легко удавалось надавить на молодых людей через их родственников. А фактические права некоторых силовиков включают, по многочисленным свидетельствам правозащитников, и право беспрепятственно проверять контакты и видео в смартфонах молодых людей, почему-либо показавшихся подозрительными. Это на какое-то время создало возможности для очень жесткой неформальной опеки местной молодежи. Однако в Москве при всем несовершенстве правовой среды такие возможности все же под большим вопросом, как на самом деле и на Северном Кавказе, за пределами Чечни.
Опасные митинги
Однако не менее показательные вещи в связи с протестами против происходящего в Мьянме наблюдаются в некоторых других регионах, за пределами Москвы и Чечни. В Дагестане, например, против митинга протеста выступило местное Духовное управление мусульман. То, что оно оказалось, пусть и косвенно, оппонентом чеченской власти, довольно неожиданно. Официальный дагестанский муфтият точно так же, как глава Чечни, выступает последовательным сторонником так называемого традиционного ислама, который на северо-восточном Кавказе представляет суфизм. Критика «ваххабизма», как на Северном Кавказе называют весь спектр неофициального ислама, на протяжении многих лет наиболее жестко звучит именно из дагестанского Духовного управления и официальных грозненских резиденций.
А вот в этой ситуации дагестанские муфтии и Рамзан Кадыров оказались на противоположных сторонах.
Думается, что причина связана с внутридагестанскими раскладами. В Махачкале митинговую активность (более скромную, чем в Москве) поддержали исламские активисты, известные как критики местного Духовного управления. Логика борьбы требовала не допустить массовости на мероприятии, которое может прибавить популярность оппонентам. На фоне этого солидарность поборников «традиционного ислама», видимо, оказалась менее существенным фактором.
Этот локальный пример на самом деле говорит о многом. Влияние на исламскую молодежь и в Москве, и в регионах становится значимым политическим ресурсом. Значимым, видимо, настолько, что стремление обладать им отодвигает на второй план привычные линии раздела в исламской среде.
