Право на протест: как в СССР прошел первый митинг оппозиции
Митинг-перформанс
«Требуем гласности судебного процесса», «соблюдайте Конституцию». С такими тривиальными по нынешним временам лозунгами 50 лет назад, 5 декабря 1965 года, несколько десятков человек вышли на Пушкинскую площадь. Это был первый оппозиционный митинг в России со времен установления сталинского режима.
Эта дата считается точкой отсчета диссидентского движения, а точнее правозащитного: первые, кто встал на путь открытого сопротивления режиму, диссидентами себя не называли, они апеллировали к законности, к соблюдению властями ими же установленных норм и правил. Точно так же, как этого требуют нынешние несогласные.
5 декабря отмечался День Конституции. Когда организатора и вдохновителя акции Александра Есенина-Вольпина спрашивали в участке, зачем он вышел на площадь, чего добивается, он отвечал с железной логикой, что в День Конституции призывал чтить Основной закон. Арестовывать было не за что. Его отпустили, как и всех прочих задержанных. А статью, карающую за несанкционированные акции, додумались ввести лишь через пару лет.
Первый митинг был в некотором смысле литературно-политическим перформансом. Он затевался в защиту арестованных осенью писателей Синявского и Даниэля (их арестом закончилась короткая «оттепель»). А придумал этот сход и его лозунги поэт, философ, математик и бунтарь, последний сын великого поэта Есенин-Вольпин. «У граждан есть средства борьбы с судебным произволом — это митинги гласности», — писал он в распространяемом перед акцией (в том числе среди студентов МГУ) «Гражданском обращении».
Законные методы против произвола
Есенин-Вольпин задал тон всему тогдашнему протестному движению. Виктория Вольпина (в 1962–1972-м жена и очевидец тех событий) впоследствии отмечала, что именно стараниями Есенина-Вольпина оппозиционное движение второй половины XX века стало правозащитным, а не радикально-экстремистским, хотя и подобные мысли были у несогласных. Он распространял через самиздат Декларацию прав человека, принятую ООН и впоследствии ратифицированную СССР, но тем не менее недоступную для советских граждан. Он назубок знал советские кодексы, учил, как пользоваться существующими законами для достижения поставленных задач.
Есенин-Вольпин первым сумел добиться (еще за полтора года до митинга гласности) принятия и рассмотрения иска о защите чести и достоинства к штатному советскому фельетонисту, обличившему в «Огоньке» Есенина-Вольпина (статья называлась «Из биографии подлеца»), после того как имя поэта упомянул в докладе о «ненавидящих СССР» писателях секретарь ЦК Леонид Ильичев. Иск не удовлетворили, но это была прецедентная попытка бороться с произволом законными методами.
Системная борьба началась, когда Андрей Сахаров и его друзья основали Комитет прав человека. Сахаров писал в воспоминаниях, что его первые заседания шутливо называли ВЧК: «Вольпин, чай и конфеты».
Похоже, из нашей коллективной памяти события декабря 1965-го выпали, заместились позднейшими митингами, из которых самый знаменитый на Красной площади, против ввода советских войск в Чехословакию в 1968-м, когда Галич спел «Смеешь выйти на площадь?!».
Но сами правозащитники хорошо помнили рекомендации Есенина-Вольпина, содержащиеся в «Гражданском обращении», обозначать только законные цели, не отступать от основной задачи: «Какие-либо выкрики или лозунги, выходящие за пределы требования строгого соблюдения законности, безусловно являются вредными, а возможно, и провокационными, и должны пресекаться самими участниками митинга. Во время митинга необходимо строго соблюдать порядок».
Традиции живы
Виктория Вольпина, спустя полвека вновь выходившая на Пушкинскую площадь — с белой ленточкой, — раньше многих заметила угрозу новому протестному движению, предсказала его кризис. Она говорила автору этих строк, что радикалы и провокаторы распыляют задачи движения, могут отвратить людей, которые хотят ясной программы реформ, без анархии и крайностей; прыжки в фонтаны и призывы прорываться к Кремлю до добра не доведут.
Главные цели либеральной оппозиции за полвека мало изменились: требования гласности и соблюдения властями Основного и прочих законов актуальны, как и тогда. Сохранилась и традиция несогласных выходить на площадь в День Конституции, и традиция властей подобные выходки пресекать.
«Мы хотим жить в правовом государстве, где закон был бы незыблем и права всех граждан охранялись бы, где можно было бы не лгать без риска лишиться свободы» — так воспринял писатель и один из основателей диссидентского движения в СССР Владимир Буковский идеи организаторов митинга 1965-го года, на который он тоже собирался, но был заблаговременно арестован.
Нельзя сказать, что диссиденты победили в традиционном смысле слова: к власти они не пришли. Разве что Андрей Сахаров недолго побыл депутатом, а Людмила Алексеева (и она стояла на той площади) впоследствии поработала в президентском Совете по правам человека. Есенин-Вольпин так и остался в эмиграции.
Но эти люди оказались настолько убедительны, что их идеи подхватила решившаяся на перестройку и гласность партийная номенклатура, а затем вся страна. Станут ли когда-нибудь столь же убедительны для большинства лозунги новых диссидентов? Как показал опыт полувековой давности, многое зависит от адекватности методов, внятности поставленных целей, чистоплотности людей, их провозглашающих. От тех, кто борется, — в не меньшей степени, чем от тех, кто им противостоит.
