Как США и Китай открывают новый глобальный фронт

Внимание экономистов и политиков приковано к разгоревшейся с новой силой торговой войне США и Китая, которая продолжает оставаться главным риском для мировой экономики. Однако мало кто пока пытается анализировать долгосрочные последствия конфликта.

Технологическая власть

Между тем, на мой взгляд, на кону не доля китайских товаров на американском рынке, а глобальная технологическая гегемония. Huawei, ставшая жертвой конфликта, — одна из наиболее успешных компаний Китая, ее доля на мировом рынке смартфонов выросла с 4,9 до 19% всего за пять лет, а в технологических решениях для сетей 5G ей нет равных в мире. Удар именно по ней не выглядит случайным: США дают понять, что в их руках сегодня сосредоточены три наиболее мощных инструмента глобальной экономической власти. Во-первых, это самый емкий (хотя и не единственный) в мире рынок. Во-вторых, это технологии hardware — на чипах Intel работают 65% всех компьютеров, планшетов и смартфонов в мире, а также 98% серверных процессоров; четыре из десяти крупнейших альтернативных производителей также находятся в США. В-третьих, это операционные системы — Android и iOS установлены на 97,98% использующихся в мире смартфонов, а доля Windows, Android, iOS и OS X на всех компьютерных устройствах сегодня составляет 95,93% против 0,84% у Linux.

С другой стороны, Китай не может, вопреки частым прогнозам, наказать США продажей их treasuries. У китайских инвесторов этих бумаг на $1,12 трлн — такой объем вполне могут выкупить американские банки и перекредитоваться под них в ФРС (в 2008–2011 годах баланс ФРС вырос на $2 трлн, и ничего катастрофического не случилось). Без доступа к североамериканскому рынку Китай окажется в куда более глубоком кризисе, чем США без китайского импорта.

Однако все это относится к здесь и сейчас. Нет сомнения, что китайские власти и корпорации сделают выводы — и главный из них в том, что в XXI веке нельзя стать первой экономикой мира, не контролируя глобальные технологические решения. За них скоро начнется новая (или первая) мировая экономическая война, которая будет гораздо важнее холодной войны ХХ века. Последняя разворачивалась между странами и блоками, обладавшими одинаковыми по типу ресурсами — ядерным оружием, массовыми армиями, универсальными идеологиями и финансовыми средствами для покупки союзников. Новая конфронтация станет совершенно иной по своему характеру.

Возобновление истории

На мой взгляд, в 1989 году завершилась не только политическая холодная война. В это же время — с началом экономического кризиса в Японии — закончилась и эпоха соперничества на равных держав, которые сочетали в себе технологическое и индустриальное лидерства. Новым методом догоняющего развития стало максимальное использование периферийными государствами преимуществ индустриального производства в условиях доминирования развитых держав при создании новейших технологий и информационных платформ. Фактически период 1990–2010-х годов стал временем противостояния постиндустриального и индустриального миров, причем результат такого соперничества не казался предрешенным.

В последние годы дан старт «возобновлению истории»: с одной стороны, развитые страны благодаря возобновляемым источникам энергии, росту собственной добычи традиционных энергоносителей и, что самое важное, стремительной автоматизации производства в рамках четвертой промышленной революции получают шанс возродить свой индустриальный сектор; с другой — усиление трений с США вынуждает периферийные страны отказываться от копирования и искать свои технологические новации и, что наиболее значимо, собственные информационные платформы. Вполне вероятно, что казавшаяся единой глобализация в относительно недалеком будущем сменится двумя параллельными глобализационными проектами, как было в годы холодной войны, но основанными не на идеологических доктринах, а всего лишь на способах использования и потребления информации и высокотехнологичной продукции.

Поэтому я бы не стал предсказывать крах Huawei. У китайских властей достаточно средств, чтобы поддержать компанию, а у нее самой — возможностей разработать собственные оборудования и операционную систему, используя которые она сможет сохранить или отвоевать долю на рынках. «Проект Z» по созданию альтернативной операционной системы, запущенный Huawei, может принести плоды уже в 2020 году. Компания найдет поддержку и у других китайских корпораций, заинтересованных в выстраивании новой глобальной архитектуры продвижения и поддержки собственной продукции.

Особенностью нового мирового противостояния будет гораздо меньшая по сравнению с холодной войной территориальная определенность. В мире приблизительно в равной мере используют американские информационные платформы и китайский hardware — поэтому противостояние будет повсеместным (политические альянсы будут на этом фоне играть подчиненную, если не второстепенную роль). И каждый из участников сможет достаточно благополучно существовать в тех нишах, которые изберет. Поэтому и для США, и для Китая последствия драматизировать не следует.

Потребители на фронте

Зато о них следует задуматься третьим странам, в том числе и России. Реакция Кремля на происходящие перемены — от импортозамещения до суверенного Рунета — указывает на его сугубо оборонительную тактику. В отличие от США и Китая Россия не может опереться ни на распространенность в мире своих технологий, ни на присутствие на мировых рынках с девайсами, которые используются миллионами потребителей. Это не значит, что страна станет разменной монетой в новой большой экономической игре; она попросту не будет в ней участвовать, все дальше оттесняясь на мировую хозяйственную периферию. Но если противостояние обострится, что вполне вероятно, Москве придется занять более определенную позицию в отношении основных игроков, так как может оказаться, что нельзя будет, например, закупать оргтехнику HP или Сanon китайской сборки или использовать к ней китайские расходные материалы. Россия окажется в новом технологическом противостоянии вне зависимости от того, на чьей стороне она в итоге выступит, крайне зависимой от крупных игроков, так как вся логика ее экономического позиционирования после 2014 года сводится к тому, чтобы сидеть на двух стульях, используя дешевый технологический импорт из Китая, но оставаясь крупным потребителем американских информационных технологий. Я не говорю о том, что «технологическая мировая война» окончательно расставит все точки над «i» в вопросе, может ли Россия создать некий новый «центр силы», помимо созданных США и Китаем.

История, которую Френсис Фукуяма и его сторонники поспешили похоронить, несомненно, возвращается, но не в виде нового геополитического противостояния, которое прогнозировали Роберт Кейган и другие неоконсерваторы. Она возвращается с новыми игроками и совершенно новыми правилами игры. Главными ресурсами успеха становятся лишь открытость к будущему и мобилизация интеллектуального капитала.