«От политики мы стараемся держаться подальше»

Фото: Олег Яковлев/РБК

СЕО одной из крупнейших в мире фармкомпаний — AstraZeneca — Паскаль Сорио рассказал РБК, боятся ли западные компании курса на импортозамещение, выгодно ли строить заводы в России и на каких препаратах у нас можно заработать.

​«Как местный производитель мы будем иметь преференции на гостендерах»

— Сегодня вы участвовали в заседании консультативного совета по иностранным инвестициям, которое традиционно проводит премьер-министр Дмитрий Медведев [разговор состоялся 19 октября 2015 года]. Какие темы были основными? Обсуждался ли вопрос санкций?

— Главные вопросы нашей отрасли, которые мы обсуждали, — локальное производство и государственные закупки в фармацевтической отрасли, а именно необходимость ускорения реализации специальных инвестиционных и долгосрочных государственных контрактов, а также других дополнительных возможностей для поощрения инвестиций и обеспечения доступности инновационных лекарственных средств и медицинских изделий. Нам важно, чтобы в России заработали механизмы практической реализации тех или иных решений, и именно об этом мы вели разговор.

О санкциях говорили мало. Да, все инвесторы признают, что санкции влияют на их решения об инвестициях в Россию. Но в то же время Россия настолько крупная и экономически важная страна, что все убеждены: в долгосрочной перспективе инвестиции все равно будут, и мы все вместе будем работать над развитием экономики вашей страны.

Сама AstraZeneca от санкций не пострадала. Но наша задача сейчас — добиться от российских властей большей предсказуемости, потому что для нас, как и для других инвесторов, именно это важнее всего. Мы готовы инвестировать в Россию, но не хотелось бы, чтобы спустя полгода после наших инвестиций произошли какие-то изменения в политике России, будь то введение параллельного импорта [схема ввоза товара, когда помимо выбранных производителем дистрибьюторов его продукцию может ввозить любой желающий] или принудительного лицензирования [передачи права на использование изобретения третьим лицам или организациям без согласия правообладателя].

— Какие действия будете предпринимать, если параллельный импорт все же разрешат? Вы на днях открыли свой завод в Калужской области. Получается, ваша продукция станет неконкурентоспособной?

— Что касается параллельного импорта, здесь ключевой вопрос в другом: сможем ли мы гарантировать качество продукции, которая путем параллельного импорта попадает в страну. Сейчас даже дорогостоящие и жизненно важные лекарства против рака подделывают — смотришь, а в этих таблетках, кроме воды и сахара, ничего нет. То, что происходит внутри Евразийского союза, нам еще понятно. Но возможность параллельного импорта из третьих стран нас пугает — очень высока вероятность импорта контрафактной продукции.

Второй момент, связанный с параллельным импортом, — это как раз то, о чем мы говорили: вопрос предсказуемости экономической среды, в которой мы работаем. Конечно, мы пытались объяснить российскому правительству, что невозможно сегодня построить завод, а завтра узнать, что разрешен параллельный импорт.

— Изменилось ли ваше отношение к России в связи с санкциями и непредсказуемой политикой российских властей?

— Нет, наше отношение к России в связи с санкциями не поменялось. Вообще компании AstraZeneca свойственно долгосрочное планирование на перспективу. Россия — очень важный, очень большой рынок для нас, и через 10 лет он останется столь же значительным. А что произойдет в промежутке между сегодняшним днем и тем, что будет через 10 лет, нас волнует в меньшей степени. От политики мы стараемся держаться подальше. Для нашей компании в принципе большое значение имеют страны с формирующимися рынками, развивающейся экономикой. Особенно важны для нас страны БРИКС. Там много пациентов, которые получают недостаточно медицинской помощи по таким направлениям, как онкология, сахарный диабет второго типа, сердечно-сосудистые заболевания. У нас есть препараты, которые могут этим людям помочь, мы хотим сделать их доступными пациентам.

— Российские власти неоднократно заявляли, что к 2018 году рынок на 90% должен быть обеспечен отечественными препаратами. Беспокоит ли вас курс на импортозамещение?

— Здесь больше беспокоят установленные сроки. При строительстве фармацевтического завода мы должны быть уверены в качестве. Нужно сертифицировать завод, обучить персонал, и тогда мы сможем произвести качественные лекарства. На все это требуется время.

— К 2018 году ваш завод должен производить 40 млн упаковок разных препаратов в год. Этого хватит для того, чтобы обеспечить российский рынок, или какую-то часть лекарств вам все равно придется импортировать?

— Я надеюсь, что для российского рынка этого будет достаточно. С другой стороны, хочется верить, что и спрос на наши препараты будет увеличиваться. В любом случае у завода большой потенциал для роста, поэтому спрос российских потребителей мы в любом случае сможем удовлетворить. При необходимости мы можем продолжить строительство для увеличения мощностей. Хочу отметить, что наши инвестиции — самые большие в фармацевтической отрасли в России. Я разговаривал с губернатором Калужской области [Анатолием Артамоновым], он говорил, что многие иностранные компании запустили свои производства в Калужской области, но завод AstraZeneca — самый крупный [по объему инвестиций].​

— Инвестиции в строительство завода составили $224 млн. Это конечная цифра?

— Нет, инвестиции еще будут. Для нас это долгосрочные вложения: после того как завод пройдет сертификацию, он будет работать долгие годы, поэтому экономить на нем мы не будем.

— По сравнению с другими крупными компаниями AstraZeneca начала строить свой завод в России довольно поздно. С чем это связано?

— Да, в фармацевтической отрасли мы не первые, но и не отстающие. Если говорить именно о крупных компаниях, которые инвестировали в местное производство, их не так уж и много, например Sanofi, Novartis. Многие компании открывают в России линии по упаковке, а сами продукты импортируют из-за границы. Мы же открываем производство полного цикла, построенное с нуля, то есть на месте будем производить лекарственные средства.

— Почему вы решили запустить завод полного цикла? Это дешевле, чем импорт?

— Импортировать нам как раз было бы выгоднее: себестоимость производства в России не такая уж и низкая. Но мы считаем, что раз компания имеет бизнес в России, то она должна стать максимально российской. Нам важно содействовать развитию фармацевтической отрасли в России, создавать здесь новые рабочие места. Кроме того, мы понимаем, что как местный производитель будем иметь определенные преференции при участии в государственных тендерах.

«Россия показывает очень высокие темпы роста»

— Когда вы пришли в компанию в 2012 году, у AstraZeneca истек срок на ряд патентов, поэтому компания переориентировалась на создание новых препаратов по лечению диабета, онкологии. Каких результатов вам удалось достичь за три года?

— Да, действительно, многие наши препараты утратили патентную защиту, по ним наша выручка падает. Есть ряд препаратов, по которым сроки истекают. Все это довольно известные продукты, такие как [препарат для снижения уровня холестерина] «Крестор», [гастроэнтерологический препарат] «Нексиум». Поэтому мы сейчас работаем над тем, чтобы создать большой портфель новых проектов. Мы уже достигли в этом большого успеха. Сейчас начинаем выводить на рынок новые продукты для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, сахарного диабета второго типа, бронхолегочных заболеваний и рака, например [препарат] «Олапариб» для лечения рака молочной железы. Еще у нас на финальной стадии исследований новый продукт для борьбы с раком легких — по нему мы ждем одобрения FDA [Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств США]. Буквально через пару лет много новых продуктов выйдет на рынок.

— Какую долю в общей выручке компании заняла Россия по итогам 2014 года? Как меняются выручка и прибыль российского подразделения AstraZeneca из года в год?

— Мы такие цифры не называем, потому что это конфиденциальная информация. Но могу сказать, что в 2014 году доля России в выручке компании оставалась еще относительно небольшой. Мы получаем достаточно большую выручку в других регионах нашего присутствия — Японии, США, Западной Европе. Но Россия показывает очень высокие темпы роста. В прошлом году он составил 20%, в этом году будет примерно таким же [в начале ноября AstraZeneca раскрыла выручку в РФ по итогам девяти месяцев 2015 года: по сравнению с аналогичным периодом прошлого года она выросла на 22%, до $163 млн, что составило менее 1% выручки всей компании]. Именно поэтому Россия такой важный для нас рынок. Сейчас существенную долю в общем объеме нашей выручки и прибыли стал занимать Китай.

— AstraZeneca стала отдавать приоритет развивающимся рынкам с вашим приходом в компанию. Эта политика сохранится?

— Да, в ближайшие годы наши приоритеты не изменятся. Если говорить о цифрах, то в Китае рост выручки в прошлом году у нас составил 20%, Бразилия выросла на 15%. В эти страны мы планируем инвестировать и дальше. Сейчас где-то 25% нашей выручки складывается за счет стран с развивающейся экономикой. В следующие три-четыре года эта цифра точно вырастет до 30%. Количественно продажи препаратов в развивающихся странах выше, чем в развитых. Просто в Европе и США мы продаем больше дорогих лекарств, направленных, например, на борьбу с раком. А в Бразилии, России и Китае продажи складываются преимущественно за счет лекарств против сердечно-сосудистых заболеваний, сахарного диабета второго типа: они дешевле.

— В 2014 году выручка AstraZeneca выросла на 3%, до $26,09 млрд. Чистая прибыль при этом снизилась на 15%, до $5,3 млрд. В первом полугодии этого года снизились и выручка, и прибыль. С чем связано ухудшение ваших финансовых показателей?

— Объяснение достаточно простое. Во-первых, как мы уже говорили, истекают сроки действия патентов на препараты. Во-вторых, мы считаем свою выручку и прибыль в долларах, а национальные валюты в странах БРИКС в этом году сильно девальвировались относительно доллара. В России, например, как вы знаете, падение составило около 50%. Поэтому, когда конвертируем выручку в доллары, мы получаем такие низкие результаты. Третья причина заключается в том, что мы много инвестируем в местное производство, подготовку кадров, науку, развитие препаратов. Так что в будущем наши финансовые показатели изменятся.

— В будущем — это когда?

— Если брать условно постоянную валюту и сравнивать прошлый год и нынешний, то в этом году мы показываем рост. Но в долларах у нас в отчетности опять будет снижение. 2016 и 2017 годы будут для нас непростыми, потому что все еще будет истекать срок действия патентов на ряд препаратов. Плюс мы по-прежнему будем инвестировать в производство. Отдачу от этих инвестиций, думаю, мы получим только в 2018 году.

— В скором будущем штаб-квартира AstraZeneca должна переехать из Лондона в Кембридж. С чем было связано решение о переезде?

— Переезд в Кембридж позволит нам стать ближе к научному сообществу, к фармацевтической промышленности, которая во многом зависит от развития науки. Мы считаем, что в Кембридже хорошая научная база. Объявив о своем решении переехать, мы смогли привлечь на работу в компанию известных ученых с мировым именем. Мы рассчитываем, что с их участием будут разработаны новые препараты.

— В мае этого года газета Financial Times писала, что одна из крупнейших фармкомпаний мира Pfizer признала свое поражение в попытке поглотить AstraZeneca. В этой истории с возможным поглощением вы активно отстаивали независимость компании и сумели убедить совет директоров отказаться от сделки. Почему вы так поступили?

— Как я уже говорил, мы ориентируемся в первую очередь на развитие науки, развитие научной базы и создание новых препаратов. Слияние или поглощение — это большой отвлекающий фактор для людей, работающих в компании, поэтому я был против таких сделок. Я всегда считал, что AstraZeneca в состоянии приносить хорошую прибыль как независимая компания. Практика показывает, что мы действительно добиваемся успеха.

— А в будущем слияние с какой-то компанией возможно?

— В бизнесе такая возможность существует всегда. Мы тоже рассматриваем варианты поглощения более мелких игроков, чьи продукты нас интересуют. Я всегда своим сотрудникам говорю, что независимость не дается просто так. Ее необходимо зарабатывать путем создания новых продуктов, путем улучшения репутации компании. Если мы будем хорошо работать и приносить больше прибыли, мы останемся независимыми.

— Вы всегда будете отстаивать независимость компании?

— Слияние и поглощение имеют право на реализацию, если синергия оказывает положительное влияние и на одну, и на другую компанию. Если же речь идет только об экономии на налогах и затратах, то это скорее отвлекающий фактор, который мешает компании развиваться. Да, в настоящее время мы ориентированы на то, чтобы сохранить свою независимость. Но мы работаем для своих акционеров, и, если вдруг окажется, что кто-то делает очень выгодное для них предложение, придется его рассмотреть.​